Юнг против «das Ganz andere», «totaliter aliter». На это богословское понятие Юнг возразил в Психологии и алхимии, 1 ( ЮСС 12.11. прим.4):

Поэтому с точки зрения психологии совершенно немыслимо, что Бог есть просто «совсем иное» (das «ganz andere»): ибо «совсем иное» (ein «ganz anderes») никогда не может быть кем-то сокровеннейше близким душе, кем Бог как раз и является. Психологически правильны только парадоксальные и антиномические высказывания об образе Бога. [121]

— Но душа тоже иное, я сам инойотносительно всех других,и иное двойственно. Психологии, хоть и глубинной, трудно без филологической герменевтики договориться с богословием.

Шестнадцатилетнему Рембо с его jeest un autreне противоречит у Набокова / | am not anotherв совсем ребяческом силлогизме Шейда «Другие люди умирают, но я не кто-то другой, поэтому я не умру» ( Бледный огонь , 213 сл.); Кинбот комментирует: «Это может утешить мальчика. Дальнейшая жизнь нас учит, что мы — те же „другие*“.» — Диалогизация того, как толстовский Иван Ильич стал понимать, что он и есть смертный Кай из школьного силлогизма. Поданный с симпатией поэт Шейд представляет самого Набокова, его I' ll not dieпохоже на а я пиит— и не умру(Державин) и весь я не умру(Державин и Пушкин), а противный комментатор Кинбот представляет других, это набоковские самость и другость. Но ср. Борхес и яБорхеса.

Князек, царек, королек(по СВРЯ ₃ ), слова со значением инакости. Одинéц — «чему нет ровни, дружки, пары, версты; единственный», соболь одинец«самого высшего разбора, не идущий в сóроки». Одинец дороже сорока соболей,он несравнимый-несравненный, но и кабан, вепрь одинец.«самый крупный и злой, старый, который отбивается от косяка и бродит один»; Одинцу нет дружки. Князёк— «зверок, животное необычайной шерсти или пера, особ, белый» — альбинос, ср. белая ворона. — «королек, красивый выродокЙЙЙ». «высший разбор пушного товара, одинец, самый отборный», «долгий хлебный колос, полнее и выше прочих», «верхний оык стропил и скатов, гребень, конек; — матица в избе, на которой лежит накат»: ср. в сказке ( НРС 317) Как матерый дуб промеж тонкими кустами вересовыми, что вершиною в небо взвивается, значит великий князь промеж своими князьями и боярами. Царёк— «королек, белая мышь, ласточка, воробей», сюда же царь-птица. Царь-пушкаи подобные, ср. ряд вопросов типа Которое А всем А мать? и ответов на них в Стихе о Голубиной книге. Королёк — «частица, слиточек, зерно чистого металла, выплавленное в горну или под паяльною трубкой». Невеликкоролек, да дорог;«красивый и редкий выродок, нпр. апельсин с малиновою мякотью», «князек, белая мышь, белый воробей, ласточка: белый или пестрый соболь, куница; осетр с икрою тельного цветаЙЙЙ», «сельдь вожак, передовая рыбка, матка: если она погибнет, то весь косяк (стая, руно) разбивается и не доходит до места», «порода малых кур, весьма несучих»; «вообще нечто особенное, выдающееся в своем роде, превосходное, вкусное»: сюда же название зрачка королёчек( СРНГ 14. с. 361). ср. зеница ока,и рассказ Набокова Королек про фальшивомонетчика.

