От меня он требовал, чтобы на все шинели и мундиры нашиты были пуговицы с двуглавыми орлами. Сами понимаете, таких в те времена не было и быть не могло. Были пуговицы только с пятиконечными звездами. Нам приходилось разбирать каждую пуговицу и на чекане сбивать рисунок звезды. Этого ему показалось мало. “Орел — символ государства. Полиция — псы государевы. Без герба их мундиры — ничто, да и они — никто. Будьте любезны, пожалуйста, отчеканьте орлов”. Театр драмы и комедии — театр бедный. Заказывать отливку специальных чеканов с орлами было не на что, да и власти могли не позволить. Я нарисовал и вырезал глазным скальпелем трафарет с двуглавым орлом, и мы поверх разбитых звезд на каждой пуговице набили рисунок царских орлов. Работа была, я вам скажу, китайская. Дед с трудом согласился на такой компромисс. В этом строгом к историческим деталям старике я приобрел полезного рассказчика о прошлом России, особенно в малоизвестных его ипостасях.
Рассказ его об обзовухе наших петроградских пацанов неожиданно развернулся в целую романтическую историю.
Собственно, Дунькиного переулка никогда не было. Была-жила Дунька — Евдокия Васильевна. Родилась и окрасавилась эта рыжеволосая девица на Пороховом проулке, или, по-старинному, Зеленином тупике. По первости сама там успешно турусы разводила, никакой власти не подчиняясь. Затем оформилась и превратилась в билетную камелию. В молодухах-то уж больно хороша была, ах, как хороша! Глаз на мужика положит, так тот к ней сразу, как кролик на удава, и идет. Ежели бы в России орден Марии Магдалины существовал, то ей, Евдокии, его первой вручили бы, поскольку являлась она царицею Магдалиновой артели. Таких в наше время и быть-то не может. За нею, рыжей Дунькой, из богатых дворцов и домов специальные кареты со стремянными присылали. Во как! И она всех их на знатные гроши выставляла.
А денег скопила — свое дело завела, как положено. Купила на проулке деревянный дом о двух этажах с садом, — бывшую дачу. Когда-то на нашей Петроградской в этих местах много дач стояло. Умело перестроила дом по надобностям и открыла в нем заведение с букетом девиц как на подбор. В этом-то она толк знала. На первом этаже выгородила обширную залу с колоннами, украсила ее люстрами с хрустальными подвесками, роскошными, светлой кожи диванами и креслами. С правой стороны залы белый швабский рояль поставила. С левой — белую буфетную стойку со столиками. Лестницы светлого дуба, украшенные резьбой, поднимались с обеих сторон на второй этаж, в номера. Пол золотистого наборного паркета располагал на танцевальные подвиги.
У Евдокии Васильевны все было обустроено основательно и со знанием дела. Она оплачивала приходящих учителей, обучавших непосвященных девиц пению, танцам и приличным манерам. Музыкальные потребности обслуживали профессиональные пианисты, по надобностям приглашался баянист, а для балов покупался оркестр.
Своих девиц она нанимала со всех сторон. Часть набирала из общедоступных барышень — белошвеек, модисток, горничных. Других — новых, свежих — ей поставляли ее агенты. Часто живой товар привозили в столицу из Риги. В Риге существовала своеобразная биржа, куда стекались девицы из различных областей России и из-за границы. Причем нанимала девочек только молоденьких — до двадцати лет. Через четыре года увольняла как изношенных, потерявших манок. Мадам ценила девиц образованных: из неудавшихся актрис, певичек, кордебалета. “Проститутки-аристократки” умели подавать и хорошо продавать себя. Со временем основу Дунькиного дома камелий составили хористки, танцовщицы кафе-шантанов, перешедшие к ней на большую плату. Охотно брала статных молодых голосистых цыганок. В те времена еще не закончилась мода на цыганское пение, цыганские хоры в предместьях Питера собирали знатных ценителей и городскую богему. Интересно, что египетские девы* никогда не числились в билетных или бланковых проститутках. Новые девицы, кроме цыганок, по первости работали у нее в доме прислугою, — горничными, официантками, уборщицами, то есть проходили своеобразный карантин. После с каждой из них она обстоятельно беседовала и лишь затем запускала в “карусель”.
