— Работала тут одна сволочь, — сказал сторож, — взяли его кормить животных, а он кормил только себя! Интеллигент — а мясо сырым жрал! Посмотрите, до чего довел леопарда. Истощённый! У тигра начались голодные спазмы. Лев близок к дистрофии!

— А как была его фамилия? — спросил я.

— Да черт его знает! Вроде, Геринг, что-то в этом роде. Специалист по мёртвым языкам, падло! Говорил с животными на санскрите, что особенно раздражало макак. Садист!

Я понял, что это Селедкер.

— Как начали нанимать олим — так все прахом пошло, — продолжал сторож. — Ниже докторов наук не брали — и все равно тибрят! А ведь тигр недавно тоже из России, где ж это видано, что оле у оле воровал?!.. Верблюд спас арабов. Скажите, он стал бы спасать евреев?

Я колебался с ответом.

— До чего животных довёл, — продолжал сторож, — гиппопотам без снотворного не засыпал! В конце концов уволили мы интеллигента. Получил он выходное пособие — дневной рацион хищника, вы представляете себе, сколько это говядины?!

— Простите, вы не знаете, где он сейчас, этот Геринг?

— В каком-то киббуце, — ответил сторож, — вроде заморил там крокодилов…

По тропинке киббуца Гиносар опять катила инвалидная коляска, только на этот раз в ней сидел каббалист Селедкер, а толкал ее марксист Зись.

— Эта сволочь укусила меня за ногу, — сообщил Селедкер, — и за что?! Недодал кусочек мяса! Вы думаете, легко наблюдать, как эти твари лопают парное, отборные куски, когда сам жрёшь гнилые бананы! И что я там взял — кило семь!.. В России я работал в Академии наук, ученые тоже кусались, но разве так?!

— Хищнические отношения, — пояснил Зись, — деньги — товар — деньги! Вспоминаю — в зоопарке в Перми, где я работал, когда меня выгнали с кафедры марксизма перед отъездом… Я, простой сторож, впервые понял, что такое дружба. Мы обедали всегда вместе: я, шимпанзе, макака — была какая-то взаимопомощь, солидарность! Макаке давали банан — она мне всегда оставляла кусок. Она плакала, когда я уезжал в Израиль.

— Только продал костыли — и нате! — причитал Селедкер.

— Зачем вы их продали? — спросил я.

— Жрать хотел — пошёл и съел оба костыля! Шашлык из куры!

— Деньги — товар — деньги! — печально повторил Зись.

— Скорее деньги — костыль — кура! — проворчал Селедкер.

— Есть хорошая новость, — сообщил Зись, — кто-то приносит цветы на мою могилу.

— Совсем свихнулся, — шепнул Селедкер, — сам себе носит. Фиалки. И хочет заказать себе памятник: «Славному герою Бенджамену Зингеру». Отговорите его: он же потратит все деньги, которые скопил!

— И ещё, — добавил Зись, — можете меня поздравить! Мне водружают памятник! «Безумству храбрых поём мы песню»!

— Селедкер, — сказал я, — говорят, мой дед был причастен к покушению на графа Бернадота. Вы знаете кого-нибудь из ЛЕХИ той поры?

— Что за вопрос! — Селедкер полез за записной книжкой. — Сейчас, секундочку… — он начал перелистывать. — Вот, Берл Темкин — взрыв отеля «Кинг Дэвид» — не то… Ицик Вайс — убийство лорда Мойна — не то… Кацнельсон — взрыв в кинотеатре «Рекс» — не то… Вот, наконец! Аврумеле — убийство графа Бернадота. Он содержит ослиную ферму, близ Ципори, это недалеко отсюда.

— Тогда, я, пожалуй, сразу покачу, — сказал я.

— Подождите, — остановил меня Зись, — открытие памятника — пятнадцатого. Вы будете среди почётных гостей! Не забывайте: я погиб смертью героя! — напомнил он. — Вам известны мои последние слова?

— Нет, — признался я.

— Деньги — товар — деньги! — выпалил Зись. — После чего я навеки закрыл глаза. Так я вас жду на открытии!

Я пообещал…

Я поехал на ослиную ферму. Десяток облезлых животных лениво жевали траву. Старый араб сдавал их напрокат японским туристам.

Я спросил его, где Аврумеле.

— Один осёл — сорок шекелей, — ответил араб. — Уан ауэр — фоти шекельс!

