поправить макияж. Он подошёл сзади и обнял меня, а потом сказал, глядя на наши

отражения: “Мы боги”. Мой двойник улыбнулся ему, слегка прикрыл глаза и медленно

повторил его слова. Вадим признавался мне, что все его девушки, которых было немало,

быстро надоедали ему, но со мной у него всё обстояло иначе. По его словам, он видел во мне

продолжение себя, свою часть, своё отражение. Когда он в очередной раз заявил, что мы с

ним одной крови, я рассказала ему про ту песню и погибшего мальчика, а он просто

рассмеялся. Я знала, что так будет. Знала, что для него любое проявление совести –

непозволительная слабость. Я не ждала другой реакции – лишь надеялась, что этот смех не

ранит меня. Но он ранил, и я ушла от Вадима в тот же вечер. Он постоянно ревновал меня и

твердил, что никогда не отпустит. Об этих словах теперь иногда напоминает небольшой

шрам возле губы, но всё-таки он не сумел удержать меня, и это было моей маленькой

победой в поисках себя.

Когда я вышла из подъезда, начался дождь. К счастью обычный, и я впервые обрадовалась

ему. Была уже глубокая ночь, а по городу не ходило такси, поэтому мне не оставалось

ничего другого, как, прихрамывая, идти до дома пешком в надежде на скорое превращение.

Вдали кто-то играл на гитаре, и грустная мелодия гармонично вплеталась в музыку дождя. Я

растворялась в ней, и шла за этой мелодией, как Тесей за золотой нитью в лабиринте

Минотавра, до тех пор, пока музыка не смолкла, уступив место лаю бродячих собак.

– У тебя такой вид, что сам дьявол расплачется.

Ветер сидел на автобусной остановке с гитарой в руках. Кажется, у него появилось новое

хобби – издеваться надо мной. Хотела бы я разделить его веселье.

– Зачем ты вернулся? Вспомнил, что оставил в запасе немного шуток?

– Я сказал, что буду ждать тебя внизу. Ты забываешь всё стремительней, чем даже хотелось,

– ответил Ветер, указав на место рядом с собой.

Я приняла его приглашение и присела рядом.

– Сыграй ещё что-нибудь. Мне это очень нужно.

Ветер отложил гитару.

– Я играю не для всех.

Ко мне подбежала лохматая дворняга, уткнулась в коленку влажным носом, пристально

посмотрела на моего собеседника и убежала, виляя хвостом. Я с завистью проводила её

взглядом. Конечно, жизнь бездомной собаки не легка, и всё-таки она до конца останется

собой, сохранит естественность и внутреннюю цельность. Её прочный мир трудно

разрушить. Человек же изначально обречён на картонный макет мироздания, который он до

самой смерти вынужден неустанно подклеивать изолетной, придумывать на месте пустот

что-то нерушимое и вечное, потому что если изолента закончится, ему будет трудно выжить.

– Играешь только для себя? – спросила я, окинув взглядом безлюдные улицы.

– Если ты не видишь чего-то, это не значит, что этого нет.

Я мысленно повторила его слова. Похожие слова мне говорил Саша, когда в наших беседах

речь заходила о мире за гранью – я ставила под сомнение вопрос о его существовании.

Теперь, по крайней мере, я знаю, что за чертой что-то есть. Но этого мало. Я хочу знать

больше.

– Зачем ты ждал меня?

– Хотел пригласить тебя в одно место.

Ветер достал из кармана какую-то бумажку и протянул мне.

Это оказался билет в театр на спектакль “Гамлет”. Насколько я знала, в городе когда-то был

театр, но он недавно сгорел. Шутки не кончились. Представление начиналось через

пятнадцать минут в каком-то здании на Стеклянной улице.

– И как это понимать? В лучшем случае, я попаду туда к рассвету.

