С 1930 г. под некоторыми стихами М.-М. вместе с датой появляется подпись «Малоярославец» — в этом городе, в 120 км от Москвы, поселилась семья М.В. Шика. Приезжая в Малоярославец, М.-М. помогает устраивать домашние детские спектакли (в 1936-м ставят сцену из «Бориса Годунова»). Дети М.В. Шика называют ее Баб-Вав.
10
В 1930-е годы становится всё труднее найти литературную работу. В 1935 она берется за перевод романа Дидро, но этот труд становится душевно непереносим и, видимо, остается незавершенным: «Вдруг поняла в “Bijoux indiscrets” [137]— на 30-й странице перевода — весь непристойный их эротизм. Стало тошно над ним работать. Тошно и обидно. Могла бы на что-нибудь другое пригодиться — моя любовь к слову, к стилю, к чужому творчеству». В 1936 пишет биографию русского актера Щепкина, однако редактор Детгиза И.И. Халтурин ее отвергает. Решается вести переписку с авторами относительно их рукописей в «Пионерской правде», но сразу же выясняется, что «переписываться надо с детьми (!) … с целью “не дать заглохнуть возможному Пушкину” (!)». В 1937: «Странно огорчило меня, что “Труд и знание” сначала приняло, а сегодня вернуло мне игру мою “Сто пословиц”». В 1939: «В ответ на мое нравственное томление по работе и на жизненную важность заработка, мне послано, пусть кратковременное, секретарство у Москвина (депутат, народный артист)». Весна 1941: «Мировичу предложили (Москвин) сделать монтаж “Педагогической поэмы”. Вчера. А сегодня Мирович предложил Алле [Тарасовой. — Т.Н.] сделать для нее монтаж “Родины” (для концерта, для радиопередач). Похоже на то, что Мирович в 72 года приобретает, наконец, какую-то рабочую колею. И выйдет, может быть, из состояния паразитизма. В добрый час, мой брат-осёл!»
Московская жизнь М.-М. проходит среди старых друзей: в Москву переезжает ее гимназическая подруга Леонилла Тарасова, по-прежнему открыт для М.-М. гостеприимный дом Добровых [138].
Наиболее близки ей в это время скульптор И.С. Ефимов и поэты-«филиверсусы» [139](«не могущие или не желающие» печататься, «читающие стихи только друг другу»): Даниил Андреев, мировоззрение которого формировалось не без серьезного влияния М.-М. («Вот еще одно существо, с которым было бы естественно для меня видеться каждый день») [140], Евгения Николаевна Бирукова [141], П.А. Журов [142]. Своей жилплощади у М.-М. нет, она семь лет кочует по домам и дачам друзей: «страннический посох, / Знак моей беспечной нищеты», о котором она писала еще в дореволюционную пору, становится символом ее жизненного уклада.
В 1934 году М.-М. записывает в дневник: «Я перестала быть поэтом и не могу рассказать себе, как сегодня зарождалось на моих глазах облако и как оно вытянулось лебединым крылом ввысь и заголубело там, и растаяло. И что это было для меня, бывшего лирика.
Ольга <Бессарабова> сказала с ужасом: “Какие плохие стихи у вас 33 года!” Это верно. И всего их штук 7–8 за четыре месяца». Ее поэтическая продуктивность, и в самом деле, падает, стихи отныне приходят лишь изредка: главным литературным делом становится дневник.
