Признаться, после предложения отправиться в ссылку с французской труппой, иного ответа я не ожидал. И потому слова графа не сильно меня расстроили. В конце концов, ведомство Якова Ивановича де Санглена на то и существует, чтобы проверить негласно подозрения относительно любого чиновника, если есть на то весомые причины.

Куда больше меня занимал вопрос, что делать с актерской труппой. Софи Мариньи наверняка не единственная актриса, сочувствовавшая Бонапарту. Но как в короткое время вывести на чистую воду других, особенно учитывая намерение генерал-губернатора скопом изгнать их из Первопрестольной?

И тут я вспомнил рассказ Косынкина о плывущей по Москва-реке барке, и неожиданный план сложился в моей голове.

—

Ваше сиятельство, — обратился я к графу Ростопчину, — вашего ручательства вполне достаточно…

—

Надо же! С каких это пор?! — перебил он меня. — А давеча вы, кажется, тайком ночные горшки в моем доме проверить хотели!

Я пропустил его колкости мимо ушей и продолжил:

—

Ваше сиятельство, прошу вас, выслушайте меня, мы радеем за общее дело. Должно признать, что ваше решение выдворить из Москвы артистическую труппу более всего соответствует нашей задаче изловить шпиона.

Де Санглен взглянул на меня с недоумением, но я подал ему знак рукою, чтобы он доверился мне и не возражал. Граф Ростопчин с нетерпением поднялся из-за стола, показывая, что до конца аудиенции остались считаные секунды.

—

Только позвольте сделать небольшое предложение по этому вопросу, — сказал я. — Артистов следует отправить не на телегах, а на барке. Я прошу вас, ваше сиятельство, выделите для них барку, и отправим их речным путем.

—

Барку так барку, — раздраженно бросил генерал-губернатор. — Какая, в сущности, разница?! А заодно вместе с ними и весь Кузнецкий мост нужно сплавить. Я дам распоряжение Дурасову, чтобы гнал этих французов. Как только все будет готово к отправке, пришлю к вам титулярного советника Вороненко. Вы свободны, господа.

—

Объясните же, что это за идея с баркой? — спросил де Санглен, когда мы покинули резиденцию генерал-губернатора.

—

Тут Вячеслав Сергеевич интересную историю рассказал.

Косынкин удивился, но на всякий случай приосанился, довольный тем, что разговор зашел о нем.

—

И что за история? — спросил директор Высшей воинской полиции.

—

Вспомни, Вячеслав, ты проезжал по берегу Москва- реки около Трех Гор и оказался свидетелем, как отплывает барка.

—

Было дело, — подтвердил он.

—

И что? — повторил Яков Иванович.

—

А сегодня утром господин Косынкин оказался ниже по течению, у Новодевичьего монастыря, и увидел барку, ту самую, что отчалила накануне от Трех Гор.

—

Решительно так! — подтвердил Вячеслав.

—

Что-то я не улавливаю ход ваших мыслей, — нахмурился де Санглен.

—

Позвольте договорить. Я хочу сказать, что барка движется по Москва-реке крайне медленно. Вячеслав успел переделать кучу дел на суше и даже переночевать, а судно достигло только Новодевичьего. При желании можно дюжину раз навестить плывущего на барке, встречая ее на разных участках речного пути. Именно так будут вынуждены поступать агенты, оставшиеся на суше, если кто-то из их братии окажется на барке.

—

К чему вы клоните? — спросил де Санглен с явной досадой оттого, что никак не поймет мой замысел.

—

Если в театре имеются французские агенты, а мы всем скопом посадим актерскую труппу на барку, то нам останется только выследить и проверить тех, кто помчится на свидания с плывущими на судне. Понимаете, если главный шпион окажется на барке, его подручные поспешат к нему, чтобы получить указания, как быть и что делать в его отсутствие.

Яков Иванович хмыкнул и на некоторое время погрузился в раздумья, заложив руки на затылок.

—

Хорошая идея, — сказал Ривофиннолли, одобрительно кивая.

