Слуга
Осведомлюсь немедля.
(Исчезает за дверью)
Критик (один)
Ненавистен
Мне этот род отшельников. Угрюмый
Самолюбивый взгляд. Сухая бледность
Не в меру острых скул с налетом желчи —
Всё в нем молчит. На пыльных сундуках
Валяются наброски черновые,
На подоконнике — подсвечник медный
В зеленых пятнах. На столе овальном —
Гусиное перо. Один рояль
Сверкает холодом. И в каждом дюйме
Убогой комнаты, в заплатах старых
Заношенного сюртука, и даже
В свисающей обильно паутине —
Предчувствие необъяснимой славы —
Слуга (вбегая)
Идет, идет!
(Он широко распахивает дверь. С непокрытой головой, волоча по земле свой плащ, стремительно проходит Композитор)
Критик
Львом бросился к порогу!
Седая грива дыбом. Бровь — кустом —
Весь мрак залег на лбу его крутом,
Вся ночь за ним рванулась на дорогу —
Слуга
По совести — чудак не очень стилен.
Критик
Как черный плащ он проволок во тьму!
Лишь ветер свистнул —
Слуга
Недобитый филин
С одним крылом.
Критик
Я подойду к нему,
Не скрылся бы.
(Исчезает в темноте)
Слуга
Вприпрыжку, через лужи —
Уж эти мне писаки. Всюду их
Насеяли. А что до чаевых —
То нет и не было на свете хуже.
СЦЕНА 2
(Городской парк. Ночь. Критик и Композитор)
Критик
Я не унижусь до сведенья счетов;
Но есть вопросы общего значенья,
Есть выводы, которыми не вправе
Мы пренебречь. Искусство для немногих,
Искусство для себя — нелепость. Мы
Окружены средой, как рыба влагой;
Вода определяет форму рыбы,
Наружный мир обтачивает формы
Живого творчества. Наш скромный гений —
Лишь каменщик, усвоивший заданье.
Искусство — есть прекрасная полезность.
Полезно всё, что нравится. Я знаю, —
Вы скажете, что мир еще в зачатке,
Он неустойчив; что придут другие,
С иными вкусами; что время
Совсем не то, что отмечают стрелки
Часов карманных, — может быть, не спорю.
Но где критерий? Всё непостоянно,
Всё зыбко и текуче. Лишь успех,
Один успех, являет нам опору
В неясных опытах. Что, право, толку
В сужденьях глупого студента, в том,
Что через двести лет поэт голодный
На чердаке своем, в кругу таких же
Бездельников, сболтнет меж двух глотков,
Что этот, мол, был крот, а тот, забытый,
Был соколом, орлом, был важной птицей,
И не взлетел затем лишь, что не мог
Сквозь узкие проломы тесной клетки
Проволочить крыло? Куда как жалко!
О, правнуки! Сомнительная честь, —
Судачат вслух, а судят много тише;
Пора понять, что публика — и есть
Народный суд, и ничего нет выше.
Ваш неуспех (в том разногласий нет)
Лишь подтверждает истину. Газеты
Давно уже давали вам советы.
Порой полезно слушаться газет.
(Раскат грома)
Вы дремлете? Быть может, я некстати
Ломаю копья? Между тем туман
Сгущается. Уж поздно в ресторан,
Но самый час добраться до кровати.
Композитор (как бы просыпаясь)
Послушайте, как странно. В темноте,
Там, за деревьями, играет скрипка.
Критик
Не может быть. А впрочем — точно. Кто-то
Пиликает на скрипке. Дикий случай.
Но нет, пустое. Здесь не разобраться
В нагроможденье разных звуков. Слух
Ваш утомлен. Я утверждать готов,
Что и меня вам слушать не под силу.
Композитор
Один лишь звук, но райской чистоты,
Но нежности такой, что нет названья.
Вот он умолк, и эхо не посмело
За ним последовать. Из сфер иных
Он пал на землю, но не умер. Корни
Дубов и елей бережно впитают
Его в себя, и по стволам могучим,
Как по органным трубам, он взнесется
В высокую небесную лазурь.
И будет музыка. Исчезнет вес.
Всё станет легким и летучим. Камни
От быстрых птиц в полете не отстанут.
На утренней заре, вослед туману,
Вдруг уплывут щебечущие рощи,
И полный медленного шума лес
Отдаст свою прохладу синим звездам —
Критик
Вы шутите?
Композитор
Послушайте, — опять.
Когда б не ночь, не этот зябкий ветер,
Что с голых прутьев отряхает брызги,
Я думал бы, что некий светлый дух
Наполнил мир своей певучей дрожью.
А может быть, и правда. В этот час,
Когда за низким облаком незримо
Летят обид крылатые рои,
Когда земля безмолвно предается
Невыразимой горечи и тленью, —
Там где-нибудь, у темного пруда,
Среди опавших листьев по дорожкам
Неузнанный проходит Ариэль,
Мечтатель светлоокий. Он играет
На легкой скрипке; шевелит струну
Из водоросли тонкой и беспечно
Ночную стужу заклинает.