— Вряд ли, — пожал плечами капитан и велел Гильдебранду заняться делом.
В конце дня фон Райнхардт сам наведался в барак, чтобы расспросить начальницу. Она достала журнал, и фон Райнхардт получил интересовавшую его информацию. Прочтя имя офицера, забравшего девушку, он немало удивился и к себе в кабинет возвращался в большой задумчивости. Может быть, фон Трипп наконец возвращается к жизни? А ведь казалось, что он так никогда и не оправится после гибели жены и детей. Да еще то прошлогоднее ранение. Можно было подумать, что Манфред поставил крест на своей жизни. От него осталась одна тень, он начисто отказался от развлечений и светской жизни. Любопытно, очень любопытно… Вообще-то фон Райнхардт подозревал нечто в этом роде, потому-то и отправился лично в барак. Надо сказать, что от внимания Дитриха фон Райнхардта вообще мало что ускользало.
— Фон Трипп!
— Да, господин капитан? — рывком поднял голову Манфред.
Он не слышал, как капитан вошел в комнату. Более того, он не заметил, когда фон Райнхардт выходил. Очевидно, это произошло как раз в те минуты, когда Манфред отлучался в картотеку.
— Зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста.
Фон Трипп последовал за своим начальником с некоторой тревогой.
Капитан сразу приступил к делу:
— Послушайте, Манфред, я по чистой случайности оказался в бараках и прочел запись в журнале убытия.
Оба они прекрасно знали, что капитан ничего «по чистой случайности» не делает.
— И что же?
— Так вы забрали ее себе?
Сохраняя непроницаемое выражение лица, фон Трипп кивнул.
— Так точно.
— Это почему же?
— Считайте, что это моя прихоть.
Именно такой прямой, непозволительно резкий ответ был капитану понятен.
— Ясно. Но вы ведь знали, что у генерала Риттера тоже есть свои прихоти?
— Никак нет, господин капитан. — Манфред внутренне сжался. — Я этого не знал. Вчера мы разговаривали с генералом в Грюневальде, но он ничего такого не сказал…
— Ладно, не имеет значения.
Оба офицера смотрели друг другу в глаза.
— Как вам известно, я мог бы заставить вас уступить ее Риттеру, — наконец нарушил паузу капитан.
— Надеюсь, господин капитан, что вы этого не сделаете, — с деланной небрежностью ответил фон Трипп, которому показалось, что в этот миг решается самый важный вопрос в его жизни.
— Ладно, не сделаю. — И, немного помолчав, фон Райнхардт с улыбкой добавил: — Я рад, что вы возвращаетесь к жизни. А то вам все на свете было безразлично. Между прочим, дружище, я уже три года твержу, что именно этого вам и не хватает.
— Вы были правы, господин капитан, — усмехнулся Манфред, хотя больше всего ему хотелось двинуть своего начальника по физиономии. — Спасибо вам.
— Не за что. — Капитан хмыкнул. — Так Риттеру и надо. Старому болвану вечно достаются самые молоденькие девчонки. Не беспокойтесь, фон Трипп, у меня есть еще одна цыпочка, и я отправлю ее генералу. Старику хватит ее на несколько недель.
Фон Райнхардт зычно расхохотался и жестом отпустил Манфреда.
Итак, все обошлось. Спасибо капитану. Манфред глубоко вздохнул и, взглянув на часы, увидел, что пора идти домой.
— Обер-лейтенант?
Ариана заглянула в прихожую. Золотистые волосы были аккуратно уложены на макушке, большие синие глаза смотрели на Манфреда боязливо.
— Добрый вечер, Ариана, — сказал он суше, чем намеревался.
Ему трудно было оторваться от огромных глаз, смотревших на него с такой тревогой.
— Удалось ли… — Она не договорила и запнулась, но фон Трипп понял, о чем она хотела спросить.
— Все в порядке. Вопрос улажен.
— Они очень разозлились?
Ее глаза испуганно расширились, и Манфред успокаивающе покачал головой. Казалось, весь ужас событий последнего месяца только теперь обрушился на нее с полной силой. Девушка, представлявшаяся Манфреду такой храброй, сейчас была похожа на маленького беззащитного ребенка.
— Говорю вам, все в порядке. Теперь вы в безопасности.
Ариана хотела спросить, надолго ли, но не осмелилась. Робко кивнув, она сказала:
— Спасибо. Хотите чаю?
