озадачил его.

– Зачем мне это?

– За тем же, зачем ты убил всех этих людей, – ответила я.

Ветер огляделся по сторонам, словно только теперь заметил лежащую на полу гору трупов,

потом, перехватив мой взгляд, посмотрел на нож, который всё ещё держал в руке.

– На моих ладонях нет той крови, которую ты видишь, – произнёс он серьёзно. – Это не мои

подвиги.

Ветер отбросил нож в сторону, и я почувствовала некоторое облегчение, хотя не спешила

верить его словам. Поскольку он не торопился что-либо объяснять мне, я спросила:

– И как прикажешь это понимать?

Ветер наклонился за стойкой, тем самым скрывшись из моего поля зрения; сперва мне

показалось, что он так и исчезнет там, не удостоив меня ответом, но потом услышала звон

стекла. Когда я осторожно приблизилась к бару, он вынырнул оттуда и, поставив тонкий

бокал на стойку, ловко катнул его мне в руку. Затем жестом фокусника он извлёк из-за

спины бутылку с бордовой жидкостью.

– Тебе стоит попробовать этот прекрасный о-де-ви, – сказал он, подойдя и плеснув мне

вишнёвого бренди.

Я послушно сделала глоток и вскрикнула: бокал треснул прямо в руках, поранив мне губы.

Ветер пожал плечами и улыбнулся.

– Ау, больно! – сказала я, стирая пальцами капельки холодной крови.

Я готова была поспорить, что он сделал это специально, прекрасно зная, что случится.

– Кубок жизни был бы сладок до приторности, если бы не падали в него горькие слезы, –

сказал Ветер, протянув мне салфетку.

Молча взяв её, я продолжила напряжённо изучать своего жестокого бармена. Чего стоило

ожидать от него в следующую минуту? Пожалуй, предугадать это было невозможно…

– Если это сделал не ты, то где же убийца? – спросила я.

Ветер поморщился и, обогнув стойку, почти вплотную подошёл к приоткрытому окну у

входа.

– У тебя дар нагонять на меня скуку.

Решив, что больше мне от него ничего не добиться, я стала действовать по собственной

схеме. Пройдя за стойку, я набрала номер полиции. Гром говорил со мной кратко, почти не

задавал вопросов, только один раз спросил, не угрожает ли мне теперь какая-нибудь

опасность, а потом приказал спрятаться в укромном месте до его приезда. Всё это время

Ветер стоял ко мне спиной и что-то высматривал в сумраке ненастной ночи. Когда я

положила трубку, он направился к выходу, на полпути оглянувшись и сделав знак следовать

за собой. Поколебавшись немного, я вышла за ним.

Дождь кончился, но неизбывный холод, тишина и выкалывающий глаза сумрак не

собирались отступать. Ветер оседлал ближайший припаркованный мотоцикл и закурил, а я

стала исследовать темноту, чтобы быть наготове, если из неё вдруг вынырнет нечто опасное,

но вместо этого из неё, блеснув горлышком разбитой бутылки, возник сырой обрывок

прошлого. Примерно в такую же ночь после сильной грозы я однажды сбежала из дома:

незаметно покинула квартиру, пока родители спали, и бродила, не разбирая дороги, под

любопытным взором никогда не спящих глаз моего города, по спутанным улицам,

полуосиротевшим до рассвета скверам, мимо всюду мерцающих огней, свиста гудящих

машин, пьяных компаний, звона разбитого стекла, громкого смеха... В ту ночь мне

приснился сон, настолько реальный, что, проснувшись, я не сразу осознала, что это было

лишь эфемерное видение – младший брат смерти, как издавна называли сновидения люди

прошлых времён; я открыла глаза и увидела, что в комнате Андрея горит свет. Когда я вошла

туда, то обнаружила его за компьютером в своих любимых громоздких наушниках, он сидел

и что-то быстро печатал на клавиатуре. Радостно вскрикнув, я подбежала к нему, стала

обнимать и осыпать его поцелуями. Андрей был немного озадачен моим поведением, а я,

захлебываясь эмоциями, твердила: “Они сказали мне, что ты умер. Я знала, что это не

