Пятеро… если ещё и партийца посчитать, так шестеро.

За винтовку хватаются сразу несколько пар рук, и я нажимаю на спусковой крючок.

Осечка…

Ладно, я чего-то подобного и ожидал.

Отпускаю своё оружие — берите, не жалко!

Винтовку тотчас же перехватывает Фишман. Рвет на себя затвор, и патрон вылетает в сторону. Больше там ничего нет… и ты напрасно потерял время. Почему?

А про топор за поясом все позабыли?

Я — не забыл. И кинувшийся ко мне со штыком в руках Гельмут Горстмайер, тотчас же в этом убеждается. Зажимая разрубленное плечо, он оседает на землю.

Фишман делает отчаянный выпад винтовкой вперед. Штыком пробуешь драться? Ну-ну… валяй…

Топор лязгает о ствол и, почти тотчас же, скользит дальше, снимая тонкую стружку с ложа винтовки. Всё-таки, он хорошо заточен, не зря столько бруском его выводил. Пальцев Фишмана я почти не замечаю… так, легкая задержка в движении лезвия.

Резкий разворот назад, взмах топора — об обух с лязгом бьет лопата. Огюст Майерс! А где ещё двое?

К оружию бегут. К с в о е м у. И бежать им — ещё четыре шага. Майерс должен меня удержать здесь все это время.

Сможет?

Отпрыгиваю назад и без замаха, снизу, швыряю топор. Ну и что, что обухом попал? Тоже, знаете ли, совсем не подарок. Огюст припадает на ногу — больно!

А я кувырком перекатываюсь — прямо через разложенную на телеге еду.

К Мюртцу.

За его автоматом.

Вот он — мои пальцы нащупывают рукоятку. Затвор на себя, кувырок вбок…

Винтовочная пуля чиркает по краю телеги.

Та-та-та-тах…

И у стрелка подламываются колени.

Снова сухо кашляет автомат.

Брякается о землю винтовка.

Всё…

Нет больше стрелков.

Валюсь на землю, переваливаясь через борт и, не успев встать, стреляю сквозь колесо по Огюсту. Он как раз начал выпрямляться. Начал… но не успел.

А где Фишман?

Вон он — бежит к кустам, зажимая раненую руку. Сообразил-таки… Извини, Хорст, ты, может быть, и неплохой человек. Хороший плотник. Возможно, что и любящий отец. Вот и оставался бы ты дома. У себя дома. Там и проявлял бы свои положительные качества. Но нет — вы все пришли сюда. Туда, куда вас никто не звал. И здесь — у м е н я дома, все ваши положительные стороны никого не интересуют. Ты — враг. И всё этим сказано!

Хорст упал в полуметре от кустов. Его вытянутая вперед рука даже успела ухватиться за тонкую веточку…

А вот теперь можно вернутся к кустам. Я ещё не закончил там свои дела.

Извини, дед Максим, пирамидку я тебе сейчас сделать не могу, уж прости. Но имя твое ещё и на котелке штыком выцарапал и на ложке, что в кармане брюк лежит. Помню я что с теми медальонами происходит, не каждый спец, спустя много лет, эти строчки карандашные прочесть может. От глаз чужих я могилу твою укрыл — сразу не найдут. Нельзя иначе. Свежее захоронение отыщут, могут и вскрыть. Кто знает, какие-такие мысли в головах у этих сыщиков будут? Не просто так рыть станут — десяток солдат разом лег, такое в тылу не каждый день происходит.

Ну вот и всё.

С прадедом своим я попрощался, теперь и о себе подумать нужно. Что делать буду?

Часа через четыре-пять отделение должно прибыть в расположение части. Не прибудет уже, это и ежу ясно. Порядок соблюдут, и сюда кого-нибудь отправят. Ещё через час он стремглав принесется в деревню и поднимет на уши буквально всех. И что? Пока доложат в штаб (без этого — никак), поднимут первое и третье отделение, уже стемнеет. Пойдут искать в ночь?

Ага, щас!

Десяток человек уже полег, понятно, что их не один человек тут порезал (не поверит в это никто), так что и прочесывать местность нужно ротой, не меньше. И искать станут не меньше, чем пять-шесть человек (это уж я постарался, натоптал тут тропиночек, да гильзы стреляные в разных местах поразбрасывал, и из винтовки часового пальнул пару раз), которые напали на отделение.

Встанем на место тех, кто ищет — как далеко они пойдут?

