Гости, между тем, подходят к берегу. Озираются, они здесь, явно, в первый раз. Что и говорить, со стороны наш островок и впрямь, выглядит диковато. Сплошная стена леса, проходов никаких не отыскать. Но это — только снаружи, внутри лес не такой уж и непроходимый. Я же как-то бегать ухитряюсь?

Отсюда мне слышен их разговор. Да, нормально всё, дед ничуть не напряжен и совершенно спокоен. Надо полагать, этих людей он знает и на их тему не волнуется. Из моего укрытия хорошо видны мельчайшие детали их одежды и снаряжения. Хотя назвать таковым обыкновенную холщовую сумку — язык не поворачивается. Ну что ж, такова партизанская доля! Что добыл — то и таскай!

Помогая друг другу, гости начинают вылезать на берег. При этом первый из них, молодой вихрастый парень, скользит по камню и вот-вот полетит назад, в болото. Он беспомощно размахивает в воздухе руками, пытаясь поймать тонкие ветки кустарника, но — тщетно.

Протягиваю руку и ловлю его за воротник пиджака. Получив неожиданную поддержку, он изворачивается, хватается за ветку и, наконец, выбирается на сушу. Облегченно вздыхает… и тут до него доходит… Все его товарищи стоят пока ещё на тропе и изумлённо смотрят в нашу сторону. Он резко пригибается и прыгает в сторону, пытаясь сдернуть с плеча винтовку. Как на грех, она там в чём-то запутывается. И со стороны его прыжки выглядят даже смешно.

Ерофеич довольно крякает.

— Ну ладно, головорез! Хорош над парнем-то измываться! Вылазь из своей ухоронки.

Дед про неё знает и одобрил, в своё время, мой выбор.

Не спорю с ним — он тут главный. Забросив за спину оружие, выхожу на берег.

— Руки давайте, что ли… скользко тут, особенно, если с непривычки-то.

Гости переглядываются, и один из них протягивает мне свою ладонь.

Вытащив их на берег, спешу к дому. Надо предупредить ребят.

— Словом, мужики, такое у нас дело-то… Нет отряда вашего больше — немцы побили всех. Да и про вас, откровенно говоря, никто не знал. Если бы с Большой земли про то не намекнули, сидеть вам тут ещё долго! А так — сказали нам про Ерофеича, мы и двинулись. К себе вас заберем, кто готов и идти может.

Взоры все раненых тотчас же обращаются в мою сторону — ходячий, по правде говоря, я тут один. Пожимаю плечами, мол, не вопрос!

— И ещё одна закавыка есть… — мнется старший из пришедших. — Сказали нам, что командир ваш, какие-то бумаги запрятал перед смертью своей. Лагерь мы осмотрели — нет там ничего! А командование нам всю плешь проело — найти! Может, из вас кто подскажет?

Мы снова все переглядываемся. Я про это точно ничего не знаю, Кочарян изумленно приподнимает густые брови, Ларичев пожимает плечами, Марат разводит руками…

— Тайник смотрели?

Это Петрищев. Вчера он пришел в себя и с тех пор лежит, молча вперив взгляд в подслеповатое окошко. Говорить ему трудно.

— Э-э-э… какой тайник?

— Есть такой в лагере. Командир знал, я… ну, ещё, может быть кто-то…

— Нет, — твердо отвечает старший из гостей. — Про тайник никто из нас не знает и его мы не проверяли.

— Значит, там смотреть надо, — устало говорит Виктор. — Больше — просто негде.

— Дык… и посмотрим! Как сыскать-то его?

— Сыскать… оно, может, и нетрудно… только заминирован он. Не сможете вы его открыть — рванет. Там одной взрывчатки — с полпуда… при мне ту мину ставили, знаю о чем говорю.

— Вот так ни фига ж себе… — растерянно чешет в затылке вихрастый парень, — это как же теперь быть-то?

— Туда меня нести надо… на месте смогу…

— Да ты сдурел?! — вскакивает Ерофеич. — Только-только в себя пришёл, оклемался… вдругорядь свалиться хочешь?

— Нет дед! — неожиданно твердо отвечает Петрищев. — Не выжить мне. Чую я смерть — не за горами она уже… Пусть, хоть с пользой помру, а не за просто так.

— Да чё ты несешь-то! — не унимается дед. — Ай со мной спорить станешь?! Дык я-то постарше тебя буду и знаю больше!

