— Стойте на месте! — приказала я. — Вам придется ответить на наши вопросы. И предупреждаю — в случае необходимости мы будем безжалостно стрелять. Вы уже могли убедиться, что на звук выстрела в этот глухой уголок никто не прибежит.->

«Шляпа» повернулся к Марусе, сжимавшей обеими руками револьвер, и сделал несколько шагов в ее сторону.->

— Остановитесь! — закричала она срывающимся голосом. — Лучше остановитесь, или мне придется вас убить!->

— Не убивай меня, Машенька! Я ведь твой брат.->

— Не морочьте мне голову! Какой еще брат?->

— Двоюродный. Я ->— ->Михаил Хорватов.->

— Вы сумасшедший! Уж кого-кого, а Мишеля я хорошо знаю. Что за глупости?->

Револьвер в Машиных руках задрожал, и я на всякий случай повернее взяла на мушку полоумного субъекта, позволявшего себе так нагло врать. Самозваный кузен плюхнулся на скамью и сдвинул на затылок свою знаменитую шляпу. На секунду мы онемели, потом кто-то из нас — я или Маруся — громко ахнул.->

На нас смотрело лицо редкостного урода. Бугристая, словно изрытая ямками кожа в синеватых шрамах, бесформенный нос с безобразной дыркой вместо одной ноздри, вместо правого глаза — покрытая корками щель…->

Стало понятно, почему этот человек всегда так низко надвигал шляпу — видеть она ему не мешала, скрывая пустую глазницу, зато под широкими полями, затенявшими лицо, было не так заметно его безобразие.->

— Не бойтесь, я просто переболел в детстве черной оспой в тяжелой форме. Маруся, выслушай меня, пожалуйста! Я действительно твой брат, а человек, присвоивший мое имя…->

— Как в таком случае звали вашу мать, мою тетку?->

— Анна Кирилловна.->

— Маруся, такие вещи легко узнать даже постороннему человеку, — я сочла нужным вмешаться. — Спроси о чем-нибудь, что касается узкосемейных дел.->

«Шляпа» наконец сообразил, что неучтиво сидеть, когда дамы стоят (даже если в этот момент они целятся в тебя из револьверов), и попытался снова встать. Но я, поигрывая оружием, потребовала, чтобы он продолжал оставаться в сидячем положении — мне так было спокойнее. Если бы он решил броситься на кого-то из нас, он потратил бы лишние секунды на подъем со скамьи, а я за это время приняла бы меры к защите…->

— Где находится наша подмосковная дача, на которой мы с кузеном в детстве вместе проводили лето? — Маруся наконец придумала вопрос, на который ответить мог только член семьи.->

— В Химках. Машенька, помнишь, там под кустами сирени была деревянная скамья, похожая на эту, — уродливый господин похлопал рукой по сиденью рядом с собой. — Тебе как-то подарили формочки для песочных куличей, такие беленькие, с выдавленной на донышке фигуркой — уточкой или зайцем… Тетя Варя приезжала к бабушке в гости и привезла нам с тобой какие-то игрушки. Ты стала делать аккуратненькие куличики на досках скамьи, а я подкрался и разрубил их лопаткой для песка. Мне просто интересно было посмотреть, насколько они прочные. А ты так плакала, так плакала, что мне стало очень стыдно, и я даже хотел отдать тебе все свои фантики… Помнишь?->

Надо признать, голос у него был очень приятного тембра…->

— Да, — растерянно призналась Маруся. — У тебя был один фантик, такой красивый, я всегда его выпрашивала…->

— С девочкой и собачкой? Но я ведь в конце концов его тебе подарил! Когда ты заболела… Ты тогда лежала такая несчастная, с завязанным горлом, и хрипела… Няня завязала тебе горло старым красным шарфом, а ты все время жаловалась, что шарф «кусачий»…->

— Мишенька! — Маруся с рыданиями бросилась на грудь «шляпы». Между прочим, теперь придется отвыкнуть так его называть, нельзя проявлять подобное неуважение к родственникам самой близкой подруги. — Миша, что же с тобой случилось? Я ничего не понимаю! И кто этот… ну второй Хорватов?->

