— А талон к врачу куда девали?

— Как куда? — снова удивился шофер. — Отдал ей, врачу.

— Еще вопрос есть к вам, товарищ Спыну. Расскажите, что вы делали 12 и 13 апреля. Подробнее только.

— Как — что? Отдыхал, выходные же дни были, отоспался, на базар сходил. Встретил ребят, выпили по стакану. А вечером с женой в кино ходил. Это в субботу. А в воскресенье ездили к моим родителям в село. Всей семьей, с женой и детьми. А почему вы спрашиваете, что случилось? — опять заволновался водитель.

— Да ничего особенного, раз спрашиваю — значит, надо. Служба такая, товарищ Спыну. До свидания.

Беспокойного водителя сменила в кабинете следователя пожилая колхозница Анна Друца, вслед за ней вошла заведующая детсадом села Богзешты (того самого, где обнаружили труп) Любовь Рошка. Следователь не исключал и женщин. Кто-кто, а он отлично знал, что принадлежность к слабому полу, увы, не исключает совершения преступления, в том числе и самого изощренного и жестокого.

Последним пришел на допрос Яков Цыпу, молодой тракторист совхоза-завода «Леушены». Быцко пригласил его присесть, внимательно взглянул на растерянное лицо парня и понял: нервничает. Однако это ни о чем еще не говорило: естественная реакция человека, которого вдруг вызывают в прокуратуру. Услышав вопрос о том, где был и чем занимался в выходные дни, Цыпу, как показалось следователю, весь напрягся, подобрался и ответил неопределенно:

— У друзей был…

— Каких именно?

— А зачем это вам? — с беспокойством спросил тракторист. — Говорю, у друзей, значит, у них.

— Ладно, — миролюбиво произнес Быцко. — Оставим это. Вы были у зубного врача первого апреля?

— Ну, был, а в чем дело? Уже и к врачу нельзя пойти?

— Почему же, можно и нужно, если зубы болят. А талон куда девали — оставили врачу или забыли у себя?

Цыпу с минуту что-то обдумывал. Очень долгой показалась эта минута следователю. Он рассуждал так: тракторист не мог знать, что талоны в поликлинике уничтожаются. Значит, следы остаются, могут проверить. А раз так, лучше сказать, как было на самом деле, и Цыпу ответил:

— Забыл отдать… Когда на работу пришел, полез в карман за сигаретами, вижу — талон.

— А где он сейчас? — на всякий случай задал вопрос Быцко, почти уверенный, что парень или выбросил ненужный клочок бумаги, или…

Цыпу тем временем нервно рылся в многочисленных карманах и наконец извлек измятую бумажку, протянул ее следователю. Тот сразу узнал корявый почерк регистраторши поликлиники.

Показания всех посетителей зубного врача были тщательно проверены. Особое внимание при этом обратили на людей, умеющих водить автомобиль. И у всех оказалось стопроцентное алиби, в том числе и у Якова Цыпу. Впрочем, проверили его больше для порядка, ведь он уже доказал свою непричастность к убийству. Отказался же он отвечать на вопрос следователя по… рыцарским причинам, будучи настоящим мужчиной.

Итоги проверки заставили следователя задуматься. Неужели круг замкнулся? Но как же оказался в машине этот злополучный талон, не ветром же его занесло? Возможно, какую-то ясность внесет сама врач Бырсан?

На лице женщины застыло тревожное удивление: что это вдруг прокуратура заинтересовалась ее скромной персоной? Быцко прекрасно понимал ее состояние:

— Не волнуйтесь, пожалуйста, доктор. Ничего страшного не случилось, вернее, случилось, но вы никакого отношения к этому не имеете, а вот помочь нам можете. Не припомните ли, кто приходил к вам на прием первого апреля, особенно с утра?

— Да разве всех упомнишь? Сколько народу ходит. Своих постоянных пациентов я помню, но ведь и новеньких сколько!

Быцко встрепенулся:

— Новеньких, говорите? Если человек обратился в поликлинику впервые, как оформляется история болезни?

— После посещения врача. Регистратура только выдает ему талон, и все.

— А если больной записался к врачу впервые, но не явился, — Быцко хотел до конца постигнуть сложную механику регистрации, — можно ли установить его фамилию?

