Выдюжим ли мы, русские, последний антирусский ураган? Последний. Не вытерпит же Христос, обрушит огонь возмездия на пьяных кровавых бесов, танцующих на наших русских могилах?

Обвинением, не подлежащим смягчению, требующим высшей меры наказания, расстрела маршала Берия, фигурировало обвинение: “Берия пытался наладить скрытное отторжение от СССР, от России — Кавказа, Средней Азии, Прибалтики, Белоруссии, Украины”, и расстрела, предатель, не избежал. А наши предатели? Наши предатели за принесенные нам горе, слезы и бесправие сидят в президентских креслах, бывших креслах первых лидеров ЦК республиканских партий и первых лидеров ЦК КПСС, да, сидят, мигают остекленевшими зенками и дают команду корреспондентам, судьям и прокурорам, как псам отдрессированным, ловить в русском народе, униженном и обобранном, фашистов.

Фашисты лихорадочно ищут собственную тень в безвинном русском народе. Но где и в каком народе найдешь то, что брезгливо отверг народ? Найдешь — в кабинетах и на трибунах, за лозунгами и призывами к братству, свободе и труду...

Лаврентий Павлович Берия, уничтожая русских, насиловал малолетних. Лаврентий Павлович поручал мерзавцам вылавливать не фашистов русских на московских тротуарах, а русских красавиц, и опоганивал их, презирая русский, измученный диктаторами, народ. А повели ленинца кокнуть — засуетился. Кому умирать охота? Сегодня устраивают показные суды не над лаврентиями, а над русскими патриотами, не гнущимися перед высококвалифицированными “бескровными” палачами, посланцами еврейско-русских мафий.

Кто отобрал фабрики и заводы у нас? Кто отобрал нормальный труд и отдых у нас? Кто растоптал последнюю надежду на кров и покой у нас? В 1945 году, помню я, помню, вокзалы и трамваи, базары и парки вдруг заполонили немытые инвалиды, фронтовики, хромые, слепые, безрукие, безногие, моля кусочек хлеба.

Сценарии повторяются, чуть изменяясь, ко времени приспосабливаясь, но исторический режиссер тот же, тот же кровавый почерк предателя и негодяя, ненавидящего целостность СССР и России, целостность русской нации. Да грянет суд над казнящими народ русский!..

Я еще и еще утверждаю: с 1917 года не было в Кремле правительства, национально болеющего за свой народ, за его быт, здоровье и прирост, не было. Возьмите вы только врагов и прочих нерадивых у народа — генералов и маршалов, министров и председателей советов министров, разве лишь маршал Берия расстрелян? Разве осуждены и оболганы лишь писатели и ученые?

Где Тухачевский? Где Дыбенко? Где Зазубрин? Где Бухарин? Где Троцкий? Где Егоров? Где Вознесенский? Где братья Лазаря Кагановича? Где Рыков? Где Маяковский? Где Гамарник? Где Вавилов? Где Блюхер? Где Ягода? Где Молотов? Где Фадеев? Где Булганин? Где Мехлис? Где Ежов? Где Маленков? Где победоносный Жуков?

Палачи и жертвы, грешники и негрешники кипят в котле. В котле паровоза, выволокшего в Россию грызливых мерзавцев. Соратников Ильича...

Кровавая свара: кто виноват, кто не виноват, кто еврей, кто не еврей, кто русский, кто не русский, всех на распятие мафия зовет, каждому персональный приговор — смерть, каторга, позор, забвение, но почему же, почему же так? Над праведными и над неправедными — они, они, христопродавцы века, торгующие в Америке и в Израиле, в Китае и в Германии, в Японии и в Аргентине, в Камеруне и в Бахрейне нашей землей и нашими крестами, везде они и они, воровски ехавшие и воровски зачатые в запломбированных вагонах.

Кровавые жернова. Кровавая молотилка. Рядовой генерал Дудаев ныне — легендарный генерал: помыкает Кремлем и Москвою по желанию своему, а преступники преступника милуют? Медаль, отлитая в честь 50-летия русской победы над фашизмом, заштрихована символами сионистско-фашистской мафии, звездами шестигранными и знаками числовыми, питающими кровавую прихоть Люцифера. Правят нами обрызганные кровью нашей бандиты. А мы чубайсовского счастья и благополучия ожидаем...

