Изменить стиль страницы

Мой главред и сам бесподобен: смокинг очень его украшает. Приходится признать, что с подобным кавалером не стыдно появиться в любом обществе. Айрапет настолько импозантен, что я даже забываю о том, что, при моих 11-сантиметровых шпильках, он ниже меня на целых полголовы.

Зал приемов «Арарата» убран с претенциозной роскошью. Вообще, кругом все очень гламурно. Определение, конечно, отстойное, но по-другому и не скажешь. Гламур — хотя и опостылевшее, но емкое понятие, с известным всем контентом. В контексте званого ужина гламур — это много деликатесов, много бриллиантов, много звучных имен и много разговоров — пустых и не очень. А мне нравится наблюдать человеческие понты — особенно, когда они творчески переосмыслены и исполнены с вдохновением.

Мне нравится, когда в одном месте концентрируется большое количество мужчин в дорогих пиджаках. Я сразу проникаюсь пафосом момента.

Я узнаю некоторых представителей Лукойла, их часто показывают по каналу РБК, который обычно за завтраком смотрит мой Стас.

— Вон, кстати, папа Алсу, — шепчет мне в ухо Айрапет. — Не хочешь расспросить, как его дочь срывала паранджу? Ты же, помнится, хотела выяснить подробности! А вон, гляди, гламурные подонки! — Айрапет одними глазами указывает на эффектную парочку, заговорщически хихикающую в углу с бокалами в руках.

Это именитые внуки — молодые люди, которым крайне повезло с дедушками. Шахри Амирханова, внучка великого писателя советской эпохи Расула Гамзатова, и Борис Ельцин-младший, внук первого президента России.

Помнится, Шахри давала ЖП интервью, когда еще руководила журналом Harpers' Bazaar. Тогда она разоблачала всяческие слухи вокруг своей персоны. Причем амурные сплетни о себе любимой писательскую внучку особо не возмущали. В отличие от утверждения злых языков, что письмо главного редактора, которым открывается каждый номер «Базара», за Шахри пишет ее дедушка. Я тогда очень смеялась: представила себе, как мэтр соцреализма ежемесячно берет в руки перо и отдувается за любимую внучку, сочиняя гламурные вступления для женского журнала.

Ельцин-младший тоже у нас фигурировал — в связи со своей бурной тусовочной жизнью. Если мне не изменяет память, отличился он дважды: сначала подрался с охраной элитного поселка где-то на Рублевке, а в другой раз целый день возил девушку в багажнике своего авто. Чем-то она перед ним провинилась.

А вот и наши IT-girls — Юлия Бордовских и Ксения Собчак. Их я узнаю моментально, ибо имею счастье регулярно наблюдать по ящику. А наша тетя Шнырь с обеими знакома лично — традиционно выведывала у них что-то про женское здоровье. Среди журналистской братии Юля имеет репутацию стервы и зазнайки, а Ксюшу, наоборот, светские хроникеры любят. Наверное, потому что она никогда не оставляет их без куска хлеба. На тусовках репортеры так и ходят за своей любимой «звезденью» хвостом, гадая, какой же демарш совершит она на этот раз? Может, напьется и забацает эротический танец? А вдруг повезет, и Ксюша случайно наступит на подол платья? Репортер готов терпеть любые лишения ради чудесно открывшегося из-под съехавшего корсета обзорного вида. Ну, когда еще воочию увидишь бюст замечательного человека?

В общем, публика на нашей вечеринке подобралась сплошь интересная и креативная.

Но где же моя любимая Оксана Робски? Неужели нет?

Ну, ничего. Я за нее.

До нас доносится обрывок салонной беседы двух безымянных, но узнаваемых светских львиц. Айрапет называет таких «профессиональными гламурками»:

— Сгорел «Дягилев»! Где теперь тусоваться, ума не приложу!

— Ужас! Мы компанией послезавтра улетаем в Лондон, а то здесь совсем делать нечего. Не хочешь присоединиться?

— Нет, я на винтажное ралли в Рим. Там будет Марио, хочу повидаться.

— Тестино?

— Ну конечно! Тогда тусанемся позже в Каннах, ты же будешь на фестивале?

— О, безусловно! Я культурных событий не пропускаю.

Айрапет морщится. Совсем уж откровенные гламурки его раздражают.

