Услышав о череповецких болотах, старый лесник втянул голову в плечи и будто усох за какое-то жалкое мгновенье килограмм на восемь.

— Сам не пойду туда и тебе не советую, — отказался он.

— Почему? — не понял Виктор.

— Гиблое это место, не хорошее, — лаконично объяснил Иван Петрович.

— Но, ведь, деньги-то какие предлагают! Вам не кажется, что за такие бабки стоит рискнуть? Сами же просили сказать о возможности подработать, — извернулся Виктор, одновременно начиная понимать тщетность любых уловок.

Старик мрачнел все больше и больше, не произнося ни слова.

На какую-то долю секунды его молчание показалось парню зловещим, но это чувство быстро прошло; он был слишком увлечен организацией предстоящего дела, чтобы вникать в молчание людей и замечать всякие тонкости.

— Не ту подработку ты нашел, парень, — пробурчал, наконец, Иван Петрович.

Виктор развел руками. Плясать и дальше с уговорами вокруг старого лесничего было некогда. Требовалось срочно искать другого проводника, времени катастрофически не хватало, и от этого в душе поднималась паника.

— Что ж, счастливо оставаться. Увидимся еще, когда вернусь с болота, — Виктор открыл дверцу своей машины и собирался сесть за руль.

— Да хранит тебя Бог! — услышал он слова старика.

От этих слов у Виктора все похолодело внутри. Ему хотелось спросить: от кого Богу надо хранить его. Но он не стал спрашивать. Может быть из-за предчувствия, что старик все равно не скажет, а, может, подсознательно не желая открывать завесу этой черной тайны, хранящую неизвестно какие страхи и ужасы.

Дальше Виктор отправился в Конино, — к колдунье, — предложить ей вакансию оккультиста, требовавшегося американскому ученому. Неожиданно для себя, парень убил двух зайцев одним выстрелом. Старуха согласилась помочь им как своими умениями в области магии, так и знаниями окружающей местности, то есть она могла заменить проводника, но… с двумя условиями. Во-первых, настоящим проводником ее считать не надо. Куда им идти она расскажет, но сама не пойдет — не в силах, девятый десяток, как ни как, — тут по лесам не распрыгаешься. Во-вторых, пусть американец сразу, по своему прибытию в поселок, выдаст причитающиеся ей деньги, — внесет, так сказать, предоплату.

На вопрос Виктора, зачем нужна предоплата, старуха уклончиво ответила, что, не ровен час, умрет. Выходит, надо спешить попользоваться деньгами-то. В дополнение к сказанному, она издала скрипучий смех, уставившись на парня своим немигающим взглядом. Почувствовав на себе этот взгляд, Виктор забыл все, что хотел узнать у нее дополнительно. Вспомнил только, когда ведьма уже провожала его, стоя на крыльце и смотря ему вслед: надо было поинтересоваться относительно того, осознает ли старуха суть предстоящего дела (не хотелось ударить потом в грязь лицом перед Купером, если окажется, что колдунья впала в маразм и возомнила себя всемогущей). В результате парень спросил:

— Баба Маша, Мария Васильевна, надеюсь, вы все поняли на счет ваших обязанностей? То есть, у вас достаточно знаний для предстоящего дела? Не подведете меня?

— Все подробности предстоящего дела я знала уже тогда, когда ты еще не родился, — прошипела старуха, будто змея. — Ты не переживай за мои возможности, переживай лучше, как привезти сюда того человека, который заплатит мне деньги.

Виктор чуть не свалился с хлипкого мостика, проложенного через дренажную канаву, проходящую около дома старухи.

Вернувшись, домой, он позвонил в Санкт-Петербург.

Трубку взял сам Джон Купер.

— Извините господин… э-э-э… сэр… или как вас величать!? — замялся парень. — Вам звонит Виктор. Я собираю людей для обслуживания вашей экспедиции на болота. Помните меня?

— Конечно, помню! Витя, ты что-то хотел сообщить? — поддержал его Купер.

И парень объяснил американскому ученому, что все вроде бы готово, если тот согласится на пару условий одного человека…

Купер незамедлительно дал «добро».

