Духовник
Он только ждет.
Фома
Ты знаешь?
(Быстро оборачивается)
Кто здесь? Что?
Ах, это вы.
Духовник
Смиренный ваш слуга
Явился к вам исполнить долг Христов.
Фома
Да, да, я и забыл. Я стал забывчив.
Сегодня исповедь. Ну что ж? Быть может,
И вправду он лишь подтвержденья ждет,
Чтоб правый суд свершить без замедленья.
Духовник
Никто не знает часа, государь,
Когда весы Всевышнего склонятся
Под тяжестью греховных наших дел.
Быть может, чаше груза не хватает,
И медленно качается она
Меж пропастью и райской высотой.
Фома
А, груза? Так. Какое же злодейство,
По-вашему, я должен совершить,
Чтоб переполнить чашу ожиданья?
Духовник
Что есть злодейство? Горние пути
До срока смертным взорам недоступны.
Что знаем мы о Промысле священном?
Быть может, то, что слабому уму
Покажется ужасным преступленьем, —
Лишь сделанный поденщиком заказ
По замыслу и воле Господина.
Фома
Итак, отныне нет такой руки,
Которая могла б карать виновных?
Духовник
Единственно — помазанный от Бога,
Приявший бремя власти в Божьем даре,
И те, с кем власть делить ему угодно.
Фома
Король?
Духовник
Один лишь он.
Фома
Так. То для них,
Для подданных. Но если сам король
Последнего убийцы недостоин,
А Бог молчит, и все пути закрыты
К его делам, и замыслам, и воле?
Где, где оно, такое преступленье,
Чтоб и себе я вынес осужденье?
Какую гирю бросить на весы
Мне надобно, чтоб чаша опустилась
И раздробила это сердце в прах?
Иль нет совсем грехов для государей,
Которых бы не отпустили вы?
Иль малый груз — зарезанный ребенок,
Которому мы оба присягали?
Духовник
О, Боже!
Фома
Что, задумался, дрожишь?
Смирение и кротость содрогнулись?
Духовник
О, Боже мой. Безмерно тяжелы
Твоих детей земные испытанья,
Но нам ли знать твои предначертанья?
Закон твой благ, и каждое паденье
Да будет нам как хрупкое стекло,
На коем ты душевного алмаза
Углы и твердость мудро испытуешь.
(Королю)
Мужайтесь, сын мой. Может быть, Господь
Вас милостью особою отметил
И в небесах особую награду
Великому страданью положил.
Фома
Не много ли? Простого отпущенья
Мне было бы достаточно. Довольно.
Уйди, старик. Уйди, ты гадок мне.
Ишь, как глаза змеиным огоньком
Под черепом облезлым разгорелись!
Прочь, дьявол, прочь! Или, клянусь, мой меч
Я о твое притворство замараю.
(Духовник уходит, пятясь задом)
И небеса к убийце благосклонны!
СЦЕНА 5
(Комната во дворце. Ночь)
Фома (глядя на спящую Марию)
Мария. Вот она, с лицом счастливым,
С полураскрытыми губами, грех
Забывшая в объятиях убийцы —
Продавшая отца, и стыд, и гордость
За краткое мгновенье ложных ласк.
Так сладко спать! И так дышать спокойно,
Как будто сам Господь благословил
Ее любовь. И всё вокруг спокойно.
(Опускает полог, отходит.)
Когда бы камень, дерево, железо
Или иной предмет, участник наших
Злодейств и преступлений, слез и горя,
Имел живую душу и сужденья, —
Какая б в мире буря бушевала.
Нашлась бы где такая пядь земли,
Где наша мысль могла бы одиноко
Выкраивать томительные бредни
И ткать из сумерек протяжных сны,
Одни лишь сны, без радости и муки?
Но камень мертв и всё вокруг мертво.
В спокойствии, в бездействии, в томленьи,
Пятно кровавое покрылось пылью
И плесенью, и стало незаметным.
И тень моя, забрызганная кровью,
Не прячется, не бьется, не трепещет…
Беззвучная, ложится на ковер,
Безмолвная — колышется спокойно.
Лишь изредка опередит шаги,
Подымется, коснется потолка
И вновь падет, покорная, к ногам.
Спокоен я. Ни отклика, ни шума
Предсмертный стон ребенка не родил.
Я, кажется, уже его забыл.
(Идет к окну)
Там мутный дым и мутная заря
Плетутся, не спеша, в сыром тумане;
Быть может, дождь заклеит стекла окон
И смоет грязь на площади. И всё.