(Открывает занавес)
Голос
Ай-ай, нельзя ль немного осторожней!
Фома
Ого, как будто кто-то посторонний?
(Пронзает занавес шпагой)
Голос
Ну, так и знал. Опять меня проткнули
Своей проклятой шпагой! Бедный горб!
Он и за гробом вынужден служить
Для развлечений ваших неуместных.
Фома
Да кто здесь? Кто бы ни был ты, клянусь,
Я проучу тебя, бездельник.
Голос
Кто!
Конечно, я, старик Иеремия.
(Показывается из-за занавеса)
Фома
А, значит, мертвецы и вправду могут
Разгуливать в преображенном виде?
Шут
Мой бедный принц, иль, виноват, король, —
Вам очень бы хотелось в это верить?
Недурно, что? Старик Иеремия
Из гроба встал, запасся пышным слогом,
Пришел в ночи окровавленной тенью
И, длань подъяв, длиннейшим монологом
Потребовал преступника к отмщенью!
Увы, увы. Как можете вы видеть —
Я незлоблив, безвреден и учтив.
(Непринужденно садится в кресло)
Фома
Проклятый шут! Уж верно говорят —
Горбатого могила не исправит.
Зачем ты здесь?
Шут
Да так, и сам не знаю.
Должно быть, от тоски. Что делать мне
В сыром гробу, где я уж год скучаю
В однообразном и нелепом сне?
Фома
Однако же, признайся, думал ты,
Что я умру от ужаса при виде
Твоих ушей, что некогда трепал я?
Шут
Ну, как сказать. Вы очень романтичны
И любите, пожалуй, эти штуки, —
Ведь только что, наперекор науке,
Казалось мне, серьезно вы хотели,
Чтоб всё кругом одной служило цели:
О мщении неистово кричать
И каждый шаг злодея обличать.
И под конец, охваченный обидой,
Не вы ль хотели с девой Немезидой
Делить до гроба сплин и геморрой?
А всё затем, чтоб, сокрушив каноны,
Богиню мести, судей и законы
Мог выпороть воинственный герой.
Все ужасы вы мрачно перебрали,
Но в поисках оригинальных сцен
Лишь мой камзол убогий оборвали…
Нет, вы просты, сердитый мой кузен.
Фома
Но кто же ты, что здесь сидишь и пляшешь
На этом кресле?
Шут
Привиденье ночи.
Дыра души, заштопанная наспех,
Скользящая лениво в пустоте,
В загадочной среде без измерений,
В объеме странном, что упруг и плотен
И, как пружина, в действии своем
Сжимается. Но сжатия предел —
Здесь некий нуль, науке не известный.
Он, сокращаясь, всасывает души
И все тела для новой обработки.
Я — только школьник, получивший отпуск,
Чтоб в сад чужой забраться на досуге.
А впрочем, может быть, мужайтесь, друг, —
Я — лишь обман, рожденный лихорадкой,
Галлюцинация, мечта. Не больше…
Фома
Ты лжешь, ты лжешь, проклятое отродье,
Мечта не может быть такой нелепой.
Шут
Ну, утешайтесь. Я же вас насквозь
И поперек, и вдоль давненько знаю.
И мне вас жаль. Обидно ведь — свершить
Ужасное злодейство, да такое,
Что вся земля должна бы содрогнуться, —
А в результате — вовсе ничего.
Ни отклика, ни шума. Всё спокойно…
Да и злодейству нужен резонанс,
Чтоб стать трагическим, а так — не стоит
И начинать. Какая-то дыра
Иль топь беззвучно камень проглотила
И даже не пустила пузырей.
Герой туда, герой сюда — всё спит;
Глядишь — и он уснул. И нет героя.
Осталась только жалкая нелепость,
Как здравый смысл иль физики законы.
Фома
Так сгинь же, бес!
Шут
Какие выраженья!
Аu revoir, я с нервами не лажу;
Вы раздражаетесь, и мне пора
Уйти в туман, расплыться, раствориться.
(Расплывается в воздухе)
Фома
Обман, обман. Я бодрствую и грежу,
Как девочка, забытая в потемках —
Мария (просыпаясь)
Ты всё не спишь? Послушай, я дрожу, —
Престранный сон мне душу потревожил.
Привиделось мне, будто кто-то третий
Был здесь, одетый сумраком туманным,
И кровь мою заворожил со смехом,
И, наклонясь ко мне, рукой косматой
Души коснулся и бессмертье вынул…
Фома
Бессмертье — Боже мой, как это мало!
То дух отца пришел к тебе неслышно,
Чтоб дочери преступную любовь
В пустую чашку бросить на весы,
Где взвешивает Бог его страданья,
И посмотреть, какая перетянет.