Изменить стиль страницы

«Как белый лебедь Лоэнгрина…»

Как белый лебедь Лоэнгрина,
С лазурных низойдя высот,
Над опустелою равниной
В сияньи облако плывет
Из тайных высей Монсальвата
В долину горестей и зол.
Ты не за мной ли в час заката
Плывешь, торжественный посол?
Я жду, разлукою томима,
Спеши, священная ладья…
.
Но облако проносит мимо
Свои жемчужные края.
17 сентября 1930, Сергиев Посад

«Аменти — край закатный. Розы…»

Аменти — край закатный. Розы.
Прощальная улыбка Ра.
Сапфиры виноградных гроздий,
Рубин Костра.
Фламинго розовая стая
В разливе пламенных небес.
Малиновая, золотая
Страна чудес.
3 декабря 1930. Сергиев Посад, Огородная улица, по дороге за молоком

«День и ночь. Зенит. Надир…»

День и ночь. Зенит. Надир.
Отошедшей жизни мир:
Восхожденью, и зениту,
И склоненью, и открытым
К новым странствиям вратам
Всюду Бог и всюду храм.
14 апреля 1931, Москва

«Приставлен грозный часовой…»

Приставлен грозный часовой
К вратам из меди и железа.
О стены биться головой,
Молить и плакать бесполезно.
До срока он не отопрет
Ему врученной тяжкой двери,
Но можно чуда ждать с высот,
Но жаждет сердце чуду верить.
17 апреля 1931, Москва

«Всё в мире движется. И ты…»

Всё в мире движется. И ты,
Моя душа, ручей кипучий,
С недостижимой высоты
Свергалась по скалистым кручам
И пала в заводи долин.
.
Не бойся робкого болота
И мелководия низин,
Осиль бессильную дремоту.
Уже блеснуло сквозь туман
Великих светлых вод теченье —
Река! А дальше океан, —
Конечное освобожденье.
18 апреля 1931, Москва

«Остановись. Трусливо под крыло…»

Остановись. Трусливо под крыло,
Как страус, голову не прячь:
Подумать время нам пришло
О «высшей мере». Вот палач.
Вглядись смелей в его черты.
В них наше «я» и наше «ты».
Вглядись в того, в чью грудь сейчас
Тоска предсмертная впилась.
Его узнал ты? Это брат.
Отец твой. Сын. Единый друг.
Зачем ты пятишься назад?
Зачем, как он, бледнеешь вдруг?
Еще, еще в него вглядись, —
Бери наган. Не промахнись.
20 апреля 1931, Москва

«О, как грустен долгий этот вечер…»

О, как грустен долгий этот вечер.
В лужах тускло светится вода.
Желтизной негаснущей просвечен
Дом напротив. Бросит ли когда
Ночь на сердце полог многозвездный,
Загорится ль дня лазурный свет?
Там, за городом, цветут уже березы,
Зацветает синий первоцвет.
Там в лесах колышет легкий ветер
Поросли в душистой полутьме…
О, как душен долгий этот вечер
В многошумном городе-тюрьме.
29 апреля 1931, Москва

ИЗ КНИГИ «СНЫ»

«Всё сны да сны. Когда же будет жизнь?..»

Если желанья бегут, точно тени,
Если обеты — пустые слова,
Стоит ли жить для одних сновидений,
Стоит ли жить, если правда мертва.

Вл. Соловьев

Всё сны да сны. Когда же будет жизнь?
И страшные, и злые, и хмельные,
Со всех сторон, как стены, сны сплелись,
И к правде не могу пройти я.
Была тропинка жизни мне дана,
И лик один — Таинственный Водитель,
Но — попущеньем Божьим — искуситель
Увел его в пределы сна.
И я одна. И мир вокруг как сон.
То светлые, то темные виденья
Волнуются, бегут со всех сторон.
Им нет конца. И нет от них спасенья.
[1921]

Во дни Содома и Гоморры

Остеклевшим взором из-под камня
Рухнувшей скалы едва гляжу.
И на всем, что было жизнь недавно,
Знак иного царства нахожу.
Синей пастью небо надо мною
Щерит клочья белых облаков.
Вьется путь гремучею змеею
Вкруг полуразрушенных домов.
Бледный ужас в их глазах незрячих
Иль бездонная сияет пустота.
Стая воронов над церковью маячит,
Заслоняя знаменье креста.
Белый столп вознесся недвижимо
На распутье. Белый. Соляной.
Это ты, мой верный, мой любимый,
Сторожишь раздавленных горой.
[1921]