Изменить стиль страницы

— Вряд ли, — пожал плечами капитан и велел Гильдебранду заняться делом.

В конце дня фон Райнхардт сам наведался в барак, чтобы расспросить начальницу. Она достала журнал, и фон Райнхардт получил интересовавшую его информацию. Прочтя имя офицера, забравшего девушку, он немало удивился и к себе в кабинет возвращался в большой задумчивости. Может быть, фон Трипп наконец возвращается к жизни? А ведь казалось, что он так никогда и не оправится после гибели жены и детей. Да еще то прошлогоднее ранение. Можно было подумать, что Манфред поставил крест на своей жизни. От него осталась одна тень, он начисто отказался от развлечений и светской жизни. Любопытно, очень любопытно… Вообще-то фон Райнхардт подозревал нечто в этом роде, потому-то и отправился лично в барак. Надо сказать, что от внимания Дитриха фон Райнхардта вообще мало что ускользало.

— Фон Трипп!

— Да, господин капитан? — рывком поднял голову Манфред.

Он не слышал, как капитан вошел в комнату. Более того, он не заметил, когда фон Райнхардт выходил. Очевидно, это произошло как раз в те минуты, когда Манфред отлучался в картотеку.

— Зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста.

Фон Трипп последовал за своим начальником с некоторой тревогой.

Капитан сразу приступил к делу:

— Послушайте, Манфред, я по чистой случайности оказался в бараках и прочел запись в журнале убытия.

Оба они прекрасно знали, что капитан ничего «по чистой случайности» не делает.

— И что же?

— Так вы забрали ее себе?

Сохраняя непроницаемое выражение лица, фон Трипп кивнул.

— Так точно.

— Это почему же?

— Считайте, что это моя прихоть.

Именно такой прямой, непозволительно резкий ответ был капитану понятен.

— Ясно. Но вы ведь знали, что у генерала Риттера тоже есть свои прихоти?

— Никак нет, господин капитан. — Манфред внутренне сжался. — Я этого не знал. Вчера мы разговаривали с генералом в Грюневальде, но он ничего такого не сказал…

— Ладно, не имеет значения.

Оба офицера смотрели друг другу в глаза.

— Как вам известно, я мог бы заставить вас уступить ее Риттеру, — наконец нарушил паузу капитан.

— Надеюсь, господин капитан, что вы этого не сделаете, — с деланной небрежностью ответил фон Трипп, которому показалось, что в этот миг решается самый важный вопрос в его жизни.

— Ладно, не сделаю. — И, немного помолчав, фон Райнхардт с улыбкой добавил: — Я рад, что вы возвращаетесь к жизни. А то вам все на свете было безразлично. Между прочим, дружище, я уже три года твержу, что именно этого вам и не хватает.

— Вы были правы, господин капитан, — усмехнулся Манфред, хотя больше всего ему хотелось двинуть своего начальника по физиономии. — Спасибо вам.

— Не за что. — Капитан хмыкнул. — Так Риттеру и надо. Старому болвану вечно достаются самые молоденькие девчонки. Не беспокойтесь, фон Трипп, у меня есть еще одна цыпочка, и я отправлю ее генералу. Старику хватит ее на несколько недель.

Фон Райнхардт зычно расхохотался и жестом отпустил Манфреда.

Итак, все обошлось. Спасибо капитану. Манфред глубоко вздохнул и, взглянув на часы, увидел, что пора идти домой.

— Обер-лейтенант?

Ариана заглянула в прихожую. Золотистые волосы были аккуратно уложены на макушке, большие синие глаза смотрели на Манфреда боязливо.

— Добрый вечер, Ариана, — сказал он суше, чем намеревался.

Ему трудно было оторваться от огромных глаз, смотревших на него с такой тревогой.

— Удалось ли… — Она не договорила и запнулась, но фон Трипп понял, о чем она хотела спросить.

— Все в порядке. Вопрос улажен.

— Они очень разозлились?

Ее глаза испуганно расширились, и Манфред успокаивающе покачал головой. Казалось, весь ужас событий последнего месяца только теперь обрушился на нее с полной силой. Девушка, представлявшаяся Манфреду такой храброй, сейчас была похожа на маленького беззащитного ребенка.

— Говорю вам, все в порядке. Теперь вы в безопасности.

Ариана хотела спросить, надолго ли, но не осмелилась. Робко кивнув, она сказала:

— Спасибо. Хотите чаю?

