– Ты ведь шутишь, признавайся!

– И как прошла встреча на высшем уровне? – полюбопытствовал Синклер.

– Она была непоколебима, как скала. И почти ничего мне не сказала…

– Они повздорили! – заорал Хэнкок. – Вейл хотела знать, кто ее отец, а сенатор отказывалась сообщить ей. И Вейл пришла в ярость.

Карен с вызовом скрестила руки на груди.

– Я ушла примерно в районе шести тридцати. Я была расстроена и просто поехала куда глаза глядят. А когда я попала домой, Бледсоу прислал мне сообщение.

Она ждала, что сейчас ее забросают вопросами, начнут полноценный допрос и поджарят на медленном огне. Но коллеги молчали.

«Моторола» Бледсоу заиграла Пятую симфонию Бетховена. Он поднес сотовый телефон к уху и отошел в сторону.

– Я оставлю вас на несколько минут, чтобы вы смогли обсудить ситуацию, – сказала Карен и вслед за Бледсоу вышла из дома.

Входная дверь щелкнула, закрываясь. В комнате по-прежнему висела напряженная тишина, нарушаемая только негромкими голосами и шагами экспертов-криминалистов, продолжавших осматривать место преступления. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов, найденные улики переносили в служебный автомобиль. Наконец Хэнкок заговорил.

– У Вейл нет алиби.

– Но Карен Вейл никого не убивала, – возразил Робби.

Хэнкок сунул руку в карман своего спортивного пиджака и вытащил оттуда коричневую сигарету.

– О нет, только не эту вонючку! – запротестовала Манетт.

Синклер взял Мандизу за руку, наклонился к ее уху и прошептал:

– Оставь его в покое. Может, он хоть немного успокоится и протрезвеет.

– Но ведь они набиты какой-то дерьмовой турецкой травкой! Здесь все провоняет настолько, что нечем будет дышать.

Руки уХэнкока дрожали. Робби смотрел, как он поднес зажигалку к лицу и не смог попасть огоньком в кончик сигареты. Хэнкок стиснул зажигалку обеими руками, как будто это могло унять дрожь в пальцах, и наконец, сделав глубокую затяжку, закурил. Синклер достал из кармана мятый носовой платок и протянул его Манетт.

– Вот тебе фильтр.

Она оттолкнула его руку.

– Благодарю покорно. – Она помахала рукой перед лицом, разгоняя дым. – Что еще у тебя есть на Карен? – обратилась она к Хэнкоку.

Хэнкок снова сделал глубокую затяжку и выпустил дым через ноздри.

– Она избила своего мужа. Уложила его на больничную койку. У нее склонность к насилию. Она просто бешеная. – Он стряхнул пепел в небесно-голубую дымчатую фарфоровую вазочку, стоявшую на кофейном столике. – Вот как все было. У Вейл депрессия. У нее проблемы с бывшим мужем, а ее ребенок лежит в коме. Она узнает, что женщина, которую она считала матерью, ей совсем не мать, и начинает поиски. Каким-то образом ей удается узнать, что сенатор и есть ее настоящая мать. Она приходит сюда, чтобы выяснить отношения и понять, почему мать выбросила ее, как старый сломанный телевизор. Вейл ведет себя назойливо и неразумно, поэтому сенатор просит ее уйти. Вейл приходит в ярость и начинает кричать. Я встревожился, что она может ударить сенатора, как она поступила со своим бывшим. Поэтому я вмешиваюсь и показываю Вейл на дверь. Она вылетает наружу, садится в свою машину, отъезжает и останавливается. Потом возвращается сюда пешком и ждет поблизости.

Хэнкок сделал очередную затяжку и потер правый висок, отчего дым, следуя движениям его пальцев с зажатой в них сигаретой, зазмеился причудливыми кольцами. Он выдохнул сиреневую струйку вверх и продолжал:

– Сенатор очень расстроена и хочет побыть одна. Я пытаюсь помочь, но она просит меня уйти. Вейл дожидается, пока я не уеду, потом возвращается сюда и бьет ее по голове. Обставляет все так, будто это убийство – дело рук Окулиста, что совсем нетрудно, поскольку она знает все это дерьмо наизусть и может перечислить признаки, даже если ее разбудить посреди ночи.

Он откинулся на спинку, опустил голову и уставился куда-то в пол, себе под ноги.

