Что ж, время настало. Как они и надеялись.

— Ты уверен? — спросила она на всякий случай.

Сначала он ответил ей поцелуем — медленным, полным скрытого смысла, не нуждающимся в словах. Но затем он счел нужным кое-что сказать.

— Думаю, да, милая. А ты сумеешь справиться с трудностями, пока я буду учиться?

Дурацкий вопрос. Она ответила на него давным-давно, еще до свадьбы, когда его мать показала ей детские фотографии Эм Джи: смеющееся, лукавое маленькое существо с вечными синяками, постоянно окруженное существами женского пола. Узнаваемое в более мягких и спокойных чертах Люси.

— Ты будешь замечательным отцом, — прошептала Кэтлин, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами при мысли о том, что этот дерзкий взгляд будет сопровождать ее всю жизнь. Что когда-нибудь любимый мужчина с душой Дон-Кихота посмотрит на ее ребенка так же, как он смотрел на эту крошечную девочку со старых фотографий.

На короткий миг Эм Джи прижал ее к себе с такой силой, словно только они двое остались в этом мире, да еще ветер, небо и море. Старые воспоминания были еще живы, но их голос становился все тише и тише.

— О Боже, любимая, — прошептал он. — Ты так много дала мне…

Кэтлин обнимала его ничуть не слабее, и Тобин ощущал вкус ее слез — цену и награду любви. Слезы благодарности тем, кто сделал так, что они снова оказались здесь, на краю света, где началась их новая жизнь.

— Нет, — мягко возразила она. — Ты дал мне не меньше. Мы все разделили пополам.

И там, в том доме над океаном, где они впервые познали объятия друг друга, муж с женой снова и снова клялись в любви, давали нежные обещания, скреплявшие их будущее и уносившие прошлое. Тихий шепот, ласковые слова прославляли новую жизнь.

Снаружи, на террасе, мясо превратилось в угли. Но внутри дома шел пир, на котором Эм Джи и Кэтлин хватило и меда, и пива.