—

Уверен, нынешний день займет не последнее место в вашей истории.

—

Непременно! — воскликнул Александр Яковлевич и переключился на новую тему. — Кстати, вы уже знаете? Сегодня утром арестовали почт-директора! При задержании его служащие оказали сопротивление, полиции пришлось применить силу.

—

Надо же! — покачал я головою.

—

Ну, этого мартиниста нужно было давно сослать! Да куда-нибудь подальше, в Пермь, например. — Булгаков был уверен в непогрешимости своего мнения.

—

Александр Яковлевич — это не человек, а живая газета, — вставил рифмоплет.

—

При моей должности это немудрено, — согласился Булгаков. — Генерал-губернатор диктует мне распоряжения, так что я познаю историю еще до того, как она свершится.

—

У вас есть серьезный соперник, — заметил я. — Николай Михайлович Карамзин.

Рифмоплет вновь заговорил стихами:

Так некий зодчий, созидая Огромный, велелепный храм На диво будущим векам, Гордился духом, помышляя

О славе дела своего…

—

Браво-браво! — Александр Яковлевич похлопал в ладоши. — Петр Андреевич выдал настоящие стихи!

—

Это не я, — признался молодой человек, — это мой родственник… Карамзин…

—

Брат по отцу Екатерины Андреевны, — кивнул на рифмоплета Булгаков.

Я отвернулся, надеясь присоединиться к разговору с аббатом. Неожиданно он сам обратился ко мне:

—

Я слышал, вы только что прибыли из Англии?

—

Да, это так, — подтвердил я. — Я служил в лондонской миссии.

—

Пожалуй, единственная польза от войны с Наполеоном, — сказал аббат Сюрюг, — это сближение Англии с Россией.

—

Я всегда выступал за дружбу Петербурга и Лондона, — высказал я свое мнение. — Но война — слишком высокая цена. Впрочем, с удовольствием расскажу вам интересные подробности о настроениях англичан.

—

Буду весьма признателен, после обеда я в вашем распоряжении, — аббат Сюрюг почтительно кивнул.

Графиня Ростопчина воскликнула:

—

Андрей Васильевич, окажите любезность, уступите аббата Андриана мне!

Я

не успел ответить, мадам Арнье вновь наступила мне на ногу:

—

Не волнуйся, дорогая, я не позволю графу соскучиться.

—

Я никуда не спешу после обеда, — сказал я и добавил, обращаясь к аббату: — С удовольствием побеседуем, когда вы освободитесь.

А про себя подумал: не пришлось бы аббату искать меня в укромных местечках, куда непременно затащит меня мадам Арнье.

В гостиную вошел дворецкий и, согнувшись вдвое, что- то прошептал генерал-губернатору. Федор Васильевич рассмеялся и воскликнул:

—

Господа, мне доложили, что на пороге стоит какой-то француз с донесением от графа Воленского.

Гости обратили на меня удивленные взгляды.

—

Это мой камердинер, — пояснил я. — Я отправил его с письмом неделю назад. С вашего позволения, я его встречу.

—

Но прежде, господа, тост, — предложил генерал-губернатор. — За то, чтобы все французы в армии Наполеона отличались такою же точностью и исполнительностью!

Гости пили вино и поглядывали на меня с веселостью и участием, как бы утешая, что мне достался столь нерадивый слуга.

—

Степан, — велел Федор Васильевич, — проводи графа в мой кабинет и приведи к нему этого француза!

У мосье Каню едва глаза из орбит не вывалились, когда он увидел меня в приемной генерал-губернатора.

—

Барин, сударь, вы опять прилетели-с на воздушном-с шаре-с! — воскликнул он.

—

Нет, Жан. Как и ты, я приехал посуху.

—

Но как-с такое возможно-с, сударь?!

—

Меня подгоняла любовь к России, а тебя к Франции, — ответил я. — Ладно, довольно чесать языками. Ты устал с дороги. Направляйся на Петровку к Мартемьяновым, там тебя ждут. А письмо, которое я просил передать графу Ростопчину, сожги.

—

Как скажете-с, сударь, — кивнул мосье Каню.

