Однако надо будет со старшиной переговорить. Нормальный он, в принципе, мужик, хотя и истинный «герой своего времени». Мыслит и поступает как-то… ну, медленно, что ли… да и элементарных хитростей не знает. Или, попросту не в курсе на этот счет? А что, очень даже может быть! Он, поди, не всю жизнь в армии служил то? Да и воевали в это время далеко не так, как воевали мы. Мы? Опять, блин, эти провалы в воспоминаниях! Ведь помню, казалось бы, многое, а копни глубже — пробел на пробеле! Как воевали, вроде, помню. А вот чем и с кем? Ни оружия своего, ни противника — все позабыл! Странное словечко — «чехи». Это что же, мы с Чехословакией воевали, выходит? За какой, простите, хрен? Чего мы там потеряли? Да и сама эта страна… тоже мне, грозный военный противник!
— Борисыч! — тихонько окликаю старшину. — Присядь…
Он подходит и опускается на поваленное дерево.
— Устал?
— Не без того.
— Водка у меня трофейная есть, с немца взял. Как смотришь, если ребятам дать?
Он на секунду задумывается.
— Немецкая?
— Так, где ж они нашей-то разживутся? Ихняя…
— Пойдёт и она.
— Тогда — держи! — протягиваю ему флягу. — Заведуй! Как вообще мыслишь, выдержат ребята ещё один такой переход?
— Сомневаюсь. Усталые они, да и столько времени на подножном, почти, корме просидеть…
— Фигово! — чешу я в затылке. — Сам понимаешь, не ровен час, фрицы врубятся, кто им так соли на хвост насыпал. И тогда…
— Так… куда же им ещё-то злобствовать-то? И так уже огребли по первое число!
— Я, пока вы там хоронились, у лагеря машину ихнюю расстрелял. Водителя и ещё двоих — что с собакой ехали. Ну и собаку эту… Опасался шибко, что они вдругорядь по следу пройдут! И тогда, Борисыч, сам понимаешь…
— Да уж! — посерьёзнев, кивает старшина. — В таком разе… и не знаю я, что сказать-то…
— Ну, так! Изрядно мы им вломили-то! Немцы эти, что на нас вышли, не простые это гансы! Специальный противопартизанский отряд! Слыхал про таких? Те ещё вояки, злые да опытные. Их и самих-то мало, да один — кабы не пятерых стоит… не оставят они такую плюху без последствий.
— Эк! — крякает Корчной. — Расшевелили мы муравейник… Ну, так оно и хорошо!
Вот те и поворот! Уж чего-чего… а таких откровений я не ожидал!
— Коли такие злыдни по нашим следам бегают, — продолжает старшина, — то, глядишь, кого другого они и не споймают! Не можно во всех местах зараз сильному быти! Здеся они на нас ополчились всем гамузом, а в другом моменте может и прослабнут! Да в рыло-то и схлопочут! Хорошо, что ты это сказал, Максим! С таких новостей — и помирать легче! Не просто так в лесу загнемся — своим поможем! А я-то, грешным делом, уже и нос повесил, мол, загоняют нас тут по лесу какие-то обозники второго разряда — так и помрем бесполезно.
О как!
Да… недооценил я старшину!
— Ну, Борисыч, ты помирать-то погоди! Не с пустыми руками идем — даже и пулемет нынче имеется! Нас ныне схавать проблематично, можно и зубки пообломать! Сам посчитай! Офицеров — аж двоих уже приголубили, да прочих гавриков сколько? Без малого — взвод прикопали! Такие потери — да на пустом месте, где вчера все сонно и тихо было — у кого только в заду не засвербит?
И только сейчас я ловлю себя на мысли, что большая часть этих немцев отправилась в края вечной охоты не без моего содействия. Ни фига ж себе… Нет, я помню, что воевал, стрелял и убивал своих противников, всё так. Но вот, чтобы таким макаром… да за несколько дней. Да, что-то определённо сдвинулось у меня в голове, раз я так спокойно об этом говорю. А с чего, простите, мне сейчас комплексовать? Эти немцы — мои враги. И охранники из лагеря — тоже далеко не подарки. Никто сюда их не звал. Так отчего я вдруг должен сожалеть о происшедшем? За что боролись — на то и напоролись. Они сюда тоже, поди, не с пирогами пришли почаевничать.
А старшина-то!
Словно помолодел на пяток лет! Ты смотри, вот что с людьми правильный настрой делает!
