— Ну что ж, в таком случае советую ехать берегом моря — получите удовольствие.

— Прекрасно, мы поедем берегом моря.

— Я позвоню вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.

— Отлично. Благодарю.

Я пошла обратно в раздевалку, оделась, вышла из клиники и направилась к машине. Села на переднее сиденье рядом с Дэвидом. Мы поехали.

День был очень жаркий. Сквозь ветровое стекло проникали солнечные лучи. Я очень чувствительна к солнцу. Моя кожа, мои глаза — в сущности, дряблость кожи и, как следствие, опущение века вызваны калифорнийским солнцем. Нет, я никогда не загорала. Всегда укрывалась, особенно когда играла в теннис. Но теннис, я не мыслю себя без тенниса. А в ту пору я не пользовалась защитным козырьком. Если бы пользовалась, капли пота могли бы помешать мне в самый важный момент.

Мы подъехали к берегу моря. Повернули на запад, потом на юго-запад. Солнце палило нещадно.

Остановились, чтобы сделать несколько снимков. Я сказала Филлис:

— Я сяду назад — слишком много солнца.

Мы поменялись с нею местами и поехали дальше.

Надо сказать, что мои большие темные очки закрывали открытые швы. В уголках глаза было пять или шесть швов, направленных вниз. Доктор вырезал лоскутик нижнего века и подвернул его, чтобы приблизить к глазному яблоку.

Приехали в Тернбери Лодж. Типичная гостиница для игроков в гольф переходной эпохи между правлением королевы Виктории и короля Эдуарда. Она стояла наверху холма, у подножия которого находилась площадка для гольфа, за нею — плескались волны Ирландского моря. Наверх вела асфальтовая дорога с многочисленными поворотами. Наверху нужно было сделать круг, чтобы подъехать к парадному входу трехэтажной гостиницы. Большой парадный подъезд. Первый этаж (по-нашему — второй) — именно там мы расположились: две комнаты, две ванные. Не совмещенные, с маленькими балконами. Очень дорогие. Сделали круг и оказались перед главным входом. Два крыла, большая клумба цветов, рядом несколько машин. Припарковались. Не слишком далеко от входа. Я хотела проникнуть внутрь незаметно. Комнаты были сняты на имя Филлис.

— А теперь слушай и запоминай (это мои слова): пройдешь к столику администратора, возьмешь ключи и выяснишь, где находится лифт. Вернешься — отдашь ключи мне. Сумки пока не берем. Дэвид их принесет позже.

Они двинулись к входу. Я осталась в машине.

Боже мой, ну и духота! В кабине жарче, чем на улице. Я вся мокрая. Подняла руку, сняла темные очки и слегка дотронулась ладонью щеки — опустила руку. Ладонь была в крови. Господи! Не может быть. Я снова коснулась щеки. На ладони еще больше крови. Вот тебе раз — шов открылся. Где бумажные салфетки? Развернула несколько квадратиков, сложила их… Господи, как я попаду в гостиницу… Господи… Вот они уже идут. О Боже праведный, с ними швейцар…

— Да… Дэвид, скажи носильщику про багаж… Отведи его к багажнику… Филлис, подожди, у меня, вероятно, открылись швы — течет кровь. Ты знаешь, как попасть в наши комнаты? Ладно, веди.

Я последовала за ней.

— Поворачиваем направо…

— Да.

Было совсем темно. Вокруг никого.

— Где лифт?

— Напротив.

— Отлично.

Мы подошли к предполагаемой двери лифта. Лифта, однако, там не было.

— Где кнопка?

— Не вижу…

(У Филлис глаукома. Внезапно оказавшись в темноте, она ничего не видела. Я тоже ничего не видела, потому что мой глаз был залит кровью.)

— Щупай… У меня свободна только одна рука.

В отчаянии мы ощупывали всю стену. Наконец…

— Вот она.

Зашли в лифт.

— Закрой дверцу.

Поехали вверх. Дверь открылась. Вниз, в холл, спускались люди.

— Какой номер?

— Четыреста тридцатый и четыреста тридцать первый.

— Доставай ключи.

— Вот они.

— Нет, ты — дура…

Мимо шли люди. Мы двинулись в конец коридора.

— Вот она, четыреста тридцатая.

Ключи были огромные. Бедная Филлис — она так силилась… О Боже!

Наконец-то дверь открылась.