Дворецкий проводил его, а в кабинет вошел граф Ростопчин со старичком-генералом невысокого роста.

—

Право же, как-то это странно, ваше сиятельство, в такое время зарабатывать на продаже оружия, — говорил генерал. — Я уверен, оружие нужно раздавать бесплатно!

—

Василий Иванович, вы неправы, совершенно неправы! — возразил граф Ростопчин. — Вы знаете, какой разбой сейчас творится на дорогах! Если мы начнем раздавать оружие бесплатно, то мы вооружим всякую мразь, отребье! Так и до вооруженного бунта недалеко! Лучшего подарка для Наполеона и вообразить невозможно!

—

Да уж об этом я не подумал, — сконфуженно произнес старый генерал.

—

Так это моя работа — думать о таких вещах, — примирительно сказал граф Ростопчин и указал на меня: — Вы успели познакомиться? Граф Воленский Андрей Васильевич, а Василий Иванович командует кремлевским гарнизоном.

—

Брозин, — представился мне старый генерал и тут же сказал: — Простите, я должен идти.

Я поклонился. Граф Ростопчин пожал генералу руку, и тот удалился.

—

Что ж, Ключарева, значит, выслали. — Граф вернулся к прежнему разговору.

—

Но доказательств, что он именно тот шпион, который мне нужен, не получили, — констатировал я.

Генерал-губернатор сел за стол, приготовившись к беседе, а я думал о том, как бы вернуться поскорее в гостиную; я надеялся, что аббат Сюрюг еще не ушел.

—

Я рекомендую тебе обратить внимание на Императорский Московский театр, — сказал граф Ростопчин. — Труппа — сплошь французы, во главе ее — мосье Арман Домерг, по прозвищу Сент-Арман. Аббат Сюрюг утверждает, что все они ненавидят Наполеона и боятся его не меньше русских обывателей. Но кто их знает? Публика исключительно неблагонадежная.

—

Шпион, которого ищу я, вряд ли актер; тут нужно брать выше, — возразил я.

—

Это так, но подумай вот о чем: у каждой, даже самой плюгавенькой актриски имеется обожатель, а то и не один.

—

Да, вы правы, — согласился я, размышляя: возможно ли, чтобы «жена Цезаря» была содержанкой из числа французских актрис.

—

Конечно, много времени потребуется, чтобы проверить их всех.

«А времени-то у нас и нет», — подумал я и попытался закончить разговор:

—

Для начала я бы воспользовался случаем и побеседовал с аббатом Сюрюгом.

—

Успеешь, — махнул рукою граф Ростопчин.

Успеть-то успею, но мне нужно успеть не абы когда,

а именно сейчас, пока де Санглен производит тайный обыск.

—

Вот, кстати… — Граф перебрал газеты, лежавшие стопкой на столе, и одну протянул мне, указав на небольшое объявление. — В среду можем сходить на оперу, посмотришь на этих французишек.

Я прочитал объявление: «В среду 21 августа представлена будет „Юлия и Ромео", опера в 3-х действиях с принадлежащими к ней хорами, музыка сочин. Г. Стейбельта».

—

Опера? — удивился я. — И что, кто-то бывает сейчас в театре?

Граф Ростопчин не успел ответить — дверь приоткрылась и заглянул лакей:

—

Федор Васильевич, прибыл Николай Васильевич.

—

Обресков? Так где же он? Пусть заходит скорее! — Граф поднялся из-за стола: — Пожалуй, ступай, побеседуй с аббатом.

Я с благодарностью посмотрел на вошедшего и покинул кабинет.

В гостиной Екатерина Петровна и аббат Сюрюг разговаривали о чем-то вполголоса, прохаживаясь, как на прогулке в парке. Увидев меня, священник кивнул и сразу же потупил взгляд, как человек, всецело увлеченный рассказом собеседника.

Я прошел в следующую залу, где находилась столовая. Гости вели разговоры, разбившись на кружки по интересам. Мадам Арнье беседовала с Александром Яковлевичем Булгаковым. Увидев меня, она оставила секретаря.

—

А вот и вы! Я испугалась, что вы ушли по-английски, — мадам Арнье взяла меня под руку. — Идемте сюда.