Критик
Полно, —
Не стыдно ли так нервы распускать?
Вас этот день злосчастный утомил,
Вы весь во власти грез и лихорадки,
Как женщина. Живые спят давно,
А мертвые пугать живых не смеют.
Верней всего, какой-нибудь бродяга
Шатается вокруг…
(Из-за деревьев показывается Глюк)
Да вот и он,
Ваш Ариэль. Его весь город знает:
Пропившийся столярный подмастерье
Без имени, безродный попрошайка,
Он ходит там и тут, слегка ворует
И развлекается за стойкой. В шутку
Его прозвали Глюком. Вероятно,
За склонность к музыке.
Ну, как, приятель, —
Зачем ты здесь?
Глюк
Пришел взыскать должок.
Критик
Недурно, право. Кто же твой должник?
Глюк
Да вы хотя бы.
Критик
Ты не пьян?
Глюк
Нисколько, —
Два крейцера за вами, и давненько.
Критик
Не помню что-то.
Глюк
Где же всё припомнить?
А между тем, тому, пожалуй, с месяц
Вы пили пиво в «Золотом Бычке».
И я был по соседству. Выпил кружку,
Другую, третью, может быть, и вышло
Два крейцера. Хозяин по привычке
Пристал ко мне, но я не растерялся
И указал на вас. Итак, за вами
Два крейцера.
Критик
Послушай-ка, приятель,
Вот мой совет: проваливай.
Глюк
Не смею
Мозолить вам глаза.
Критик
Пошел, пошел!
(Глюк уходит)
На каждый час всему есть объясненье.
Вы мистик? Фокусы столоверченья
Теперь повсюду в моде. Бургомистр,
Поспоря с кем-то, выписал из Рима
Костлявого певца, в широкой шляпе
С пером высоким, с профилем таким,
Что женщины заранее готовы
Поверить в ад. И все заговорили
По-итальянски.
(Композитор встает)
Вы домой? Пожалуй,
Нам по дороге?
Композитор
Добрый вечер.
(Неожиданно уходит в другую сторону)
Критик
Славно, —
Урок учтивости. И ночь какая!
СЦЕНА 3
(Городской парк. Ночь. Скамья над озером. Глюк и Композитор)
Композитор
Как ваше имя?
Глюк
Подмастерье Глюк.
Я по земле гуляю там и тут,
Считаю птиц, ночую где придется.
Композитор
Не правда ли, есть странная отрада
В ночных скитаньях.
Глюк
Знаю. Влажный ветер
Смычком широким водит по верхушкам
Деревьев голых. Выцветший фонарь
Скрипит мечтательно в ключе скрипичном,
А вы да я — мы слушаем прилежно.
И спутник ваш.
Композитор
Нет, это тень.
Глюк
Конечно, —
Я и сказал — ваш спутник. С ним я дружен.
Бывало, ночью, в поздний час, при звездах,
Он свесится в окно, падет на площадь,
Замрет и слушает. Слепой прохожий
Его ногой небрежно попирает,
Иль сонная телега переедет,
А он молчит и слушает. Сегодня
Он дирижировал в концерте. Я
Сквозь мутное окошечко на крыше,
Забытое билетным контролером,
Внимательно следил за ним весь вечер.
Рожденный в пламени и взятый мраком,
Он был похож на кормчего и бурю;
То вырастал под купол величаво,
То накренялся вдруг и падал в пропасть.
Всё было в нем гроза и совершенство.
Он дал вступленье, и взлетели скрипки,
Задумчиво взошла виолончель
Звездой прозрачной в сумерках кларнета.
Он поднял руки медленно, — и гром
Обрушился, — и кончики волос
Затрепетали вдруг и ужаснулись.
Он хмурился. Качая львиной гривой,
В шумящий ветер обращал лицо,
Вздымал до звезд бунтующие волны
И, одичалый, в океане звуков
Гнал яростно свой челн. Под ним оркестр
Уж надрывался. Где-то в глубине,
Разбившись вдребезги о черный камень,
В водовороте погибали скрипки.
Всё рушилось. Истерзанный оркестр
Не выдержал ужасного полета,
Рванулся и умолк. И захлебнулся.
Растерянно смотрели музыканты
В немую пасть пустынного партера;
С высокого утеса, шелестя,
Испуганные ноты соскользнули
И пронеслись над заревом барьера,
Как стая птиц, гонимых зимней бурей…
А он, в своей священной глухоте,
Отдавшись тайнам нового звучанья,
Уже вступал в запретные миры,
Где наше солнце робко затерялось,
Как нотный знак в обширной партитуре.