Для высоких гостей поют исключительно по-французски и очень сексуальным низким тембром: сначала это делает субтильная белокурая Патрисия Каас, а потом — аппетитная темнокожая Амель Бент. После них появляется виртуозная азиатка Ванесса Мэй со своей скрипкой. Она играет очень долго и терпеливо — сначала с оркестром, а потом соло. Ванесса даже не глядит в зал, и ей явно плевать, что все присутствующие жуют либо пьют. Я всматриваюсь в ее по-самурайски бесстрастное лицо и вижу: творя музыку, скрипачка вовсе не здесь, не с нами! Она живет и дышит в другом измерении. Она вся — в том музыкальном отрезке, ноты которого берет в эти мгновенья.

Следует отметить, что ни одну из звезд никто особо не слушает. Все присутствующие заняты только собой и изредка друг другом.

А вот Борис Немцов! Хорош невероятно. Вид мужественный, и штаны на попе сидят идеально.

Ну, слава богу, хоть он мне нравится! А то я уж стала опасаться, что к старости меня всерьез потянуло на мальчиков. Стоит только вспомнить все мои последние вспышки страсти — Стас Пьеха, дупло Иглесиаса… Но уж Борис-то, вне всякого сомнения — не мальчик, но муж!

Но в целом меня настораживает собственное состояние. В последнее время внезапная любовь стала у меня как-то слишком часто рецидивировать! Может, это как раз то правильное творческое состояние, которое люди искусства называют «готов объять весь мир»? Главное, чтобы моя готовность «объять» всех интересных мужчин шоу-бизнеса и политики не переросла в какую-нибудь нимфоманию!

Но как я ему ни улыбаюсь, великолепный Немцов остается равнодушным к моим чарам. Приходится с грустью это признать.

Зато, как только Айрапет встречает кого-то из знакомых и на секунду от меня отвлекается, ко мне подходит другой мужчина. Я знаю его очень хорошо. Но это отнюдь не приятная встреча старых знакомых: просто этого человека знает в лицо вся страна. А вот он ее, пожалуй, знает неважно. Если вообще знает. Впрочем, не мне судить. Мой случайный собеседник — из тех, кого называют «публичными персонами», «медийными лицами» или попросту государственными VIРами.

— Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток? — куртуазно обращается ко мне «лицо» фразой из булгаковского «Мастера и Маргариты».

— Я до первой звезды не пью, — принимаю я приглашение к игре. Будем пикироваться афоризмами? Отлично. У меня с расхожими цитатами тоже все в порядке.

Мой собеседник жестом подзывает официанта и берет с его подноса два бокала красного вина. Один протягивает мне:

— Ваша звезда восходит. Сегодня не совсем обычный вечер. Так что — смело пейте!

— «Ночь полнолуния — праздничная ночь! — машинально продолжаю я фразу булгаковского Воланда. — Я ужинаю в компании самых близких друзей…»

— Совершенно верно подмечено, только самых близких, — смеется «персона» и слегка касается моего бокала своим. Хрусталь тонко звенит. — Будем знакомы?

Он представляется. Я честно замечаю, что это лишнее. Разумеется, я и так знаю его имя. Он отвечает, что тоже знает мое. Ну и что? Знакомство — это, в первую очередь, приятная условность. Ведь теперь мы можем официально считаться знакомыми. И он надеется, что добрыми знакомыми. А возможно, мы даже подружимся.

Все это, честно говоря, мне очень странно. На кой я сдалась этому видному деятелю важных государственных дел? Неужели ему больше поболтать не с кем? И куда подевался мой Айрапет? Главреда как ветром сдуло.

И откуда сей сановный муж знает, как меня зовут?

— Я знаю даже ваш творческий псевдоним, — словно угадывая мои мысли, говорит мой новый знакомый. — Манана! Интересное заявление. Отчего не Мессалина?

— Просто я не требую жертв.

— Это мудро. А ведь я знаю вашего отца. Лет двадцать тому назад мы вместе работали в одной далекой восточной стране. Ваш папа — очень мудрый человек и очень профессиональный. Но не только. У него есть Божий дар: служебные вопросы он решает виртуозно и творчески. Кланяйтесь ему от меня. Ваш брат, как мне известно, тоже в государственной службе. А вы, значит, не пошли по родительским стопам… Ищете себя в журналистике, но с тем же узнаваемым фамильным подходом. Как причудливо тасуется колода! Кровь!