Ветер встал и знаком приказал мне сделать то же самое. Когда я поднялась, он зашёл за

спину и, произнеся что-то неразборчивое, закрыл мне глаза руками. Я ощутила сильное

головокружение и тошноту, а потом всё внутри сжалось, стало душно и жарко, возникло

такое чувство, будто во мне горят тысячи костров, через которые прыгают резвые черти под

хохот пьяных ведьм, славящих шабаш. В голове всплывали неясные образы и

отвратительные видения – чёрные пауки ползли по стенам, превращаясь в шипящих змей,

которые заползали в появившийся из пустоты мраморный гроб, заполняя его скользкими

кольцами своих длинных тел, потом картина стала меняться и возникла молчаливая траурная

процессия: лица шествующих были раскрашены – одни напоминали весёлых клоунов, а

другие походили на унылых мимов; вскоре они распались на куски сырого мяса, которые тут

же облепили большие красные мухи. Я закричала, но не услышала своего крика. Ветер убрал

руки, и всё сразу исчезло. Рядом с нами уже не было автобусной остановки. Мы находились

в совершенно другом месте. Это была Стеклянная улица.

– Вот мы и пришли.

– Это же казино, – сказала я, взглянув на здание, перед входом которого мы стояли.

Ветер кивнул и пошёл внутрь. Сзади меня окликнул чей-то громкий мужской голос, и, не

оглядываясь, я нырнула в двери казино. Мы прошли мимо автоматов, игровых столов и

подошли к бару. Ветер заказал нам выпить.

– За что пьём? – спросила я, подняв стакан.

– Не чокаясь – коротко ответил он.

В связи с последними событиями у меня накопилось столько вопросов, что я не знала с какой

темы начать, как правильно построить разговор, чтобы добиться хотя бы малозаметных

просветов. Я обдумывала это, разглядывая публику. Она была совершенно разная: от

шумных мужчин и женщин в дорогих костюмах и платьях, курящих элитные сигары до

тихих стариков в старых протёртых куртках. Их всех объединяло только одно – жажда денег

и риска, погоня за призрачной и пустой мечтой о внезапном обогащении. Вадим часто таскал

меня по таким заведениям. Я ещё могла понять бедных пенсионеров в мелких казино, но

тугие кошельки, обнимающие вульгарно визжащие бриллианты, всегда вызывали во мне

только омерзение.

Мы допили в молчании, а потом Ветер повёл меня через служебный вход. Это был длинный

коридор со множеством комнат. В одной из них дверь была приоткрыта. За большим столом

сидели наркодельцы и расфасовывали “товар” в прозрачные упаковки. Один из них заметил

нас и приветственно махнул Ветру рукой. Дальше коридор поворачивал направо. Там была

лишь одна комната, дверь которой была распахнута настежь. Внутри перед маленькой

сценой, укрытой тёмно-синим занавесом, в несколько рядов стояли стулья. Почти все они

были заняты. Мы не успели войти, как из комнаты неожиданно выбежал лысый карлик и

шепеляво затараторил:

– Мастер, мы ждём только вас! Вы же знаете, мы никогда без вас не начинаем. Сегодня будет

изумительное представление! Роль Офелии мы доверили совсем юной, малоизвестной, но

очень талантливой особе... Хотя, должно быть, вы её помните – она играла Лилит в

“Изгнании”. У вас интересная спутница, но, должен признаться, все думали, что вы приедете

с Изумрудной Леди. Ах, проходите же!

Он ещё суетливо пометался в проёме, и, наконец, освободил вход. Мы заняли свои места в

первом ряду. Я то и дело вертела головой, рассматривая собравшихся зрителей. На

некоторых женщинах были вполне обычные изящные вечерние платья, на других –

причудливые наряды прошлых веков: одни были закутаны в звериные шкуры, другие

облачились в богато расшитые покрывала, на других были очень пышные платья с высокими

накрахмаленными воротниками, а на некоторых из них были парики, украшенные

всевозможными цветами и драгоценными камнями. Одежда мужчин также пестрила

разнообразием – встречались шкуры, туники, камзолы, длинные златотканые плащи с

гербами, средневековые шляпы с перьями и яркими лентами, треуголки и цилиндры. Все они

непринуждённо разговаривали друг с другом, шутили и смеялись, но мне почему-то

казалось, что всё их внимание на самом деле приковано к нам, вернее ко мне.