Шейла шла следом. Голова у нее слегка кружилась. Сейчас бы сесть и помолчать, но Джеред начал потихонечку раскрываться, а ей это на руку. Должна же осуществиться ее идея сделать его счастливым!

— Джеред, если ты ребенком так мечтал о Рождестве, что все узнал о нем, то почему же теперь игнорируешь этот чудесный праздник?

— Я вырос. — Он продолжал идти, волоча по замерзшей земле елку.

— Вряд ли это единственная причина, — заметила Шейла, когда они подошли к машине.

Джеред ответил не сразу. Убрал топор, привязал елку к машине и только потом повернулся к ней.

— Однажды я в одиночестве отпраздновал Рождество, — сказал он, — и с тех пор праздник потерял для меня смысл. Ты сама прекрасно понимаешь, что Санта-Клауса не существует и Рождество предназначено для детей. Я упустил свой шанс.

— Нет, не упустил, — упрямо возразила Шейла.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты получишь подарок. Это твой шанс полюбить Рождество, окунуться в его волшебную атмосферу.

— Это было бы чудом, — сказал Джеред. Но почему в ее зеленых глазах проглядывало беспокойство? Это как-то не вязалось с таким приятным событием, как вручение подарка. Джеред решил, что обязательно примет ее подарок, каким бы он ни оказался. — Так что ты мне приготовила?

Она просияла от его согласия принять подарок, и на душе у него потеплело от мысли, что она счастлива. Ну а как же их разногласия? И предстоящий развод?

— Подарок будет висеть на елке, — сказала, искоса взглянув на него, Шейла. Она сунула руку в карман куртки и вытащила небольшую коробку, обернутую белой бумагой и перевязанную красной лентой. — Но если хочешь, можешь, конечно, забрать его сейчас.

Джеред смотрел ей в глаза, пытаясь понять по их выражению происходящее. Он чувствовал, что подарок изменит их отношения, но каким образом — сказать не смог.

— Ши, прости, но я тебе ничего не приготовил.

— Неважно, — тихо сказала она. — Дарить на Рождество — это само по себе уже радость.

Но что он может ей подарить? И Джеред решился. Глядя на ее нежные губы, счастливое лицо и сияющие любовью глаза, он понял, что устоять не в силах. Не дав ей опомниться, он притянул ее к себе и прижался ртом к ее губам. Это был его рождественский подарок.

От прикосновения к ее губам, таким знакомым и чувственным, у Джереда все поплыло перед глазами. Силы небесные! Он уже стал забывать вкус ее губ и теперь весь отдался этим ощущениям. Шейла прижалась к нему, обвилась вокруг него и страстно отвечала на его поцелуи…

Когда же он с сожалением оторвал от себя Шейлу, она пошатнулась и чуть не упала.

— Эй! — воскликнул Джеред и снова прижал ее к груди. Она была признательна ему за ласку, и они некоторое время постояли молча. — Ты была близка к обмороку, — Джеред еле скрывал беспокойство.

— Держи меня покрепче, я еще могу упасть, — прошептала она.

— Это я на тебя так подействовал? — Джеред улыбнулся.

Знал бы он! Голова у Шейлы перестала кружиться, и она осторожно отодвинулась. Он прав, и это ее слегка задело. Не желая признаваться в своей слабости, она поспешно вложила ему в руку коробочку:

— Вот, возьми свой подарок.

Джеред развернул ее и извлек подарок. Это было елочное украшение, игрушечный паровозик, выгравированный на серебряной пластинке. Джеред удивленно смотрел на надпись и ангелоподобную детскую головку в окне паровозика. Сверху было написано: «Предполагаемое время рождения ребенка», а внизу: «15 июня».

Предполагаемое время рождения ребенка. Что это значит? Джеред почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Прислонившись к кузову машины, он снова прочел надпись на карточке, лежавшей на дне коробки: «Веселого Рождества, папочка!»

Джеред снова посмотрел на игрушку, медленно читая букву за буквой. Все те же слова. Не плод его воображения.

— Я подумала, что этот подарок положит начало твоей собственной коллекции рождественских украшений, а когда ребенок подрастет, ты ему будешь дарить их. Что ты думаешь об этом?

Голос Шейлы доносился как будто издалека, хотя она стояла рядом.