Так же, как и одна из ее неизданных поэтических книг, он называется «О преходящем и вечном» [143]. Начатый в 1930-м году, дневник велся до последних месяцев жизни М.-М. в течение 23 лет; его объем — 180 «общих» тетрадей. В жанровом отношении он представляет собой сложное образование: с записями мемуарного характера (редко чисто портретными, но чаще подобранными из разных эпох ее жизни с целью осветить какую-то одну проблему) соседствуют размышления о сиюминутном и злободневном, бытовое дает импульс интроспекциям; в документальное повествование (о судьбах друзей и знакомых, о спасающихся в Москве от голодомора украинцах, о буднях военной Москвы, о жизни в Малоярославце под немцами) включаются интереснейшие литературные произведения, целиком выдуманные (возрождая античные «разговоры в царстве мертвых» [144], М.-М. записывает свои воображаемые диалоги с А.П. Чеховым, Л.Н. Толстым, П.Я. Чаадаевым, М.Ю. Лермонтовым, А.С. Пушкиным. Иногда этот разговор происходит между тремя лицами: в одном из них, например, с ней беседуют Лесков и Лев Толстой). В тетради дневника попадают и стихотворные экспромты, которые, не имея возможности дарить что-либо другое, М.-М. любила преподносить близким в дни их рождений. Здесь же и выписки из читаемых мемуаров Андрея Белого, стихотворений Хлебникова, дневников Толстого, записи припомнившихся стихотворений сестры, А.Г. Малахиевой. Дневник-эпопея, ведущийся для себя и — одновременно — в расчете на читателя из будущего. «Осколки прожитых дней. Зачем они? Кому могут понадобиться? Не знаю. Они попали мне в глаз. И если я <их> не извлеку на эти страницы, они будут мешать “видеть, слышать, понимать”. Вероятно, для этого и нужно их записать. Только для этого» [145].
11
В феврале 1937 г. был арестован М.В. Шик [146]. М.-М. записывает в дневник: «Ангел с мечом огненным, попаляющим всё на пути своего полета, пролетает иногда над целой страной, иногда над одним городом, и всегда на земле над какой-нибудь группой лиц — над шахтой, над войском, над семьей и над отдельными, одиноко гибнущими людьми. Оттого молятся в ектиньи “о еже избавитися нам от глада, мора, труса, огня, меча, нашествия иноплеменных” и “от болезни, печали, клеветы людской”…
Ангел с огненным мечом пролетает над дорогим мне домом.
…
И хоть верю, что он может погубить только внешнее благосостояние, только здоровье, только жизнь, не душу — шелест его крыльев пугает и томит сердце. Как в ночь, когда Сын человеческий “плакал и тужил” в Гефсиманском саду, хочется молить: да мимо идет чаша сия! Мимо Сергея, мимо его отца, его матери, мимо моего сердца. И нет сил сказать из самой глубины по-настоящему: “Пусть будет не так, как я хочу, а как хочешь ты”» [147].
Насколько возможно, М.-М. поддерживала оставшуюся одну с пятью детьми Наталью Дмитриевну Шаховскую [148], отдавая часть своей пенсии (ее удалось оформить в 1927-м). Теперь надо всем возобладало «чувство сестринской любви, обожания и преклонения перед высокими душевными качествами <…> матери “моих детей” — наш общий с ней термин в те годы» [149].
Глядя на Наталью Дмитриевну, ее детей, М.-М. невольно подводит итоги своей жизни.
Записывает в дневник фразу одной из воспитанниц: «Женщина, у которой нет ребенка, не может не считать свою жизнь проигранной» [150].
«В последние годы то и дело подступало к горлу тошное ощущение стерильной бесплодности жизни, нули итогов по всем линиям всех областей ее. И больше всего там, где стихи мои» (1938). «В трех областях я могла бы проявить то, что мне дано: могла бы быть лектором, педагогом (дошкольным) и в какой-то мере писателем. И во всех этих трех областях я не сделала ничего заметного, не сыграла никакой роли, о которой стоило бы говорить. Тут не только паралич воли. Тут недостаток привязанности к той или другой профессии, сознание, что она не в силах наполнить жизнь нужным содержанием, и страх быть зарегистрированной в ней, прикованной в ней до конца жизни… было много на моем пути чисто русских исторических отвлечений в сторону — и революция, и богоискание, и толстовство, и теософия».
137
«Нескромные сокровища» (франц.) — роман Д. Дидро.
138
Дом московского врача Филиппа Александровича Доброва, в семье которого вырос Д. Андреев. Об этой семье см. подробнее в кн.: Громова Н. Предисловие // Бессарабова. Дневник. С. 10–13.
139
Слово изобретено одной из знакомых М.-М., называемой в дневнике «Н. Ас.» (уточнить, кто это, пока не удалось).