Да в зоне своей ответственности искать станут. Дальше, чем на один дневной переход, не отойдут. Это не специальные части по охране тыла — обычная пехота. Которая, между прочим, имеет и свои задачи. Им на фронт скоро, а не лес прочесывать. Но уж в зоне своей ответственности, они все прочешут тщательно и к бабке не ходи. Под каждый куст заглянут. С их точки зрения, нападавшие сейчас во весь дух бегут куда-нибудь подальше. А что? Фора у них приличная — несколько часов.

После прочесывания, ещё день-другой тут все будут на ушах стоять. А как же — ЧП! Но вот после этого всё войдёт в прежнюю колею. В штаб отпишут донесение, в котором укажут, что старший стрелок Макс Красовски захвачен противником и уведён в лес. Почему? Да потому…

Что сделает солдат, по неясной причине порубивший и пострелявший своих товарищей? Опосля того, как очухается?

Уйдет в лес?

Сомнительно, но возможно.

Еду с собою возьмет?

Несомненно, да и любые другие нападающие так поступят.

А какое оружие с собою этот солдат унесёт?

Своё — то, к которому привык.

Вот тут и будет первый облом. Винтовка Макса, с окровавленным прикладом, валяется рядом со всеми прочими. И кусок веревки, с одного краю ножом перехваченный — тоже. Что по логике вещей выходит?

Ранили Макса, оглушили и повязали. Опосля чего — увели в лес.

Логично?

Вполне.

Есть изъяны?

Ну… особых я пока не вижу.

Кто может первым высказать какие-то подозрения? В смысле — довести их до высокого руководства? Так, чтобы его выслушали?

Ротный.

Обер-фельдфебеля никто слушать не станет, да и не полезет он через голову о ф и ц е р а к командиру даже и батальона. Про полковника — и вовсе молчу, для немца это просто немыслимо.

А что выгоднее ротному?

Солдат, предположительно попавший в плен (после геройского сопротивления) или солдат, уничтоживший своих сослуживцев?

Первый случай легко списать на партизан, которые тут есть. А вот на кого списать второй? Кто будет первым кандидатом на ременно-палочный массаж ягодичной области? Обер-фельдфебель Мойс?

Не та фигура.

А вот лейтенант Карл Морт — самый подходящий кандидат!

Оно ему надо? После такого фортеля, он не то что роту — взвода не получит!

Нет, лейтенант ничего не скажет.

Хорошо, первую проблему решили, переходим ко второй.

Что теперь делать мне? Не в далеком будущем (до которого ещё дожить надо), а именно сейчас?

Уходить в лес? Угу, именно там меня и станут искать в первую очередь.

Какой бы я из себя ни был хитрый ухарь, не надо думать, что у немцев не найдется опытных в поисковых делах людей. У нас во взводе такой был — Мюртц. И что, он такой один-единственный и неповторимый, что ли? Найдут, если припрет, и ещё специалистов. И они быстро вычислят мой след. Ну и что такого, что лес? Час-другой — и по моим стопам попрется добрый десяток сопровождающих. Нет, не вариант…

А где следы искать не станут?

Есть такое место.

Дорогой оно называется.

Так, с этим решили, теперь прикинем — что с собою брать?

Еда — это без вопросов. Чем больше — тем лучше. Обед не съели, забираем. «Железный паек» у каждого солдата с собой — их тоже. Уже неслабый груз выходит. СВТ? Берем! Последняя вещь от деда Максима осталась, как я её тут брошу? А патроны… будут и они.

Автомат Мюртца — без разговоров. К нему ещё три полных магазина есть, да в ранце у ефрейтора несколько пачек патронов лежат, вот я четвертый магазин-то и доснаряжу на ходу. Гранаты? Столько не унесу, пожалуй… М-39 — все возьму, немного их, да и места мало занимают. Ну и прочих…

Хотя, есть мысля!

В темпе сваливаю на расстеленную плащ-палатку пять винтовок, стараясь выбирать те, что поновее. Быстро сдергиваю с поясов у убитых подсумки и бросаю их туда же. Остаток гранат — в ту же кучу! Среди прочего хабара разыскиваю масленки и все курево. Его, к моему удивлению, оказывается не так уж и мало! Рву на тряпки запасное белье Мюртца и щедро поливаю обрывки маслом. Теперь обернуть этими тряпками винтовки, упаковать всё это добро в плащ-палатку… готово!