Он взял ее руки в свои.

— Нам нужно о многом поговорить.

Она высвободила ладони и обвила его руками.

— И доделать.

Снаружи раздался вежливый кашель и, повернувшись, Дэйн встретился взглядом со шведским врачом — высоким с нервным, но умным лицом человеком. Дэйн вышел наружу.

— Я говорю с доктором Карлссоном?

— Да, да. Здравствуйте. — Они пожали друг другу руки. — Вы не могли бы пройти со мной в больничную палатку? Думаю, что все, как вы и просили, собрались.

— Секундочку.

Он снова зашел в палатку и несколько секунд смотрел на Сару. В ее лицо вгрызлось несколько новых морщин, а под глазами залегли тени. В волосах появились подтеки серебра, но она все равно была очень красива. Только в глазах залегла бездонная печаль. И ему захотелось, чтобы она исчезла.

— Сара, мы собираемся вытащить вас всех отсюда. Так что, можешь мне поверить, все будет в порядке.

Он замолчал, затем продолжил:

— Пойдем, надо встретиться со всеми остальными, и я расскажу план выхода.

Она улыбнулась.

— Все, что скажешь. — Затем ее улыбка стала тоскующе-мечтательной. — Дэйн, а затем, когда все кончится, как ты думаешь, у нас будет шанс начать все по-новой? Мне необходимо знать. Скажи же хоть что-нибудь.

— У нас будут все шансы в мире, Сара. Но сейчас — нужно идти.

Они вышли из миссии сразу же после наступления темноты. Вначале Дэйн выслал разведчиков под начальством Хана — молчаливого корейца, — а затем построенных в два ряда кхмеров, растянувшихся на много метров вперед. В центре колонны он постарался замаскировать наемников и страшно волновался по поводу огромного роста и белой кожи Карлссона, да и европейских черт всех солдат удачи. Дэйн упрятал их в поношенную и сильно порванную одежду кхмеров. Все могло сойти им с рук, если Карлссон не станет высовываться или женщины не будут привлекать к себе внимание. Он не стал говорить и предупреждать о том, что если вьетнамцы схватят их одних на дороге, шансов на спасение не будет ни у кого.

Дэйн остановился и осмотрел колонны.

Народу было примерно тысяча человек, и они охотно пошли бы за каждым, кто бы решил взять на себя руководство подобным отрядом. Некоторые пошли за наемниками потому, что они были вооружены, а в истории Азии большинство глав были написаны именно воинами. Дэйн просто-напросто послал своих людей в лагерь беженцев и предупредил, что если кто-нибудь останется на месте миссии, то им придется отвечать на ярость взбесившихся вьетнамцев. И, разумеется, пошли все.

Наемников он разделил между двумя колоннами и сейчас радостно наблюдал за тем, что не может выявить их в огромном скоплении людей: стариков, женщин, детей, оскользающихся и бредущих по обеим сторонам грязной дороги. Наблюдая за ними в свете луны, Дэйн почувствовал безвременность происходящего, будто бы история остановила свой бег — или повторяется вновь и вновь, — словно бы его опыт, знания, чувствительность привели его этой ночью к этим людям, на эту дорогу, и казалось, что так оно и должно быть, что это совершенно неизбежно. Словно бы вся его собственная история была лишь прелюдией к этому времени и этому месту. Дэйн тряхнул головой: сейчас не время предаваться размышлениям.

Он разложил на середине дороги свою лучшую карту и принялся изучать ее, подсвечивая фонариком. Впереди, на границе с лесом, лежала заброшенная деревушка. Ее жители собрались вместе и порешили уйти всем скопом чуть больше недели назад — таким образом на долгом пути они могли поддерживать друг друга. Такие вещи случались по всей Камбодже.

И теперь эта деревушка должна помочь им спрятаться и провести вьетнамцев. Днем они спрячутся в ней, а с наступлением темноты снова двинутся в путь. Если придется — будут прятаться еще один день перед последним броском к Пойпету. А там их должен ждать Питер…

Да, подумал Дэйн, в плане дырок не меньше чем в решете, но в подобной ситуации другого не придут маешь. Он сложил карту и прошел к голове колонны, на правую сторону дорога. За его спиной шагал вьетнамец, которого он завербовал несколько лет назад в Далате за его лингвистические познания. Вьетнамец тащил один из двух передатчиков. Второй находился в конце колонны, и его нес говорящий по-китайски кхмер. А где-то в центре колонны шла Сара.

