— Да зачем тебе курсы плавания с аквалангом?
— А зачем мне вообще все? — Ножки стула, на котором раскачивался Нэт, с грохотом опустились на деревянный настил. — Что со мной не так? Мне уже двадцать девять лет. Не жизнь, а черт-те что.
— О Господи, — вздохнул Дэйв. — И все из-за бабы. Ну, если у нее плохая фигура…
Нэт застонал и зашвырнул с глаз долой штопор. Штопор сверкнул в свете фонаря и упал в высокую траву. Спасибо, конечно, Дэйву, что составил ему компанию, но только лучше ему не стало. Энджи не шла у него из головы. Увидеться бы с ней еще раз, попросить дать ему еще один шанс! Но он ни за что ничего не сделает. Должна же у него быть гордость! Женщина дала ему от ворот поворот. Черт побери, у нее, в конце концов, есть его визитка — могла бы за восемь дней и позвонить ему, спасибо сказать, что ли. Да она просто не хочет иметь с ним ничего общего. Имеет ли он право ее осуждать? Да, черт возьми, имеет! Он же парень что надо — в меру умный, симпатичный, с чувством юмора и к тому же любит детей. Да она должна потерять от него голову, а не обещать вернуть ему долг. Обычно женщины теряли от него голову. Стоило ему лишь показаться где-нибудь — желательно при хорошем освещении, — как они тут же слетались на него как пчелы на мед. Правда, они не чета Энджи.
В том-то и загвоздка. В глубине души он всегда ждал от спутницы жизни нечто большего, чем хорошая фигура, смазливое личико, чувство юмора и интерес к его любимому баскетболу. Проблема даже не в том, что ему нравились женщины из высшего общества; он чаще всего оставался равнодушен к богатеньким барышням, которые строили ему глазки в автосервисе «Викс». Разодетая стерва ему ни к чему. Ему нужна какая-нибудь духовно развитая личность утонченного склада. Он мечтал встретить такую женщину, которая оценила бы его, разглядела бы в нем, механике с незаконченным образованием, высокую душу.
— Она для меня слишком хороша, Дэйв, — уронил он лицо в ладони.
— Тебя ли я слышу, Фарадей? — спросил его приятель. — С каких пор для тебя кто-то слишком хорош?
Нэт поднял голову и посмотрел на темный двор. Верхушки деревьев раскачивались на фоне темно-синего вечернего неба, на котором мерцали первые звездочки. Он ничего не ответил Дэйву.
— Слушай, Нэт, — продолжал Дэйв, — положим, ты действительно не такой, как все. Я не в упрек тебе говорю: ты просто думаешь по-другому, не как все. Может, это и хорошо. Ты самый начитанный человек из тех, с кем я встречался, и даже мой бывший преподаватель английской литературы не исключение. И суть дела ты схватываешь быстрее, чем любой из моих сослуживцев. Я тебе сто раз говорил и еще раз повторю: надумаешь — приходи к нам в «Карбайн макс», там тебя ждет достойная работа.
Нэт покачал головой. Дело в том, что ему нравилось чинить машины. Всю неделю он занимался самокопанием и понял, что он не станет счастливее, если получит высокооплачиваемую работу на фабрике. Дело не в работе, а в чем-то еще.
— Классный ты парень, Дэйв, — отозвался Нэт, — но только все, что ты говоришь, еще больше убеждает меня, что со мной что-то не так.
— Ладно, если тебе так нравится чувствовать себя неполноценным, валяй. Анет — закончи образование, что ли.
Нэт почти не жалел, что не доучился в колледже. Как он знал по опыту, образование не просто оценки в дипломе, а то, что ты знаешь на самом деле и как применяешь свои знания в жизни. К тому же есть бесплатные библиотеки.
— Ты прямо как моя бабушка говоришь.
— А это разве плохо?
Нэт покачал головой. Дэйв, конечно, хочет, как лучше, но он просто не понимает его положения.
— Мне уже поздно, — ответил Нэт. — Саймона и Айвора я поставил на ноги, теперь нужно оплачивать учебу Джил.
— Ну и что? Пусть Джил возьмет ссуду в банке.
— Много ты знаешь о медучилищах. Так в банке ей и дали ссуду.
Дэйв воздел к небу руки:
— Ты самый упрямый осел из всех, кого я встречал.
Нэт, уставившись в темноту, щелкал фисташки.
— Тут не поспоришь, — произнес он.