Со временем Евдокия Васильевна показала себя просто государственной особой — купила еще два дома на проулке, друг против друга. В одном поселила на жительство девушек, в другом обучала рожденных от камелий детей разным ремеслам: пацанков — столярным делам, девчонок — швейным. С каждым годом детишек в мадамином тупичке прибавлялось, и местные зеленинские жители стали крестить их Дунькиными детьми или Дунькиными выблядками. Отсюда и пошла эта обзовуха.
Деньги, добытые ее девицами, бандерша считала своими кровными и держала в банках под проценты. Рассчитывалась только по выходе девушек из дела. Благие же намерения обучать их детей — своими пожертвованиями. За что уважалась и поощрялась властями.
Главными помоганцами в ее доме служили ключница-экономка Анисья Саввишна, рыжая сорокалетняя бесформенная тетка, и специалист по всем мужским ремеслам петроградский армянин с неожиданным именем Дездемон. В обязанности Саввишны входили прием посетителей, наблюдение за девицами, сопровождение их на гуляньях, в поездках в город, в театр. Знаменита она была каждодневной фразой: “Девочки, атас! По местам! Кареты дателей** привезли!. . ”. Кроме того, она следила за буфетчиками, заказывала продукты, вина, водку и так далее.
Мужскому работнику Дездемону вменялось в обязанность не допускать на проулок всяких там золоторотцев, то есть босяков и оборванцев, чтобы те не портили флору и фауну вокруг Дунькиного лупонария. А ежели кто сопротивляться вздумает — крестить того кулаком без разговора. Среди работников заведения (все они, как на подбор, были рыжие), Дездемон считался самым рыжим, даже красным. На жителя гор он совершенно не походил, да и глаз имел не черный, а какой-то зеленый, как у кота. В околотке много спорили о его происхождении. Одни говорили, что рыжих армян сроду не было, другие, что могло статься. У мадам этот свирепый Дездемон служил всем, чем можно: цербером, вышибалой, дворником, садовником, истопником. Околоточное шпанье старалось не встречаться с его рыжеволосатыми кулачищами. До Дуньки Дездемон выступал в цирке Чинизелли силовым акробатом, борцом, кулачным бойцом, но по нечаянности сломал правую ногу, что вынудило его навсегда покинуть манеж. В свободные вечера этот армянский великан учил Дунькиных пацанков всяческим приемам борьбы и кулачного боя.
Последним из помощников Евдокии Васильевны, не считая двух близнецов Гаврилычей, швейцаров, служил приходящий венерологический доктор Брюханов. Тоже рыжий. Он осматривал мадаминых девочек в особой комнате. Здоровым девицам на контрольный листок выставлял синий штамп. Любой посетитель мог этот листок потребовать.
Из сторонних помогателей заведения надо назвать специально прикормленных извозчиков, поставлявших клиентов даже с самого Невского проспекта, забирая их по закрытию ресторанов. Поначалу у мадам работал один извозчик, а затем, по мере роста известности заведения, количество их увеличилось до пяти. Они привозили желателей из города и отвозили их назад по адресам. Постоянным, проверенным клиентам, по более высокой цене, девушек поставляли на дом.
Постепенно Евдокия Васильевна свой малый, никому не ведомый тупик превратила в прибойное место, которое в те времена узнали не только петроградские жильцы, но и центральный охочий народ. А ее вертеп для чистых и богатых господ стал лучшим в городе.
Чтобы заманить и привлечь баболюбов, мадам Евдокия придумала целый ряд специальных театрализованных соблазнов. Для рекламы заведения по центральным проспектам Петербурга катали в расписанных амурами каретах эффектно причесанных и подкрашенных девиц ее заведения, привлекая женскими прелестями внимание мужских особ.
В мезонине над номерами второго этажа находился зеркальный зал для особых случаев. За сеанс в нем с дателей брали в пять раз дороже, зато в самый интересный момент в зале начинала играть музыка. Там же, наверху, соседствовала с ним так называемая турецкая комната, вся обитая коврами, с богатой двуспальной кроватью, с хрустальным розовым фонарем над ней. Комнату с большим удовольствием посещали коренные петербургские купцы. А в саду главного дома Евдокия срубила из бревен натуральную русскую баню с отменной парилкой и отдельными закутами для потребителей банных процедур с ее девочками.