— Да. Но только если вы выпьете со мной.

Она удалилась в кухню и через несколько минут вернулась с подносом, на котором дымились две чашки драгоценного напитка. Чай казался Ариане главной роскошью ее новой жизни. После месяца, проведенного в тюрьме, чистота и чай воспринимались как высшее наслаждение. Днем она набралась смелости и заварила себе одну чашку, устав слоняться по гостиной, разглядывать корешки книг и думать об отце и Герхарде. Мыслями она постоянно возвращалась к отцу и брату. Манфред заметил в ее глазах печаль и горечь и отставил чашку. Что он мог ей сказать? Фон Трипп слишком хорошо знал, что такое утрата близких. Он тихо вздохнул, взял одну из трубок.

— Чем вы занимались сегодня, фрейлейн?

Она медленно покачала головой:

— Так… Ничем… Рассматривала ваши книги.

Эти слова заставили Манфреда вспомнить о великолепной библиотеке, которую он видел в доме ее отца. Когда-то у фон Триппа тоже была прекрасная коллекция книг. Он решил поговорить с девушкой откровенно и, закуривая трубку, посмотрел ей в глаза.

— Красивый у вас дом, фрейлейн.

Ариана сразу поняла, о каком доме он говорит.

— Спасибо.

— Настанет день, и он вновь будет вашим. Война не может продолжаться вечно.

Он отложил трубку и сказал, проникновенно глядя на нее:

— Дом моих родителей тоже реквизирован.

— Неужели? — удивилась она. — А где он находится?

Его взгляд помрачнел.

— Под Дрезденом. Бомбы его не тронули, — сказал он, угадав ее следующий вопрос.

Да, замок уцелел, но все остальное… То есть, все остальные — Теодор и Татьяна… Марианна, его жена, родители, сестра… Их больше нет. Они ушли из жизни навсегда. Точно так же, как ее отец и брат.

— Вам повезло, — сказала Ариана.

Манфред вздрогнул, но тут же вспомнил, что речь только что шла о доме.

— Да.

— А ваша семья?

Он судорожно вздохнул.

— Тут мне повезло меньше.

Ариана ждала ответа, возникла глухая пауза.

— Мои дети… Моя жена… Мои родители… Все они были в городе.

Он резко поднялся и отошел к камину, повернувшись к Ариане спиной.

— Они погибли.

— Мне вас очень жаль, — тихо прошептала она.

Он обернулся:

— Мне вас тоже, фрейлейн.

Некоторое время оба молчали, глядя в глаза друг другу.

— Скажите… А не удалось ли что-нибудь узнать о моих родных? — с трудом выговорила Ариана.

Она боялась задавать этот вопрос, но ей необходимо было знать правду.

Манфред медленно покачал головой. Пора ей научиться смотреть правде в глаза. Фон Трипп догадывался, что Ариана внутренне отказывается верить в очевидное.

— Я не думаю, фрейлейн, что ваш отец бросил… забыл вас. Судя по тому, что я о нем слышал, он не из таких людей.

Ариана резко качнула головой:

— Я это хорошо знаю. С ним наверняка что-то случилось. — Она с вызовом взглянула на Манфреда. — Ничего, я обязательно найду их. После войны.

Он ответил ей взглядом, полным жалости.

— Вряд ли, фрейлейн. Вам следует понять, что надежда, ложная надежда — вещь очень жестокая.

— Так, значит, вы все же что-то знаете? — с замиранием сердца спросила она.

— Нет, я ничего не знаю. Но подумайте сами. Ваш отец хотел спасти сына от армии, так ведь?

Она молчала. Вдруг все это — жестокий трюк, чтобы вынудить ее предать отца? Она ни за что этого не сделает. Даже этому человеку, которому она научилась доверять, нельзя говорить правду.

— Ладно, можете не признаваться. Но я думаю, что моя догадка верна. — Тут он сказал нечто такое, что заставило ее вздрогнуть. — Я бы на его месте поступил именно так. Любой здравомыслящий человек в этой ситуации должен был попытаться спасти своего сына. Но ваш отец наверняка собирался вернуться за вами. И если он этого не сделал, вывод можно сделать только один: он погиб. Погибли оба — и он, и ваш брат. Они не смогли пробраться в Швейцарию или же он не смог вернуться. Очевидно, их застиг на месте преступления пограничный патруль. Ничего другого произойти не могло.