Отклик Розанова на замечание из Братьев Карамазовых (2.4) о любви к «человечеству вообще»: «Человечество? Я об нем никогда не думаю. Я слишком люблю людей, чтобы думать о человечестве. Т. е. люблю некоторых и потому ненавижу „вообще“. Не ненавижу, а чужд.» — Мимолетное.6.9.1914. Это именно отклик, судя и по «Я — помню его всего», т. е. перечитанного Достоевского, «в подробностях.»в записи под 21.12.14. Ср. под 30.5.15: «Нужно любить не „ближнего“, а „ближайших“.» Сюда же «Русские „всечеловеки“ просто много шатались и мало жили;особенно мало работали.» «ЙЙЙгорчишники у нас „французские“, потому что русские всечеловеки не умеют даже намазать горчицы, разведенной на бумаге с закреплением ее „крепости“, „духа“.» — Мимолетное . 23.8.14, и Апокалипсис нашего времени, 1 ( Рассыпанное царство ).

Из Музиля ( Человек без свойств . 2.33): генерала занимал вопрос, «как ему вести себя, если неодолимая нужда заставит его уединиться и он без компетентного эскорта, один на один, встретится с душевнобольным в том месте, где все люди равны» [122]по своему естеству, — в уборной. Уединенный остров тоже иное и потому уравнивающее место.

Женщина — иная, судя по словам разных языков, обозначающим и мужчину и человека вообще, или по насмешливым, но не злым пословицам вроде «Курица не птица, а баба не человек» ( ПРН , с. 351, ср. на с. 857). Возможный след того, что для мужчины «все женщины одинаковы» в своей инакости, это женский род собирательных существительных, например греческого εκκλησία и равнозначного русского церковь:«Церковь — невеста Христова». Мужскую точку зрения предполагает русское смертьженского рода (но ср. немецкое der Tod):мать, жена и олицетворенная смерть это три женщины в жизни мужчины. Уменьшительным суффиксом выражена инакость женской руки или ноги в мужских словах ручкаи ножка,например цел`ую ручку(ср. китайское бинтование ступней девочкам).

Из «все какодин» при схождении множественных всех как одного в одном-единственном перестает следовать, что все несуть бдин. Ср. о церк.-слав. яко:«„Яко“ значит „то же“ и даже более.» — П. Флоренский, Страх Божий (ВТ 17. с. 90). сюда же Е. Верещагин. Григ. Конст . К связи сравнения с отрицанием см. О. Трубачев в ЭССЯ 8, с. 205; 24, с. 93. Фольклорное отрицательное сравнение . Хайдеггер о герменевтическом «как» — Бытие и время , § 32 сл.

Для мифотворческого сознания главное есть старшее, первое по важности есть первое по времени, вот мировой человек и делается первочеловеком. «Полноту (πλŋρωμα) человечества» в Адаме у Григория Нисского (Об устроении человека. 16. ср. в 22) осторожно толковал Г. Флоровский:

—  Вост. отцы , 6.5.7. Мифологема первочеловека соотносительна с мифологемой бога-творца.

С образом мирового дерева связан и человек как бесперое (или бескрылое — άπτερον' двуногое существо, по определению Платона ( Политик . 26бе, и псевдоплатоновы Определения , 415а), «имевшему большой успех» в его школе. Но киник Диоген «ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: „Вот платоновский человек!“ После этого к определению было добавлено: „и с широкими ногтями“.» [123]— Диоген Лаэртский , 6.40 — глумливую подмену приняли за довод, и напрасно. Добавленное не помешало Сексту Эмпирику ( Против логиков . 1.281 сл.) и Локку, а вслед за ним Лейбницу ( Опыт о человеческом разумении , 3.10.17; Новые опыты о человеческом разумении, там же и сл.) бранить определение Платона. Но ругатели, среди них и Паскаль ( О геометрическом уме и искусстве убеждать. 1). говорят в своем непонимании больше о самих себе, чем об этом глубокомысленном определении. Человек двуног в отличие от безногих пресмыкающихся, чье место в корнях мирового дерева, и от четвероногих копытных, стоящих у ствола, рядом с человеком, а беспер он в отличие от пернатых птиц на ветвях. К родственной загадке Эдипа см. Вяч. Вс. Иванов. Индоевр. заг.-кенн .