Ананьев взял свой рюкзак. Внизу ждали машины, но он медлил. Его взгляд метался по книжным полкам, и все время возвращался только к одной из них. Наконец, не выдержав, Борис Михайлович подошел к книжному шкафу, отодвинул несколько томов Фрейда [10]и достал из-за них бутылку водки, припрятанную им здесь уже более года назад.

«Так, на всякий случай», — подумал Ананьев. — «Ключ, как говорится, к бессознательному. Я верю, это счастливая бутылочка, и она принесет нам удачу».

Старый ученый положил бутылку в рюкзак, неспешно прошел из квартиры на лестничную площадку и устремился к лифту.

— Борис Михайлович, чего так долго-то? — улыбнулся ему Виктор, когда тот открыл заднюю дверцу длинной «Нивы». — Мы уже начали беспокоиться, появитесь ли вы вообще.

Ананьев сел на сиденье и ответил:

— Мой юный друг Виктор, если б я был так же молод, как ты, я, наверное, просто упрекнул бы тебя в нетерпеливости. Но, покуда, перед тобой старый ученый, позволь мне отметить то обстоятельство, что восприятие времени у разных людей различно. Более того, один и тот же человек может воспринимать время по-разному, в зависимости от меняющихся жизненных условий. Вот, согласись, если ты сейчас поцелуешь сидящую рядом с тобой и прекрасную, как только что взошедшее утреннее солнце, Юлечку, то вечность промелькнет пред тобой, подобно секунде, а если вдруг заглохнет мотор машины, ты полезешь под капот и случайно коснешься рукой горячего двигателя, то, наверняка, секунда покажется тебе вечностью.

— Типун вам на язык, Борис Михайлович, машина в порядке, я все проверил, — шутливо испугался Виктор.

Затем парень расплылся в улыбке и, краснея, добавил:

— Так вы, получается, у себя на верху, только что вечность в секунду превращали?

— Может, и превращал…, — Ананьев обнял свой рюкзак и любовно погладил его.

Сидящие впереди Виктор и Юля рассмеялись.

— Добро пожаловать на борт, — поприветствовал Ананьева Купер, до этого момента молча сидевший рядом с ним на сиденье и выслушивавший пикантно — юмористическую вставку Бориса Михайловича на мотив а-ля психология познавательных процессов.

Американец протянул для рукопожатия руку.

Залихватски тряхнув седым чубом, Ананьев подал свою руку в ответ.

Борис Михайлович еще со вчерашнего дня чувствовал свою излишнюю возбужденность. Дух творчества манил его, но, в то же время, он осознавал, что уже слишком стар для всего этого.

Рукопожатие не получилось; мощная, сухая ладонь американца скомкала его вялое, влажное запястье.

— Ну, шеф, трогай! — крикнул Ананьев, дабы хоть собственным криком немного себя подбодрить.

Виктор махнул Алексею, и машины поехали, извергнув в воздух по облаку серо — голубого дыма.

Головная машина быстро наполнилась оживленной беседой Купера и Ананьева.

Виктор очень хотел послушать их разговор, но ему это плохо удавалось. Сейчас у него была одна забота — побыстрее выехать из кошмарной автомобильной суеты мегаполиса на загородное шоссе. Однако он все же улучил момент, когда можно было оторваться от дороги, и поглядел, что делает Юля.

Девушка восторженно рассматривала через окна все диковины Петербурга, которые они проезжали: великолепные здания, скульптуры, набережную Невы.

«Когда — ни будь, мы просто так приедем сюда, погулять», — подумал парень.

Во второй машине каждый тоже занимался своим делом. Рэй, например, видел сны. Стокер не спал ночью, зато исправно дрых днем, жалуясь на смену часовых поясов и собственную невозможность перестроится под новый режим. Накануне отъезда из Петербурга он побрился. Всех, кто видел Рэя раньше, это его действие насмешило, ибо тот променял свой образ чудаковатого бородача на не менее чудную внешность красномордого идиота (русского языка ему, как известно, выучить не довелось, и он всем только по-идиотски улыбался, стремясь, тем не менее, общаться именно с русскими — в магазине, в университете, на улице, — везде).