— Думаю, что нам лучше вернуться в город. — Ничего другого Джеред сказать не мог, он был потрясен: как это могло случиться?

— Чудеса только начинаются, — ответила она шутливо. Но у Джереда был такой ошеломленный вид, что Шейла сжалилась над ним. Она несколько успокоилась: первый шаг сделан. Пожалуй, Джереду сейчас тяжелее.

— Давай я поведу машину, а то у тебя ведь кружилась голова. — Джеред обошел машину и сел за руль.

Шейла устроилась рядом и вставила ключ в зажигание. Джеред молча завел машину.

— Ты ничего не хочешь сказать, Джеред? — начала она новую атаку.

— Если тебя тревожит материальная сторона, не волнуйся, — сдержанно ответил он. — Я буду оплачивать содержание ребенка. У вас будет все необходимое — одежда, собственное жилье, все… Только скажи, что нужно.

— Папочку, — тихо произнесла Шейла. — Хочу, чтобы у ребенка были любящие родители, причем оба, детство как у меня, елка, Санта-Клаус, Рождество…

Джеред стиснул зубы. Такого сюрприза он не ожидал.

— Мне не дано быть таким папой, Ши, — ответил он наконец, — какого ты желаешь малышу. Мой отец, к сожалению, не был для меня тем, кем был для тебя Мак. — Он внимательно смотрел на дорогу. — Я уже рассказывал тебе о нем. Холодный, лишенный сентиментальности, он постоянно напоминал мне, что надо заниматься делом, а не мечтать о разных пустяках. Со временем мне стало все безразлично… до тех пор, пока не появилась ты. — Джеред не стал уточнять, что он имеет в виду, — Шейла и так поймет. — Ты надеешься, что у ребенка будет такой отец, как Мак? Знаешь, я так отвык радоваться чему-нибудь, заботиться о ком-либо, что, боюсь, для меня недоступны даже столь простые радости, как быть добрым, открытым, веселым. Я как в скорлупе, мне хочется выйти из нее, но боюсь, что не сумею войти в твой мир. Я слишком долго находился под влиянием собственного отца. — Джеред помолчал и добавил: — Ребенок не должен стать моим подобием.

Шейла сидела рядом, боясь шелохнуться. Взгляд ее был устремлен вперед, нежные черты лица осунулись. Джеред не желает меняться или не может — она так и не поняла, но ясно одно: он хочет для ребенка лучшей участи, чем иметь такого отца, как он сам.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Шейла чувствовала слабость во всем теле. Оказывается, такими способами, как прогулка в лес, красивая елка, необычный подарок — то есть все то, что наполняет смыслом Рождество, — не пробить стену неприступности Джереда. Слезы тоже не растопят его сердце. Что ж, тогда надо взять себя в руки и трезво оценить ситуацию.

Итак, папенька Джереда оставил «хорошее» наследство сыну. Ясно, откуда дул холодный ветер всякий раз, когда она делилась с ним своими мечтами и надеждами — он дул с той самой фермы.

Это отец отгородил Джереда от мира стеной черствости, задавил любовь ко всему тому, что красит жизнь, — семейному счастью и простым человеческим радостям. Любовь, ласка, тепло — все эти чувства в глазах Джереда являлись синонимами страдания. Это он твердо усвоил в детстве и принес свой опыт во взрослую жизнь.

Шейла понимала, что спасти их брак вряд ли возможно, она не может заставить Джереда изменить взгляды на жизнь. Но смягчить его сердце ей вполне по силам, хотя бы для того, чтобы он признал своего ребенка. Шейла знала, что он ее по-своему любит, она всегда ему желанна, но влечение это, любовь или просто потребность в красивой женщине — сказать не могла. А раз ребенок — часть ее, то он полюбит и ребенка. Со временем.

Шейла украдкой взглянула на Джереда. Он сидел за рулем как изваяние, молча и сосредоточенно глядя на дорогу. Итак, ее замечательная идея пока повисла на еловых лапах… Правда, рождественская елочка едет с ними. О чем, интересно, он думает? Ведь сейчас ему ничто не мешает проявлять свои чувства. И никто не осудит его за это. А пока, решила Шейла, никаких слез, от ее слез Джеред замыкался еще больше. Вечером, когда она останется в своей комнате одна, — пожалуйста. А сейчас попробуем мамин рецепт, которая любила говорить, что любовь и смех способны сделать чудеса.