— Практически невозможно, — спокойно пояснила врач. — Только если в регистратуре запомнят.

Хмурая и болезненная пожилая женщина-регистратор, которую, не откладывая, допросил Быцко, отвечала односложно, нехотя, всем своим видом словно говоря: оставьте меня в покое. Ее показания ничего нового не принесли. Таинственный владелец талона как в воду канул. «Мистика какая-то, — рассуждал следователь. — Ведь приходил же человек в поликлинику за талоном, раз он выписан. А если приходил, то его должны были видеть, запомнить… Нужно еще раз опросить более широкий круг людей, посещающих поликлинику, но уже под определенным, так сказать, углом». На помощь следователю пришли другие сотрудники прокуратуры и милиции.

Невелик поселок Теленешты. Здесь многие знают друг друга. Вскоре следствие «вышло» на некую молодую особу, которая рассказала следующее:

— Стояла в очереди в регистратуру с одним парнем. Я к терапевту, а он — к зубному. Все за щеку держался. Мишей его зовут, в «Сельхозтехнике», вроде, работает, Симпатичный парень. Я с ним на танцах познакомилась.

— А фамилию этого симпатичного не помните?

— Нет, не знаю, — отвечала девушка. — Миша — и все. Еще он говорил, что в Теленештах недавно. Из Каушанского района сам.

Быцко с некоторым сомнением взглянул на свою юную собеседницу: уж не фантазирует ли она?

— Хорошо, а как вы запомнили, что его назначили к зубному именно первого апреля?

— Очень просто — день особый. Первый апрель — никому не верь, — засмеялась девчонка.

IV

Начальник отдела кадров отделения «Молдсельхозтехника» прежде чем ответить на вопрос о «симпатичном» Мише из Каушанского района, достала толстую книгу приказов.

— Припоминаю, из этого района недавно зачисляли троих ребят. Слесарями. Сейчас посмотрим…

И она стала быстро перелистывать книгу.

— Вот, пожалуйста… Сразу одним приказом зачислили. Может, среди них и есть тот самый Миша.

Быцко прочитал:

— А какие-нибудь еще данные о Савке, да и об остальных, у вас есть?

— Больше ничего. Сначала приходил один Грицкан, просил принять на работу. Документов у него не было, я и отказала. А потом, недели через две, привел этих двух. Друзья, говорит, собрались в Казахстан на работу, да не получилось что-то. В общем, не поехали. Теперь, говорят, домой стыдно возвращаться. Очень упрашивал. Я и приняла. Слесари нам очень нужны. А потом, сказать по правде, пожалела. Слесари они оказались никудышные. А с первого апреля вообще перестали выходить на работу.

«Опять это первое апреля, заколдованное число какое-то», — мелькнуло в голове у Быцко.

— А почему они не выходят на работу?

— Кто их знает. Не выходят — и все.

— Живут они где? — спросил следователь без особой надежды на ответ, видя откровенное безразличие начальника отдела кадров к своим работникам.

— Точно не скажу… Кажется, у дяди Грицкана, на улице Чапаева, у него собственный дом.

В тот же день участковый инспектор посетил невзрачный, покосившийся домишко с облупленными стенами по улице Чапаева, 41. Поговорил с хозяином Лаврентием Грицканом о «жизни» и вроде невзначай спросил:

— А где твои квартиранты? Прописать бы надо. Непорядок. Смотри, оштрафуем.

— Да что их прописывать… Сегодня здесь, завтра там. Только зря время потеряешь с пропиской. Вот как сейчас. Ушли с неделю назад.

— Когда точно ушли, не помнишь?

— Да в прошлую субботу вечером. Потом, дня через два, появились и снова пропали. Сказали, что к себе домой, в Новые Кырнацены, едут. Не разберешь эту молодежь, — меланхолически закончил Грицкан и пригласил участкового выпить стаканчик вина. Участковый вежливо отказался: на службе, не положено, и распрощался.

В Каушанский РОВД ушел срочный запрос о Савке и его друзьях. В ответ каушанские коллеги сообщили, что ни Савку, ни Грицкана обнаружить нигде не удалось. Выртос же находится дома у родителей. Сельсовет отзывается о них, особенно о Савке и Грицкане, крайне отрицательно: хулиганили, угнали мотоцикл, трактор, от работы отлынивали.