— Ты помнишь, когда я еще был маленьким, мои родители вместе со мной отправились в Англию? Отец всю жизнь жил за счет приданого жены и денег тещи, нашей бабушки, но всегда изобретал какие-то способы быстрого обогащения. У него была идея — открыть в России металлургические предприятия, якобы способные принести баснословные прибыли, но для этого ему необходимо было побывать в Англии и пройти практическую стажировку на британских заводах. Он уговорил бабушку оплатить эту поездку. Постоянно мы жили в Лондоне, но отец с матерью регулярно совершали длительные вояжи то в Ливерпуль, то в Манчестер, то еще в какие-то города, оставляя меня дома с гувернанткой и прислугой. Не уверен, что они посещали исключительно металлургические заводы, но дома они отсутствовали часто. Гувернантка, мисс Доув, казалась очень ответственной, да и остальная прислуга — горничная, кухарка — были внимательны и ласковы со мной. К несчастью, жених нашей кухарки служил матросом на корабле британского торгового флота… Из каких-то далеких азиатских колоний экипаж корабля завез редкую форму черной оспы. Родители были в отъезде, когда кухарка, заразившись от своего жениха, заболела и умерла. Вскоре черная оспа обнаружилась у горничной и у меня, а мисс Доув, бросив нас на произвол судьбы, решила спастись бегством. Соседи, увидев, что в нашем коттедже никто не подает признаков жизни, обратились в полицию…->

Вернувшись из поездки, родители нашли меня умирающим в простонародном лазарете, в сорокаградусном жару, покрытого струпьями и без сознания. Врачи ждали моей смерти с часу на час.->

Мать, проклиная себя за то, что оставила ребенка на чужих людей и с ним случилась такая беда без нее, осталась со мной и стала делать все, чтобы меня выходить. Мне удалось выжить, возможно, благодаря ее заботам, но мое состояние долго оставалось крайне тяжелым, лицо было покрыто страшными язвами, а самое ужасное — глаза и уши сплошь в оспенной коре, врачи боялись, что я лишусь зрения и слуха. Доктора говорили, что наука бессильна, снять кору — значит наверняка убить меня, оставить — я могу выжить, но слепым и глухим…->

Слушая рассказ Михаила, мы с Марусей сначала дружно достали платочки и, положив револьверы на лавочку, принялись утирать набегающие слезы, а потом, уже не сдерживаясь, заплакали в голос. Заметив это, Михаил стал сдержаннее — видимо, чужая жалость его угнетала.->

— Не буду утомлять вас, милые дамы, излишними неприятными подробностями. Как видите, я выжил, но превратился в редкого урода. Один глаз у меня вытек, ноздря оборвалась… Впрочем, слух удалось сохранить. Но когда отец увидел меня после болезни, он сказал матери: «Прискорбно, но сына мы потеряли. Нашего Миши все равно больше нет. Я не в силах показывать людям этого маленького одноглазого уродца в качестве своего ребенка!»->

Мать не могла с этим согласиться. Она-то возносила молитвы Господу за то, что он милостиво сохранил мою жизнь! Мама решила, что между любимым мужчиной и любимым больным ребенком и выбора никакого быть не может — несчастное дитя ей дороже. Но отец понимал, что, оставшись и без жены, и без сына, он лишится и всякой денежной помощи со стороны тещи.->

Ему в голову пришел довольно хитроумный план — взять в дом мальчика моего возраста и в дальнейшем выдавать его за меня. А матери было позволено тайно возиться с несчастным уродцем, но ни в коем случае не сообщать никому из родственников и друзей, что это настоящий сын. В противном случае отец обещал найти возможность убить меня и «покончить со своим позором».->

В Лондоне жила тогда вдова русского политического эмигранта с двумя детьми. Ее старший сын был моим ровесником. Жили они в страшной нищете, и когда мой отец рассказал бедной женщине, что его единственный сын скончался и он желает усыновить другого мальчика, чтобы окружить его заботой и дать ему хорошее образование и обеспеченное будущее, она легко согласилась. По ее мнению, жизнь старшего сына устраивалась наилучшим образом, а получив от щедрого усыновителя кое-какие деньги, она сможет открыть табачную или овощную лавочку и младшенькому также обеспечит кусок хлеба.->