Что бы я ни спрашивал, он повторял своё. В конце концов мне стало ясно: чтобы увидеть Аврумеле — надо взять осла.

Я выбрал серого, только что освободившегося от пожилого самурая.

Прежде, чем передать поводья, араб дал мне урок вождения.

— «Ишь!» — стоять. «Хо!» — иди! Понял?

Осел был скотиной упрямой. Что б я ни делал — он стоял и жрал траву. Пожилой самурай злорадно хихикал.

Я орал «Хо!», тянул осла за веревку, гладил, толкал сзади — и когда он, наконец, двинулся, араб забрал его у меня: час истёк.

— Где Аврумеле?! — спросил я.

После долгих переговоров я понял, что нужно снова взять осла.

История повторялась, осёл упрямился и никуда не шёл, только час кончился через сорок минут.

Аврумеле не было.

Я видел, что и остальные ослы никого не катали — не только представителей Страны Восходящего Солнца, но и своих сограждан: ослам было на все начхать. Час кончался — и араб забирал осла и сдавал его следующему.

Наконец появился Аврумеле. Он ехал на послушном ослике и насвистывал еврейскую мелодию.

— Я от Селедкера, — представился я.

— Очень приятно, — ответил Аврумеле, — тогда я вам дам самого лучшего осла.

Он указал на осла, на котором я безуспешно пытался прокатиться.

— Залезайте!

— Спасибо, я уже дважды, — поблагодарил я. — Он не сдвинулся с места, ваш осёл.

— А что вы ему говорили?

— Все, что надо! «Ишь!» «Хо!»

— «Ишь!» и «Хо!» — для японцев, я не хочу, чтобы эти бездельники за какие-то сорок шекелей мучили животное! На осле въедет наш Мессия! Зачем японцу осёл?.. Как другу Селедкера я вам дам к тому же водительские права.

— Что за права?

— Мы единственные в мире даем ослиные водительские права, — сказал Аврумеле, — японцы записываются за год.

Он выхватил из кармана печать и шмякнул ее на розовую бумажку.

— Держите, для друга Селедкера — бесплатно!

— Аврумеле, — начал я, — говорят, вы причастны к делу Бернадота.

— Это правда, — согласился Аврумеле.

— Говорят, мой дед — тоже.

— Кто был ваш дед?

Я протянул фото.

— Мошко Швед, — закричал Аврумеле, — из-за него вся жизнь моя пошла вкривь и вкось!.. Слезайте с осла! Осел — для Мессии! Я не хочу, чтобы внук этого типа сидел на моем осле! И верните водительские права!

— Успокойтесь, Аврумеле, — сказал я, — мой дед никому не мог сделать плохого.

— Он убил меня, — объяснил Аврумеле, — если бы не он, я давно был бы членом кнессета. Национальным героем. Трумпельдором, если хотите! И я бы ездил на «ягуаре», а не на сраном осле!

Он пнул животное.

— А на ком въедет Мессия? — спросил я.

Аврумеле не ответил. Он взобрался на своего осла, что-то бросил моему, и мы поехали.

Мы въехали в дивный лес, первозданный, как небо.

Мы катили на двух ослах и молчали. Пели сосны, шелестела трава.

— Эта история не для длинных ушей, — наконец произнес Аврумеле. — Мы не собирались убивать Фольке, мы с Мошко Шведом хотели похитить его и спрятать у моей тётки. Она согласилась на некоторое время: как-никак он — член шведской королевской семьи. Она даже приготовила ему какое-то шведское блюдо. Но дед ваш совершенно неожиданно отказался красть Фольке. Он утверждал, что не может засунуть члена королевской семьи в мешок. Я забыл вам сказать, что тетка сшила нам специальный мешок. Бернадот, видите ли, спасал евреев, и он не может такого уважаемого — в мешок. Я напомнил твоему деду, что Фольке хочет отдать большой кусок страны арабам. «У тетки выпьем и закусим, — сказал я Мошко, — и уговорим Бернадота ничего не отдавать или даже забрать кое-что у них». Но твоего деда заклинило на мешке: «Вонючий! Грубый! Неуважение к королевскому дому!» Тетка сшила нам новый мешок, из шелка, огромный; мы оросили его теткиными духами, и когда он был готов — Фольке убили. Дед переживал: он считал, что Бернадот погиб из-за его упрямства. С тех пор я ни на кого не покушался, жизнь текла скучно, однообразно. Сначала открыл кинотеатр, теперь вот — ослиная ферма.

Аврумеле вздохнул.