— Прости, Ерофеич, — Петрищеву уже трудно говорить. — Но я ч у ю…

Дед замолкает, обречённо машет рукой и выходит во двор. Садится на бревно и свертывает самокрутку. Он что-то ворчит себе под нос, но никто из нас не разбирает этих слов.

Сборы не заняли много времени. Да и что было собирать-то? Винтовка и патроны при себе, копченое мясо, завернутое в листья лопуха, убрано в вещмешок. Носилки для Петрищева быстро соорудили из вырубленных в лесу жердей и плащ-палатки.

Вот и всё.

Прощаюсь с ребятами, мы обнимаемся, хлопаем друг друга по плечам.

По умолчанию, четверо из нас тащат носилки с Виктором. Один идет впереди, а последний топает сзади. Никакого другого варианта построения тут не придумать.

До границы болота нас провожает Ерофеич. Он мрачен и молчалив. Только выйдя на сушу, он подходит к Петрищеву и берет его за руку.

— Ну… прощевай, Витя. Не свидимся мы с тобою, должно, больше-то.

— И ты, дед, прощай. Спасибо тебе — от всех нас, спасибо!

— Да, ладно! — машет рукою Ерофеич. — Что ж тут такого, особенного?

И мы уходим. Медленно пересекаем поляну и скрываемся в подлеске. Идти теперь можно только так…

Проводив глазами уходящую группу, дед устало присел на пенек. Вот и ещё двое ушли… а сколько их ещё будет?

Он достал кисет, свернул самокрутку. Легкий дымок поднялся к нависавшим над ним еловым лапам. Надо передохнуть. До кордона ещё путь неблизкий, а ноги… они уже не те, что были когда-то. Посидев ещё минут двадцать, он поднялся. Забросил за спину полупустой мешок и привычно свернул на знакомую тропу.

И не заметил, как в паре десятков метров за ним, сверкнули из-под нависших веток чьи-то внимательные глаза…

Р А П О Р Т

Заместителю военного коменданта… района

Майору фон Крамеру.

Докладываю Вам, что 18.07.1942 при проведении поисковых мероприятий, нами был задержан местный житель — Огарков Павел Ерофеич, 1870 г. р… При Советской власти он служил лесником и хорошо ориентируется в окружающих лесах. По полученной нами информации, он являлся тем самым лицом, к которому для получения информации и направлялась группа партизан из отряда «Мстители».

На допросе Огарков отказался отвечать на вопросы. После применения мер форсированного воздействия, показал, что к нему, в мае месяце текущего года, действительно, обратился ранее незнакомый командир Красной армии и попросил принять на лечение двух своих раненых солдат. Огарков эту просьбу выполнил, разместив солдат на острове посередине болота, где и ухаживал за ними до настоящего времени. Сообщить об этом в комендатуру не захотел, проявив тем самым враждебное отношение к германской армии. 17.07.1942 к нему явилась группа вооруженных людей и потребовала обоих раненых, которых Огарков им выдал. Один из раненых ещё не мог ходить и находился в тяжелом состоянии. Но пришедших это не смутило, и они забрали его с собой на носилках. О чем разговаривали между собою пришедшие и раненые — неизвестно, он находился в стороне от места разговора. Слов не слышал и содержимое разговора ему неизвестно. Со слов Огаркова, оба раненых — обычные бойцы Красной армии. Офицеров среди них не было. Никаких бумаг и прочих вещей при них не имелось.

Будучи допрошен относительно местонахождения острова, согласился его показать и 19.07.1942, в сопровождении группы солдат, под командованием унтер-офицера Апфельбаума, был доставлен в лес.

Углубившись в болото, Огарков потребовал, чтобы все сопровождающие его солдаты не приближались бы друг к другу ближе пяти метров, пояснив это слабостью почвы. Сам же, в сопровождении ефрейтора Лонзера, к которому он был прикован наручниками за правую руку, пошел вперед, указывая направление движения всем остальным. Пройдя таким образом около двухсот метров, Огарков, ударив свободной рукою ефрейтора, увлёк его за собою в болото, где они оба, почти тотчас же, провалились в трясину больше, чем по грудь. Все попытки спасти ефрейтора успехом не увенчались и он, вместе с прикованным к нему Огарковым, утонул. С большим трудом, пользуясь оставленными на деревьях и кустах метками, группа выбралась на твердую землю. Обнаружить остров не удалось.