— Да. Но только если вы выпьете со мной.
Она удалилась в кухню и через несколько минут вернулась с подносом, на котором дымились две чашки драгоценного напитка. Чай казался Ариане главной роскошью ее новой жизни. После месяца, проведенного в тюрьме, чистота и чай воспринимались как высшее наслаждение. Днем она набралась смелости и заварила себе одну чашку, устав слоняться по гостиной, разглядывать корешки книг и думать об отце и Герхарде. Мыслями она постоянно возвращалась к отцу и брату. Манфред заметил в ее глазах печаль и горечь и отставил чашку. Что он мог ей сказать? Фон Трипп слишком хорошо знал, что такое утрата близких. Он тихо вздохнул, взял одну из трубок.
— Чем вы занимались сегодня, фрейлейн?
Она медленно покачала головой:
— Так… Ничем… Рассматривала ваши книги.
Эти слова заставили Манфреда вспомнить о великолепной библиотеке, которую он видел в доме ее отца. Когда-то у фон Триппа тоже была прекрасная коллекция книг. Он решил поговорить с девушкой откровенно и, закуривая трубку, посмотрел ей в глаза.
— Красивый у вас дом, фрейлейн.
Ариана сразу поняла, о каком доме он говорит.
— Спасибо.
— Настанет день, и он вновь будет вашим. Война не может продолжаться вечно.
Он отложил трубку и сказал, проникновенно глядя на нее:
— Дом моих родителей тоже реквизирован.
— Неужели? — удивилась она. — А где он находится?
Его взгляд помрачнел.
— Под Дрезденом. Бомбы его не тронули, — сказал он, угадав ее следующий вопрос.
Да, замок уцелел, но все остальное… То есть, все остальные — Теодор и Татьяна… Марианна, его жена, родители, сестра… Их больше нет. Они ушли из жизни навсегда. Точно так же, как ее отец и брат.
— Вам повезло, — сказала Ариана.
Манфред вздрогнул, но тут же вспомнил, что речь только что шла о доме.
— Да.
— А ваша семья?
Он судорожно вздохнул.
— Тут мне повезло меньше.
Ариана ждала ответа, возникла глухая пауза.
— Мои дети… Моя жена… Мои родители… Все они были в городе.
Он резко поднялся и отошел к камину, повернувшись к Ариане спиной.
— Они погибли.
— Мне вас очень жаль, — тихо прошептала она.
Он обернулся:
— Мне вас тоже, фрейлейн.
Некоторое время оба молчали, глядя в глаза друг другу.
— Скажите… А не удалось ли что-нибудь узнать о моих родных? — с трудом выговорила Ариана.
Она боялась задавать этот вопрос, но ей необходимо было знать правду.
Манфред медленно покачал головой. Пора ей научиться смотреть правде в глаза. Фон Трипп догадывался, что Ариана внутренне отказывается верить в очевидное.
— Я не думаю, фрейлейн, что ваш отец бросил… забыл вас. Судя по тому, что я о нем слышал, он не из таких людей.
Ариана резко качнула головой:
— Я это хорошо знаю. С ним наверняка что-то случилось. — Она с вызовом взглянула на Манфреда. — Ничего, я обязательно найду их. После войны.
Он ответил ей взглядом, полным жалости.
— Вряд ли, фрейлейн. Вам следует понять, что надежда, ложная надежда — вещь очень жестокая.
— Так, значит, вы все же что-то знаете? — с замиранием сердца спросила она.
— Нет, я ничего не знаю. Но подумайте сами. Ваш отец хотел спасти сына от армии, так ведь?
Она молчала. Вдруг все это — жестокий трюк, чтобы вынудить ее предать отца? Она ни за что этого не сделает. Даже этому человеку, которому она научилась доверять, нельзя говорить правду.
— Ладно, можете не признаваться. Но я думаю, что моя догадка верна. — Тут он сказал нечто такое, что заставило ее вздрогнуть. — Я бы на его месте поступил именно так. Любой здравомыслящий человек в этой ситуации должен был попытаться спасти своего сына. Но ваш отец наверняка собирался вернуться за вами. И если он этого не сделал, вывод можно сделать только один: он погиб. Погибли оба — и он, и ваш брат. Они не смогли пробраться в Швейцарию или же он не смог вернуться. Очевидно, их застиг на месте преступления пограничный патруль. Ничего другого произойти не могло.