— Слышь, старшина, тогда, может и впрямь — погоняем фрица по лесу-то? Пусть и у них кровь горлом с натуги пойдёт?
— И пойдёт! — ударяет кулаком о колено Корчной. — С требухою её выплюнут!
А после передыха отряд попер по лесу с такой злостью и упрямством — я только диву давался!
Р а д и о г р а м м а
Майору фон Крамеру.
Предпринятые нами поиски, позволили обнаружить следы диверсионной группы противника в квадрате 22–14. Обнаружено место ночевки, следы приготовления пищи и прочие признаки стоянки. По нашим данным, диверсанты отходят в район сосредоточения наших войск у отметки «198». Не исключаю возможности того, что противник готовит акцию в указанном месте. Прошу принять меры к усилению охраны.
Обер-лейтенант Гельмут Рашке.
Р а д и о г р а м м а
Начальнику объекта «Высокое» оберст-лейтенанту Хользену.
По имеющимся данным, в район вашего объекта выдвигается диверсионное подразделение противника. Ранее, указанное подразделение уже совершило несколько успешных диверсий на дорогах и в районе расквартирования частей вермахта. Это повлекло за собою гибель военнослужащих вермахта и пленение офицера. Придавая особое значение обезвреживанию указанного подразделения противника, прошу вас принять безотлагательные меры к усилению охраны объекта. Прошу незамедлительно информировать комендатуру обо всех подозрительных случаях, имевших место в районе расположения вашей части.
Заместитель военного коменданта
… района, майор фон Крамер.
Поднятые по команде, срывались с теплых коек разбуженные солдаты. На станции была задержана погрузка пехотного батальона, отправлявшегося на фронт. Его солдаты, отмахав по проселочным дорогам около десятка километров, присоединились к своим товарищам, которые устанавливали оцепление вокруг лесного массива. Кряхтя и ругаясь, занимали позиции солдаты охранных подразделений — их командование весьма серьезно восприняло сведения, поступившие из комендатуры. Уставились на мокрый лес хмурые пулеметы.
И наступила тишина.
Напряженная, ожидающая только первого же подозрительного звука, чтобы расколоться лаем пулеметных очередей и звенящими хлопками минометных разрывов…
— Карл…
Молчание.
— Карл!
— А?!
— Опять заснул на посту?
— Скажешь тоже… не спал я. Чего тебе надо?
— Там кто-то есть!
— Где?
— В лесу.
— Там всегда кто-то есть… живность всякая. Герберт из второго отделения даже лося видел, только стрелять не стал — пост всё-таки.
— Да нет же! Какой, в задницу, лось! Там человек!
— С чего это ты взял?
— А ты много видел лосей с металлическими рогами? Или чем там они бренчат? Говорю тебе — там звякал металл! И не один раз!
— Ты что же думаешь, кто-то пытается резать проволоку?
— Наверное…
— Так пусти ракету!
— Ты забыл, что нам говорил лейтенант? Там могут быть эти русские диверсанты! Мы их отпугнем — и они уйдут! А ведь тому, кто сможет их уничтожить или поймать, обещан отпуск! Звони, ведь телефон у тебя!
Тихо брякнула телефонная трубка, напарник часового что-то глухо забубнил в микрофон, прикрывая его рукой.
— Готово! Ждём!
И оба часовых, наставив винтовки в темноту, напряженно прислушались к ней. А внизу, у подножья холма, на котором располагался пост, действительно что-то происходило. Шорох… короткий скрежет. Часовые переглянулись и сильнее сжали своё оружие.
Прошло несколько минут…
— Бремен!
— Гамбург!
В окоп сползли солдаты, вызванные телефонным звонком. Чуть слышно звякнул устанавливаемый пулемет.
— Вессель, что там такое?
— Внизу, у подножья холма уже несколько минут слышны звуки, герр лейтенант! — прошептал старший из часовых. — Кто-то режет колючую проволоку!
— Это русские! — убеждённо прошептал офицер. — Им не терпится подорвать наш склад! Лакомый кусочек — два эшелона боеприпасов! Но сегодня — не их день! Грабке, что там у вас?
— Всё готово, герр лейтенант!
— Отлично! Всем — наизготовку! Часовые, на счет три — запускаете ракеты. Не стрелять, тут хватает народу для этого. Осветить поле боя — вот ваша главная задача! Готовы?