Их уши одновременно вздрогнули, как будто обе пары принадлежали одному существу. Раздув ноздри и прислушавшись, волки глубоко вдохнули, чтобы распознать запахи этой местности.
Они дружно повернули головы, всматриваясь туда, где раздавался приглушенный шум, который, как подсказало им дуновение ветра, был довольно близким. Волк сделал короткое резкое движение, заслышав громкие звуки маленького зверька, а затем замер.
Ему удалось различить и нечто другое, и это не было ни шелестом сухой травы, ни шорохом падающих с деревьев желтых листьев. Доносившиеся сейчас звуки невозможно было точно опознать, но они были похожи на тихий говор, тяжелое дыхание и приглушенный смех и напоминали при этом шум, который можно услышать иногда холодным промозглым утром. Эти звуки ему уже приходилось слышать на рассвете, когда бледное зимнее солнце показывалось из глубин расколотого неба, освещая неровным светом каменистые склоны, кустарники и деревья, растущие на горных уступах, груды иссушенных камней, пустыри и равнины. И тогда, один за другим, покидая глубины мрачного холодного леса, здесь проходит целое множество людей, вооруженных вилами, железными ломами или же деревянными палками, обитыми железом, различными приспособлениями для облавы, а также мушкетами и пистолетами.
Глава 8
В тусклых лучах солнца, освещавших стены палатки и окрасивших в бордовый цвет одежды охотников, всегда отечное лицо капитана дю Амеля покраснело ярче обычного. Блестя от пота, оно было похоже на ломоть мяса, с одной стороны прикрытый широкими полями шляпы и кудрями парика, а с другой подпираемый тесным воротничком униформы. Когда он энергично отдавал свои приказы, его глаза булавками впивались в окружающее пространство, а остро загнутые усы придавали лицу уверенный вид.
– Зверя, – говорил он, ткнув пальцем в карту, разложенную на подставке, – видели на берегу Жулианж, Ля Вашересс и Ля Круа-Вийар. Он появился три раза за три дня, а ведь не прошло еще и недели после того, как он объявился в Сент-Шели. Значит, получается, мы должны в первую очередь проверить местность рядом с Мазетским лесом, а также между Уйерским и Божаракским лесами. Ваши люди, господа, и мои солдаты начнут наступление и возьмут его в окружение, а затем выйдут отсюда и отсюда. – Он снова показал на карте и продолжил: – Обратите внимание на те участки, где они со вчерашнего дня находятся в состоянии готовности.
Снаружи палатки началось оживленное движение, суматоха и крики. Приказы, отдаваемые солдатам, звучали вперемежку с репликами, более или менее недовольными или же более или менее беззаботными и не столь необходимыми командами, чтобы слушаться тех, от кого они исходили. Шорох одежды, взлохмаченные на ветру волосы, топот сапог по грязной земле, конское ржание, щелканье затворов и прочих металлических деталей вооружения… И повсюду звучал говор, и крики, и смех, и лай собак, как резкий, так и приглушенный.
Эта какофония явно действовала на нервы обитателям палатки, в которой находилось командование, но если граф де Моранжьяс и его сосед интендант Лаффонт одинаково неодобрительно хмурились, то офицеры просто всматривались вдаль и упорно не замечали всю эту суматоху, чтобы не рассердить их и не получить дисциплинарное взыскание.
Грегуар слушал разговоры и наблюдал за этой группой, которая с нетерпением ждала, когда же они пойдут бить монстра. Он прислонился к стене палатки, нагревшейся в лучах солнца, и наблюдал за обсуждением плана предстоящей операции. Жан-Франсуа де Моранжьяс стоял у другой стены палатки и тоже смотрел на офицеров. На его угловатом лице застыло похожее выражение, немного насмешливое и в то же время довольное, чего он не хотел слишком открыто демонстрировать. Шевалье и Мани прискакали навстречу охотникам под предводительством Тома д'Апше, дед которого, несмотря на внушительную по масштабам операцию, не изъявил желания присоединиться к самой грандиозной охоте, когда-либо организуемой во Французском королевстве и остался в Сент-Шели, в своем замке.
Перед тем как отодвинуть портьеру, закрывающую вход в палатку, молодой маркиз проехал, наверное, пол-лье, подходя то к одному человеку, то к другому, чтобы обменяться мнением по поводу прогноза относительно этого мероприятия, а также рассказывая о своих впечатлениях тем, кого действительно интересовала эта затея.