— Ладно, все нормально. Закрой дверь, позвони и попроси, чтобы принесли лед. Лед, дура! Для глаза. Надо остановить кровотечение. Звони. По телефону. Я сниму свой пиджак и лягу в ванной на пол — он прохладный. Потом легко будет отмыть, если запачкаем кровью.

Я прошла в ванную — сняла брюки. Осталась в хлопчатобумажной блузке, нижней рубашке и туфлях. Сняла с вешалки банные полотенца — легла на пол и прижала полотенце к глазу. Льется кровь. Дверь открылась.

— Что это?

— Лед.

— Давай сюда и звони доктору.

— Куда?

— Как куда? Откуда мне знать? Ему домой — в его офис. Вызови Дэвида.

— Я здесь, мисс Хепберн.

— Послушай, Дэвид, сними туфли, носки и брюки, встань под душ и попытайся отжать кровь из тех тряпок, что я туда бросила. Просто сполосни в холодной воде и положи на коврик. А ты, Филлис, если не дозвонишься до него самого, звони в клинику. Может, там найдется какой-нибудь врач, который бы подсказал нам, что делать. Номера телефонов у меня в записной книжке — в кошельке.

Филлис принялась звонить — туда, сюда. Врача найти не удавалось. Поэтому она позвонила в клинику.

— Врач у телефона.

— Подожди, я сама.

Я вошла в спальную комнату — выглядела при этом весьма живописно — взяла трубку.

— У меня кровотечение. Я не вижу, откуда течет кровь, потому что не могу надеть свои очки.

— Вы, наверное, немножко испугались, мисс Уилбурн (он думал, что разговаривает с Филлис). Советую вам выпить немножко виски…

— Виски?

— Да, немножко виски. Потом сядьте на кровать, и кровь остановится…

— Сесть — мне?

— Да, ведь вы лежали?

— Да.

— Напрасно. Держите голову выше.

— Да.

— Как вы теперь себя чувствуете? Нормально?

— Да, нормально.

— Мистер Мастард позвонит вам позже. Я его разыщу.

— Благодарю.

— Виски…

— Виски?

— Да, обеим — лед — содовую — кровь останавливается.

Я инвалид законченный.

С Новым годом!

Что такое? Что вы сказали? Счастливо провести день… Ах да, с Новым годом. Да, конечно. Как глупо с моей стороны. Вас тоже с Новым годом!

(Звук закрывающейся двери, и палата погружается в темноту.)

Они пожелали мне счастья в Новом году? Что ж, дай мне Бог. Надо полагать, может сбыться и такое пожелание.

Я лежу здесь, в хартфордской больнице. Филлис лежит в трех метрах от меня. Мы занимаем двухместную палату на шестом этаже этой части комплекса хартфордской больницы. Сейчас около 10 часов вечера — с нами только что попрощалась медсестра, работающая с 3 часов дня до 11 вечера. Лин Ремингтон — так ее зовут. Да, она приехала вечером накануне Нового года. Я велела ей пораньше отправиться домой — чтобы не опоздать к торжественным мгновениям полуночи. Просто чертовски мило, что она вообще пришла.

О, они проявляют к нам столько внимания, столько заботы — все, кто нас лечит: Лин и Гейл, Бернис, Сью, Кэти, Диана, Марша и Рада. Действительно, работают не за страх, а за совесть. Рада даже пришла навестить нас в Сочельник. Так благородно. Ведь у других-то у всех дети, а сейчас рождественский и новогодний праздник. Что? Что мы здесь делаем?

О, разве вы не слышали? Я наехала на телефонный столб. Да, переезжала дорогу, что ведет из Фенвика в Сейбрук-Пойнт. Проехала — ну, метров пятьдесят… Потом — то ли вверх глянула, то ли вниз, то ли в сторону, то ли Бог знает чем еще отвлеклась. Ну и в результате мы врезались в телефонный столб — что называется, прямо лбом.

Можете поверить? Я не могу. Я действительно хорошо вожу — или водила? — машину. Может, что-то не то случилось с управлением? Как это случилось? Может, голову что затуманило?

Как бы там ни было, после аварии сознания я не потеряла.

Ни с того ни с сего — прямо перед моим радиатором возникает телефонный столб. Ни с того ни с сего.

Филлис, глядя на меня невидящими глазами — сидела рядом на переднем сиденье, — она как бы стала ниже ростом, потому что сползла вперед, под стекло перед сиденьем.