Еще несколько минуте комнате стояла тишина. Все обдумывали выдвинутую Хэнкоком версию событий. Наконец заговорил Дель Монако:

– Но здесь отнюдь не все соответствует почерку Окулиста, Если бы она хотела имитировать его модус операнди, то соблюдала бы его почерк вплоть до последней буквы. Так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, кто здесь поработал.

Хэнкок выдохнул дым уголком рта.

– Она не может контролировать себя. Ярость делает ее неуправляемой. Она перестаралась по личным мотивам.

Дель Монако выразительно поднял брови, словно показывая, что не исключает того, что предположения Хэнкока могут оказаться правдой. Робби вспомнил, как читал о применении чрезмерной силы во время убийства в материалах, которые дала ему Карен. Из них следовало, что в этом случае между преступником и его жертвой обязательно существовала личная вражда.

– Кроме того, у нее нет алиби, – добавил Хэнкок.

Робби подался вперед и остановился в нескольких шагах от Хэнкока. Он уперся руками в бока и сверху вниз уставился на бывшего начальника службы безопасности.

– Как и у тебя, кстати. Обставить место преступления соответствующим образом ты мог ничуть не хуже Карен.

– Да, но есть одно «но», мистер Роберто Энрике УмбертоЭрнандес, или как там тебя зовут, черт бы тебя подрал! – Хэнкок выдохнул дым Робби в лицо. – У меня нет мотива.

Робби разогнал дым рукой и посмотрел на Синклера. Это был взгляд, умолявший вмешаться, прежде чем Робби врежет кулаком по этой самодовольной пьяной роже и вышибет Хэнкоку мозги.

– Робби, хороший мой, – вмешалась Манетт, подметившая взгляды, которыми обменялись детективы. – Давай-ка я скажу тебе кое-что. На ушко. – Она подошла к нему, взяла под руку, притянула к себе, и он неохотно склонился к ней. – Пока еще мы не знаем, что здесь произошло. Так что он вполне может оказаться подозреваемым, но при этом он наш единственный свидетель. Давай не будем заводить его до тех пор, пока он не ответит на все наши вопроси.

Робби понимал, что она права, но у него все равно руки чесались хорошенько врезать Хэнкоку.

– Договорились. Задавай свои вопросы. А я выйду наружу, подышу свежим воздухом.

Робби присоединился к Бледсоу, который стоял посреди круглой подъездной площадки. Бледсоу уже закончил разговор и теперь покачивался с носка на пятку, кивая своим мыслям.

К ним подошла Карен и спросила Робби:

– Ну что, они уже решили поджарить меня на угольях?

– Нет. Этого жаждет один только Хэнкок.

– Знаете, – сказал вдруг Бледсоу, – по-моему, у нас есть кое-что на нашего мистера главного секретного агента.

Робби и Карен как по команде посмотрели на него. На их лицах читалось недоумение.

– Мне только что звонил шеф полиции. Он сказал одну вещь, которую мы можем использовать. Похоже, сенатор Линвуд не отказывала себе в маленьких радостях на стороне.

– Интрижка? – спросила Карен. – С Хэнкоком?

Робби повернулся к входной двери.

– Ну, теперь я поговорю с ним по-своему.

– Подожди, – остановил его Бледсоу. – Нужно решить, как мы это разыграем. Не стоит торопиться. Следует подготовить почву, чтобы все утки выстроились в ряд.

– Этот засранец пытается повесить убийство на Карен, самодовольно утверждая, что у нее был мотив, а у него – нет. Теперь мы знаем, что и он не без греха. Отвергнутый любовничек. Она хочет прекратить отношения, а он отказывается.

– Стоит заняться и мужем заодно, – предложила Карен. – Вы уверены, что он за границей?

– Мы проверяем, но с ним только что удалось связаться в Гонконге. Так что, думаю, у него железное алиби.

– Разве что он нанял кого-нибудь сделать грязную работу вместо себя, – проворчал Робби. – Муженек хочет отделаться от неверной супруги, ну и нанимает кого-нибудь свести с ней счеты.

Карен отрицательно покачала головой.

– Заказные убийства – это бизнес, ничего личного, как говорят. Пуля в голову, и – до свидания. И никакой тебе кровавой оргии с отрезанием грудей и превращением лица в сплошное месиво. – Она повернулась к Бледсоу, – Может, эксперты смогут нам чем-нибудь помочь. Так что предлагаю подождать с Хэнкоком и не сажать его на электрический стул по крайней мере до завтрашнего дня. А к тому времени, будем надеяться, у нас на него появится что-либо более конкретное.