Однако ее здесь нет.
«Ее здесь нет», – эти же слова читались и на довольном лице Жана-Франсуа, у которого он, кстати, ничего и не спрашивал. «Еще нет», – добавлял он мысленно.
– Каждый получит карту, – говорил тем временем капитан дю Амель, – где будет отмечен наш маршрут. Мы выступим в семь часов. Благодарю вас.
– Вы это сможете, капитан, – проговорил раскрасневшийся на ветру де Моранжьяс, одетый в охотничий жакет. – Вы сможете, и дай Бог, чтобы сегодня вечером вы нас благодарили, потому что моим людям есть чем заняться, вместо того чтобы снова выходить на охоту в эти горы.
– Я знаю, граф, – заверил его дю Амель.
– Послушайте, как они шумят! А кто эти люди, что стоят с таким злобным видом? Судя по всему, это не охотники из здешних мест.
Крепко сложенный офицер, занявший место на склоне чуть выше дю Амеля, ответил ему, окинув взглядом толпу:
– Охотники на волков, мсье граф. Они собрались со всей округи, а то и из еще более отдаленных мест. Услышав о награде, эти волкодавы прямо-таки прибежали сюда.
– Охотники на волков… Но ведь мы охотимся на Зверя, а эти типы, по-моему, просто драные шавки…
– Если этих шавок будет много, возможно, нам удастся убить Зверя, – сказал капитан.
– Что ж, хватит разговоров, – прервал его граф. – Я надеюсь, что в этот раз мы его поймаем.
Капитан щелкнул каблуками, как бы подтверждая, что в этом не стоит даже сомневаться.
В тот же момент послышался возглас, затем раздались громкие крики, и показалось, будто весь предыдущий галдеж был всего лишь потрескиванием фитиля бомбы, готовой вот-вот взорваться. Все вздрогнули, невольно выругались сквозь зубы и кинулись вон из палатки.
Грегуар ринулся в толпу одним из первых. Тома бросился вслед за ним. Шевалье локтями стал прокладывать себе путь в сторону другой толпы, состоящей в основном из солдат и крестьян, а также нескольких десятков тех, кого Моранжьяс презрительно назвал «шавками», а капитан – «охотниками на волков». Толпа зрителей выстроилась в круг и, отбивая ритм под каждый удар дерущихся, так вопила после каждого удачного выпада, что возбужденные псы рвались с поводков и их невозможно было удержать за ошейник. В центре этого круга с какими-то оборванцами дрался Мани.
– Боже мой… – прошептал Грегуар, ошеломленный увиденным.
Тома, стоявший позади него, коротко выругался, но его слова потонули в криках и шуме.
Первое, что им удалось увидеть сквозь толпу, был человек, прорвавшийся вперед, в центр круга, и упавший на спину прямо в грязь. Он так и остался лежать, вытянув ноги, и только пару раз успел взмахнуть руками. Мани криво усмехнулся и показал свои руки, в которых ничего не было. В его волосах была заметна крошечная капелька грязи, в то время как двое его соперников, с трудом стоявших на ногах, были испачканы грязью с головы до ног. Из разбитого носа одного из бойцов струйкой текла кровь, теряясь в спутанной темной бороде и окрашивая в красный цвет его зубы, так что со стороны казалось, будто он хотел кого-то укусить.
Подбадривающие крики, раздававшиеся над толпой, скорее были адресованы «дикарю», чем его двум соперникам, одного из которых называли Психом, а другого – Блондином. Вслушиваясь несколько минут в возгласы толпы, Грегуар понял, что Блондином был мужчина, извалявшийся в грязи намного больше, чем его товарищ.
Толпа весело гоготала, и вскоре крики слились в единый пульсирующий неистовый шум. Блондин резко дернулся вперед, в атаку, но поскользнулся босыми ногами на грязи и замахал поднятыми руками, чтобы удержать равновесие. В этот миг индеец сделал едва заметное движение, как будто просто поманил соперника, а на самом деле, чуть-чуть переместив центр тяжести, он выбросил вперед ногу и ударил неуверенно стоявшего на ногах Блондина, который тут же осел на землю. В то же время Псих подался вперед и, размахнувшись, ударил сразу обеими руками, сжатыми в кулак, но попал в пустоту, туда, где Мани находился секунду назад. От силы, с которой он намеревался нанести удар, Псих по инерции продолжал вертеться на одной ноге, пока не упал. Мани, казалось, даже не шелохнулся.