правда! Как же я скучала, мой хороший, мой самый-самый любимый братик! Они сказали,

что тебя нет. Это надо было сказать мне такую глупость! Я ни секунды им не верила”. Затем

я проснулась, в полубессознательном состоянии зашла в комнату Андрея и в недоумении

уставилась на пустынное компьютерное кресло, погасший экран, собранную кровать…

Рассудок очнулся только на улице. Отключив телефон, я отправилась по ещё не

придуманному маршруту. Когда прорезался рассвет, я уже шла вниз по МКАДу, там, где-то

вдали, за несколько десятков километров, находился мой родной город. Некоторые машины

притормаживали около меня, предлагали подбросить, но я просто отмахивалась и

неторопливо шла дальше. Не было смысла возвращаться туда, я уже это понимала, но всё

равно зачем-то шла. Потом я поймала себя на том, что неустанно повторяю какие-то слова.

“Где же ты? Где же ты? Где?” – шептала я еле слышно не в силах остановиться. Тогда,

покидая столицу, я впервые подумала о том, что параллельные миры могут действительно

существовать, что в них можно попасть посредством снов. Мне так хотелось в это верить,

мне так нужно было попасть в тот мир, где Андрей был жив. Родной город, где мы когда-то

были счастливы, не мог мне ничем помочь. Я должна была снова уснуть. Включив телефон,

я позвонила маме, сказала ей, где нахожусь, просила прощения, говорила, что люблю её, что

моя летаргия скоро пройдёт. Она плакала…

Я во многом виновата перед родителями. Они не заслуживали такого отношения, но, боже

мой, почему они были так далеки от меня? Почему долгие годы заставляли чувствовать себя

подброшенным неродным кукушонком, о котором волею обстоятельств они должны были

заботиться, выполнять скучный родительский долг? Мне так нужна была их поддержка. Я

хотела, чтобы на заре моего взросления они были рядом, чтобы наставляли меня, учили жить

в незнакомом мире, чтобы, ласково взяв меня за руку, они однажды сказали мне: “Наш

маленький ангел, на этом свете много хороших людей, но есть и такие, которым очень

страшно. Им так страшно, что они будут стараться всячески обидеть тебя и других хороших

людей, чтобы как-то возвыситься в глазах окружающих, показаться себе сильными и

бесстрашными. Ты не должна на них обижаться, просто они пока ещё многого не знают…

Есть на свете и много бед, но любые из них можно пережить, ведь мы всегда будем рядом с

тобой, и ты знаешь почему: потому что мы любим тебя, а любовь – это самое величайшее

чувство, которое только есть у людей ”. О большем я не мечтала. Андрей хотел того же и,

думаю, даже сильнее, чем я.

Гробовая тоска снова накатила на меня. “Где ты сейчас? – подумала я. – Что это за гиблое

место? Что со мной будет? Увижу ли я тебя когда-нибудь? Мне так тяжело без тебя, братик”.

Глаза наполнились солёной влагой.

– Если ты собралась хорошенько поплакать, то лучше сделай это в другое время, –

бесчувственно сказал Ветер.

– Я вовсе не собиралась, – ответила я, стараясь взять себя в руки. – А вообще это не твоё

дело. Не хочется смотреть на рыдающую девушку – проваливай!

– Как грубо, – рассмеялся Ветер. – Но я сказал это из самых дружеских побуждений. Наш

красавчик возвращается вершить новые подвиги.

Я оглянулась, к нам действительно, слегка прихрамывая, приближался какой-то человек в

уродливой белой маске, своей формой напоминающей голый череп.

– Садись, – сказал Ветер, заводя мотоцикл, – если, конечно, у тебя нет желания поиграть с

ним в догонялки.

Едва я забралась на заднее сиденье, мы стремительно сорвались с места. Ветер гнал так

быстро, что, мне пришлось крепко вцепиться в него и зажмурить глаза. Пока мы ехали на

бешеной скорости, в моей голове проносилось лишь одно: “Если он не убьёт меня на этом

мотоцикле, нужно настоять и узнать, почему он всё-таки помогает мне”. Но, когда он,

наконец, остановился, и я распахнула глаза, мной завладели иные мысли.