140
Дневниковая запись 19 апреля 1947. См. также: Малахиева-Мирович В.Г. О преходящем и вечном. Дневниковые записи (1930–1934). Подгот. текста, вступ. и примеч. Н. Громовой // Новый мир. 2011. № 6. С. 139–140.
141
Евгения Николаевна Бирукова (1899–1986) — переводчица хроник Шекспира, «Трагической истории доктора Фауста» Кристофера Марло, романов Вальтера Скотта, Александра Дюма, Мопассана, Майн Рида, Жюля Верна, Г. Дж. Уэллса, стихов Тагора, Аргези и др. «В разгар работы над сборником песен Шуберта М.В. Юдина называла ее своей “основной переводчицей”, но ни одна из песен в ее переводах в изданный сборник не вошла (тексты переводов Бируковой находятся в архиве М.В. Юдиной в ОР РГБ, Ф. 527). Е. Н. Бирукова переводила также по заказу М.В. Юдиной тексты кантат Баха. Письма Е. Н. Бируковой к М. В. Юдиной находятся в архиве последней (там же, карт. 11, ед. хр. 9)» (комментарий к главе из воспоминаний М.В. Юдиной «Создание сборника песен Шуберта» — http://judina.ru/sozdanie-sbornika-pesen-shuberta/). Некоторое время М.-М. жила у Бируковых. Вот что писал об этом М.В. Шик: «Был я для свиданья с ней у Бируковых и очень огорчился тем, как хозяева почти не скрывают, что тяготятся ею. Знаю, что при Вавиных свойствах это почти неизбежно, и всё же ужасно Ваву жаль» (Письмо к Н.В. Шаховской 11 апреля 1934 г. Семейный архив Шиков и Шаховских). В 1958 г. Бирукова написала стихотворение «Памяти Варвары Григорьевны Мирович»: «…Верю, верю, Господь тебя приютил / В обители тихой и строгой. / Все скитанья рассудка земного простил, / Ибо ты возлюбила много…» (Семейный архив Шиков и Шаховских).
142
См. о нем: Субботин С.И. «…Мои встречи с Вами нетленны…». Вячеслав Иванов в дневниках, записных книжках и письмах П.А. Журова // НЛО. № 10 (1994). С. 209–231.
143
Название можно воспринимать как полемическую реплику в диалоге с Е. Лундбергом, назвавшим свою книгу «От вечного к преходящему» (Берлин, 1923; подмечено Н. Громовой: Новый мир. 2011. № 6. С. 134). Формально дневник М.-М. обращен к сыну Шика и Шаховской Сергею.
144
«Некрополисные встречи» (словечко М.-М.).
145
21 сентября 1942.
146
Дочь М.В. Шика и Н.Д. Шаховской-Шик, Е.М. Шик, рассказала о «последнем подарке маме»: «когда она на следующий день поехала в Москву, чтобы сообщить родителям и друзьям о случившемся, то в вагон, где она сидела, конвоиры ввели папу — его тоже везли в Москву. Они сидели в разных концах вагона, но переговаривались взглядами, мама что-то написала на запотевшем стекле, а он нарисовал на своем окне крест — последнее благословение и принятие своего пути…» (Шик Е.М. Воспоминания об отце // Альфа и Омега. 1997. № 1(12) // http://www.damian.ru/Svidetelstva_o_vere/shik/vospominania.html).
147
4 августа 1937.
148
См. ее рассказы: Шаховская-Шик Н.Д. Рассказы о детях // Альфа и Омега. 1997. № 3(14); Она же. О себе для детей // Там же. 2002. № 4 (34).
149
3 декабря 1952.
150
Ср. реакцию А. Герцык на соответствующее место в статье М.-М.: «В новой “Р<усской> м<ысли>” будет статья Мирович о ее разговоре с Толстым, когда он вдохновенно сказал: “Это великое избранничество — не иметь семьи и детей!” Ты понимаешь? Я плакала, читая эту статью в корректуре, потому что там каждое слово Толстого — то самое, что нужней и верней всего для меня» (январское письмо 1911 г. к Е.К. Герцык — Сестры Герцык. Письма. СПб., 2002. С. 210).