На Ваганьковском кладбище истоптали могилу Сергея Есенина, а белокрылый бюст поэта, мраморный и сверкающий, измазали черными, синими, коричневыми треугольниками, перекрестными бляхами бейтаровцев. На Рязанском проспекте Москвы памятник Есенину сшиблен с пьедестала и в те же дни в Константиново на памятнике Есенину намалевали постыдные сионистские афоризмы. Где мы, русские люди, покой найдем от бейтаровских фашистов? Русско-еврейские христопродавцы прячутся и загораживаются священными датами от нас и священными именами: без камуфляжа им — швах...

У ПАМЯТНИКА ЖУКОВУ

Любимая Россия наша

Без боя недругам сдана...

И на коня взлетает маршал,

Аж вспыхивают стремена.

Копыта цокнули — граница:

Смоленск?..

 И Астрахань?..

 Земля

Затормозилась, не вертится

Вокруг победного Кремля.

И маршал в гневе и в обиде,

Вот натянул поводья он,

Но не полки вблизи увидел,

А странный праздничный полон.

Шуметь с горы Поклонной в мае

Нетрезвый самозванец рад,

Там Клинтон строго принимает

Капитуляции парад.

Там горе вздохами высоко,

Там ропот паники опять...

Неужто ты, державный сокол,

Позволишь славу им распять?

Мы возродим свои парады, Пройдем в строю, а не толпой, -

Скачи, скачи,

 дробя преграды,

Зови, зови Россию в бой!

Поклоняемся ли мы Ленину, отрицаем ли его, проклинаем ли Сталина, покаянно ли возвращаемся к нему, а великая страна, СССР, взорвана. Россия — на очереди, Россия плывет, одна, через угрозы и увещевания, через надувательства и унижения, плывет, теснимая бронированными армиями НАТО, под прицелом западных ракетных дивизий и западных истребительных полков.

В НАТО удирают вчерашние жертвы Гитлера, в НАТО продажно подвизаются вчерашние союзники СССР, в НАТО поспешно тычутся бывшие республики СССР: Горбачев и Яковлев, Шеварднадзе и Ельцин, Кравчук и Шушкевич завершили в Беловежской пуще перед Люцифером черный танец обрядовый измены...

Сколько же перемолол русский народ расстрелов, тюрем, нашествий и клевет, сколько же он воздвиг обелисков на безымянных могилах по городам и весям? Начал раны заживлять. Подниматься начал — заметили. И нанесли удар непоправимый. Сатана торжествует. Но мать-Богородица звенит над нами крылами заревыми и прикрывает нас, прикрывает измученную Россию. Не все, не все потеряно!..

Если бы дала судьба Вячеславу Богданову пожить еще десять — пятнадцать лет, он стал бы, несомненно, очень оригинальным поэтом. Поэты, вышедшие из рабочей среды, должны приобретать знания и литературный опыт по дороге к судьбе.

А знания и опыт, приобретенные в цехе и помноженные на знания и опыт духовного лада, безусловно, дают писателю то, что не даст ему ни одна академическая аудитория. Вячеслав Богданов быстро шел к своему призванию, зорким глазом оценивая расстояние, которое он обязан “обжить” вдохновением:

Ржавый берег травою окутан,

Здесь ничьи не остались следы.

Я не знаю,

Он взялся откуда,

Этот камень у черной воды.

Посмотрите, какая чуткая тяга художника выразилась в строфе? Он словно бы готовит себя душою и сердцем к чему-то сильному и тревожному. Имя этому — природа, дарование, красота, совесть. Главное в поэте — способность к музыке жизни, к ветру Родины:

Камыш и тот, заслушавшись, притих,

Звала меня таинственная сила.

А песня глуше,

Глуше каждый миг,

Как молодость,

Все дальше уходила.

И опять — та же тяга, та же оторопь вдохновения. Вячеслав Богданов все ощутимее “прирастал” к синеве и к раздолью не только потому, что он пришел на завод из деревни, но и потому, даже вероятнее всего потому, что, рано познав железный труд, железный огонь, железное дыхание моторов, не мог не припасть на колени перед бессмертным бегом грозы, перед блеском и шумом резвящегося моря.