—

Превосходная идея, — промолвил Косынкин голосом, в котором угадывалась досада из-за обманутого ожидания.

—

Идея принадлежит исключительно Вячеславу Сергеевичу. Если бы не твоя наблюдательность, Вячеслав, я бы сам не додумался до такого.

—

Да что я, — улыбнулся польщенный Косынкин.

—

Что ж! — Яков Иванович обратился к итальянцу: — Возьмешь лошадей и пару надежных помощников. Будете сопровождать барку посуху, задерживать и допрашивать всех, кто вступит в сношения с актеришками.

Ривофиннолли насупился: исполнять это задание лично ему не хотелось.

—

Позволите и мне поучаствовать? — попросил Косынкин.

—

Какие тут могут быть возражения! — согласился де Санглен.

Мы прибыли в штаб-квартиру Высшей воинской полиции, и Яков Иванович пригласил меня и Косынкина в кабинет. Он выдвинул ящик стола, достал маленький квадратик бумаги, подвинул его ко мне и сказал:

—

Возьмите.

—

Что это?

—

В этом конверте яд, — бесстрастно ответил де Санглен. — Действует практически мгновенно. Маленькая, белая горошина. Стоит положить ее в рот и все — земных забот не останется.

Я отвернул крылышко конвертика и заглянул внутрь: белая горошинка выглядела безобидно и словно напрашивалась, чтобы ее лизнули. Я встряхнул головой.

—

В нашем деле приходится прибегать и к таким методам, — сказал Яков Иванович. — Когда вы поймаете шпиона, а времени убеждать начальство, что он и есть шпион, не останется, попросту воспользуйтесь маленькой белой конфектой.

—

Вы имеете в виду, что нужно отравить Булгакова? — с ужасом спросил я.

—

Ну-с, — хмыкнул де Санглен, — и Булгакова, если убедитесь, что он и есть агент. Но пока я бы воздержался… — Он произнес это так, будто подразумевалось, что будет простительно и невинного отравить: дескать, война идет, всякое бывает. — А вот если столкнетесь с графиней Коссаковской, не мешкайте, — продолжил де Санглен. — Спаси вас бог недооценить ее коварство! Сами видите, что творится! За одну ночь столько трупов!

—

Вы думаете…

—

Я продолжаю думать, что вы идете по ее следу. К сожалению, я не имел чести быть представленным мадам Арнье. Но не удивлюсь, если это и есть Коссаковская. Уж больно почерк знаком.

Каждый раз, упоминая о польской графине, де Санглен использовал одни и те же слова, одни и те же фразы. Алина Коссаковская и впрямь стала его навязчивой идеей. Оставалось надеяться, что я не столкнусь с призраками, порожденными болезненным воображением шефа Высшей воинской полиции, а сам он не станет травить всех, в ком ему эти призраки померещатся.

Я взял пакетик с ядом и спрятал в карман. Косынкин проводил конвертик ревнивым, как мне показалось, взглядом. Де Санглен кивнул с одобрением, достал из ящика еще один пакетик и подвинул в мою сторону.

—

Полагаете, мне понравится травить людей? — спросил я.

Яков Иванович усмехнулся:

—

Этот препарат совершенно иного свойства. Вызывает

febris intermittis

^[40]

.

—

Это неопасно? — спросил я.

—

Один день человек проводит в сильной лихорадке, но затем недуг быстро проходит, — объяснил де Санглен. — Добавьте в чай, если потребуется на какое-то время отвлечь человека.

—

Надеюсь, что мне не понадобится ни одно из ваших снадобий, — сказал я, но все же спрятал и этот пакетик в карман.

—

Расскажите, что произошло сегодня ночью, — попросил Яков Иванович.

Я начал повествование с той минуты, как приехал в Сокольники на свидание с мадам Арнье. Усталость брала свое, против воли я зевал и, казалось, того гляди усну на полуслове. Кое-как я дотянул до той минуты, когда незнакомец кинулся на меня с кинжалом, полагая, что перед ним мосье Каню.