Она выглядела просто удивительно и совсем не изменилась, если не считать темных кругов под глазами, которые почти сразу же исчезли, как только в ее глазах зажглась надежда. Дэйн радовался тому, что смог принести ей эти надежду и любовь.

Он услышал за спиной чей-то шепот. Из колонны вышел связист и сообщил, что получил сообщение от Хана, бывшего сейчас позади колонны. Хан говорил, что приближается и чтобы они не стреляли.

Дэйн кивнул:

— Передай, чтобы доложил мне лично.

Хан появился внезапно, материализовавшись из тьмы вместе с двумя другими разведчиками.

Да, лицо его было совершенно непроницаемым, но от слов веяло могильным холодом.

— Полковник, они везде. Везде у нас впереди. Мы засекли патрули на всех направлениях. Ясно, что они стоят между нами и Пойпетом.

— Между нами и деревней? — спросил Дэйн.

— Нет, за ней.

— Хорошо, — сказал Дэйн. — К рассвету мы будем у деревни. Придется поторопить народ. Мы притворимся, будто бы деревня принадлежит нашим кхмерам. Всех остальных — наемников и врачей — спрячем до наступления темноты. — Он взглянул на луну. — Возьми разведчиков и ступай в деревню. Если увидишь что-нибудь необычное, выбивающееся из привычного окружения, — разберись. Мы должны одурачить вьетов. Вопросы?

Хан покачал головой.

— Действуй.

Он приказал связисту послать сообщение в конец колонны, чтобы наемники подтянули крестьян вперед. Головным в каждой колонне он объяснил, в чем причина спешки. Шаг заметно убыстрился: Дэйн знал, что некоторые старики не смогут выдержать полубега и надеялся на то, что у них будет возможность вернуться за ними, но он не мог рисковать остальными.

Дэйн ринулся назад и отыскал в толпе Сару. Через дорогу на них внимательно смотрел из-под бинтов, наложенных на лицо, Мэйсон.

Когда Дэйн взглянул на него, врач отвернулся.

— Сара, послушай: как только доберемся до деревни. — держись ко мне поближе. Мы постараемся укрыться и заставить вьетов поверить в то, что деревня — наших кхмеров. Вперед пойдем только следующей ночью. Держись рядом, хорошо?

— Да, конечно, — ответила женщина, — очень, очень хорошо.

В последующие два часа они продвинулись на значительное расстояние. Но еще через час волнение вернулось. Снова пошло снижение скорости: люди, которые долгое время голодали просто-напросто не выдерживали напряжения. Дэйн, неохотно объявил о пятнадцатиминутном привале и попросил распространить среди беженцев весть о том, как они должны будут обманывать вьетнамцев; заниматься повседневными домашними делами, работой, потому что спящие днем люди у кого хочешь возбудят подозрение. Вьеты обнаружат опустевшую миссию и начнут искать пропавших крестьян, поэтому на какое-то время всем придется стать актерами.

Перед рассветом колонны добрались до окраины деревушки, где их встретил один из разведчиков Хана.

— Вьеты расположились лагерем в лесу на той стороне деревни, — сообщил он. — Видимо, офицеры приказали до рассвета в деревню не входить.

— Мы ведем войну не с идиотами, ответил Дэйн. — Они воюют вот уже в течение двадцати лет и не хотят рисковать, выставляясь всем напоказ. Как далеко они встали?

— Где-то около мили на запад за деревней. Возле ручья.

— Состав?

— Пехотный батальон, мобильный, с приписанным к нему, как нам кажется, инженерным взводом. Apтиллерии мы не заметили. Я думаю, полковник, она подоспеет позже.

— Благодарю. Возьми одного связиста и отправляйся на запад деревни. Скажи Хану, что я хочу знать, когда первый вьетнамец закончит чаепитие и взглянет в сторону деревни.

Разведчик быстро удалился, и Дэйн понял, что света достаточно для того, чтобы видеть то, как он уходит.