Он устал выслушивать, как много он потерял, бросив колледж. Когда он приезжал к бабушке, она всегда заводила эту волынку. В чем-то она, конечно, права. Когда-то давно, еще в младших классах школы, он любил учиться и мечтал стать инженером или изобретателем. Став постарше, он понял, что существуют некие негласные правила, определяющие, кто из детей всегда будет получать хорошие отметки, а кто нет. Потом мать попросила его взять подработку, и, вместо того чтобы играть в баскетбол после школы, он начал зарабатывать деньги. Вскоре он почти забросил учебу, но утешал себя тем, что помогает семье. Его младшие братья и сестра один за другим окончили школу. Он гордился их успехами в учебе, но сам пошел другой дорогой: работал в автосервисе «Викс» и запоем читал все, что попадалось под руку.
Нельзя сказать, чтобы ему не нравилась такая жизнь. Он никогда не жалел о своем выборе. Но все-таки… Он и сам не понимал, в чем тут дело. Ему казалось, что голубые глаза Энджи смеются над ним.
— Хоть ты и атлет с виду, Фарадей, но в душе ты мечтатель, — подытожил Дэйв. — Может быть, именно поэтому я коротаю с тобой вечера, хотя мне нужно бы сидеть дома с Морин, помогать ей подметать пол, раскладывать по шкафам белье или прибивать полки. — Он не спеша выпрямился и потянулся.
Нэт смотрел на него и думал, как же ему дорог этот дуралей.
— Ты лучше займись с ней любовью.
— И займусь. — Дэйв усмехнулся и погрозил Нэту пальцем. — А тебе слабо затащить в постель бабу, по которой страдаешь.
Нэт провел рукой по волосам.
— Она не из таких.
— Ты что, хочешь сказать, что у нее никудышная фигура?
— О Боже ты мой! Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?
Дэйв рассмеялся и сошел с крыльца.
— До скорого, приятель!
Нэт смотрел, как он, ругаясь, ковыляет по двору, делая вид, что пробирается между бутылок как по минному полю, и не мог сдержать улыбки. Вот он и снова остался один.
Интересно, что сейчас делает Энджи? Запрокинув голову и посмотрев на звезды, он уселся поудобнее на стуле и снова начал раскачиваться, грызя фисташки. Теперь можно зайти в дом, включить телевизор и посмотреть новости, а можно просто сидеть здесь, как влюбленный подросток, и мечтать о женщине, которая никогда ему не позвонит. Он с наслаждением грыз соленые фисташки и вспоминал ее крошечную квартирку. Наверное, сейчас она читает, забравшись с ногами на диван, а Лиза спит в углу, в кроватке. Он представил Энджи в голубых пушистых тапочках, с чашкой горячего шоколада. Вот она переворачивает страницу, а он стоит совсем рядом и видит ее тонкие пальцы и изящную шею. Он протер глаза. Бог мой, ну почему у нее такая хорошенькая шейка? И почему она сидит совсем одна в жуткой дыре со спертым воздухом, когда могла бы сидеть вместе с ним и щелкать фисташки? Будь реалистом, Фарадей, подумал он, не следует рисовать себе жизнь Энджи в розовом свете. Его собственная мать растила в одиночку четверых детей — отец бросил их, когда Нэту исполнилось пять лет, — и он ни разу не видел, чтобы она сидела с ногами на диване и попивала какао. Руки у нее были все в мозолях, плечи согнулись, словно она взвалила на них невидимую и непосильную ношу. Несмотря на то что им помогала бабушка, Пенни Фарадей едва удавалось сводить концы с концами. И только-только у них начали выправляться дела, как у нее, сорокапятилетней женщины, обнаружили рак груди. Но грустное лучше не вспоминать.
Нэт увидел, как через аллею, в доме Дэйва, погас свет на кухне, а в спальне задернули занавески. Зазвонил телефон. Нэт вздохнул и поднялся. Опять у кого-то беда с машиной. Но даже кстати: все равно ему сегодня не уснуть.
— Нэт слушает, — отозвался он.
— Нэт? — В трубке звучал нежный женский голос.
Нэт ухватился за дверную ручку и старался не обращать внимания на бешеный стук сердца:
— Да, да. Чем могу быть полезен?
— Это Энджи Кейдж.
На заднем фоне слышались какие-то голоса, звуки, как будто из громкоговорителя. Уж не сломалась ли у нее опять в дороге машина?