Шихарев говорит гладко, иногда подглядывая в бумажку, которую Костик не захватывает в кадр. В конце интервью пойдут номера бесплатных телефонов, по которым каждый заинтересовавшийся может уточнить информацию и условия регистрации в «Эдеме».

            Длится все долго. Потом еще долго обсуждают приезд журналистов в коттеджный поселок. Костик отмалчивается. В конце беседы Шихарев уточняет, нет ли проблем с обналичиванием чеков. Расстаются, пожав руки.

– Кажется, «Эдему» не первый год, – говорит Костик. – Я слышал что-то раньше. Просто его не рекламировали так широко. Скорее всего, тихо туда выселяли.

– Наверное, раньше не мэрия этим занималась.

– Раньше и Шихарев вице-мэром не был.

            Денис пожимает плечами. Честно говоря, никогда не интересовался историей «Эдема» и сейчас не планирует выяснять. Если бы он каждое интервью проверял, времени даже на личную жизнь не оставалось бы. О, вот приятная мысль – личная жизнь.

– Ты точно решил в их ролике светиться? – все-таки спрашивает Костик.

– А чем мне это грозит? Люди вон услуги экстрасенсов-шарлатанов рекламируют и хорошо себя чувствуют. А я вообще не беру на себя никакой ответственности.

– Да Шихарев этот – сомнительная личность.

– Не ты мне его визитку принес?

– Хм. Может, и я. Потому и говорю. Слишком он тусовочный какой-то. Но с властью ссориться – тоже плохая идея.

– Брось. Это просто течение жизни, просто течение. Поснимаемся там с бабульками…

– Даже прикольно! – соглашается Костик.

            Ничего не может нарушить прикольности. Такое пришло время. Герои стали персонажами, люди – мурзилками, девчонки – чиками. И нужно вписываться в повороты, а если не вписываешься – значит, ты старый хрыч и место твое в загородном коттеджном поселке.

            Денис вписывается. Чувствует легкость в членах и сочленениях. И от этого – мальчишескую радость в сердце. И пустоту в голове. Никогда еще не было в голове так беззаботно.

Сколько лет он изводил себя тем, что одинок, что оказался не способен создать семью, организовать быт, но в двадцать первом веке этого и не нужно. Найти близких людей – проще простого. Людей – с любыми интересами, людей, которые тебе подходят, людей, которые не толкают тебя в самоистребляющим мыслям, людей, которые ничего от тебя не требуют. Не нужно ничего выстраивать десятилетиями, потому что можно выстроить за один день.

            Денис удивляется тому, как переменился мир. Девушки больше не хотят замуж, их устраивает просто секс. А еще лучше какой-нибудь оригинальный секс – втроем, вчетвером, садо-мазо. И он радуется, что дожил до такого времени, когда все без обид и запросто.

            И его симпатия к Костику уже не пугает – это и есть симпатия к новому времени со всеми его соблазнами и пороками, с его легкостью и необязательностью. Если им удалось найти компромисс, значит, Денис ни в чем не отстал, не устарел, не сдал позиций. Если их сблизило само время, значит, они и есть близкие люди, и ближе никого нет и не нужно…

            Так думает Денис и вспоминает, что Костик предлагал что-то такое… озорное – до того, как пришел Шихарев. А, ехать к нему смотреть порнуху. Денис улыбается. Можно и поехать. Живет Костик в том самом «историческом ядре», о котором сегодня так много было сказано. «Ядро» – странное слово, скорее всего, вычитанное вице-мэром в какой-то архитекторской сводке. Квартира у Костика тоже с рынка вторичного жилья, может, принадлежавшая раньше какой-нибудь старой профессорше. Содрали затертый паркет, выгребли пыльную библиотеку. Теперь посреди залы огромная плазма и тонна порно-дисков. Вот и очистили историческое ядро города. Вспоминается почему-то восьмитомник Чехова, который его мать достала в советское время с большим трудом и считала самым ценным в их доме.

            Денис теперь тоже – в самом центре ядра, и тридцать семь – не возраст для воспоминаний или кризиса. Показалось было, что нахлынуло, и снились рваные сны, и мелькали в них глаза матери. А сейчас – липкая сладость плещется в теле, ползет по позвоночнику, подкатывает к горлу, растворяет беспокойные мысли. И сны снятся дурманные, коньячные, кальянные и мелькают в них соски Оксаны и член Костика. И солнце в небе сияет, и пыль не так чувствуется, хотя весна грязная, смрадная, как выхлоп рвущейся вдаль машины.

            Денис рулит по улицам и разглядывает прохожих. Все уже по-весеннему яркие, у женщин выкрашены волосы, у девчонок оголены коленки, у мальчишек мелированы челки и блестят сережки в ушах. Все живут легко и не изводят себя никакими терзаниями – живут сегодняшним пыльным днем, потом умываются и живут следующим. Денис останавливается на перекрестке и смотрит, как бодро люди переходят улицу. Не похоже, чтобы кто-то из них мучился рассуждениями о кризисе и новом времени.

            Он паркуется перед зданием редакции и ждет Оксану. Она выходит на крыльцо – в короткой юбочке и легкой курточке, с развевающимися на ветру светлыми волосами, с маленькой сумочкой в руках. И Оксана похорошела, стала держаться свободно и просто. Садится в авто рядом с Денисом и целует его в щеку.

– Только домой меня закинь ненадолго. Переодеться надо. А потом к Костику.

– Мама не ругает?

– Я же взрослая.

            Денис вспоминает их прошлую ночь и улыбается.

16. ПРИВЫКАЙ!

            На столе у Костика – снова японская еда и пакетах.

– А что ты вообще ешь? – спрашивает Оксана. – Кроме этого?

– Сухой корм. Как в рекламе.

– Детское питание?

– Да, шарики такие, – кивает Костик.

– И ты? – спрашивает она Дениса.

– И я.

            Вообще-то он есть яичницу, но если так модно, то и он тоже.

– Ничего себе квартира! – восклицает Оксана. – Огромная! Но у Дениса все равно лучше.

– Значит, там и будем жить, – соглашается Костик. – У меня зато чище будет.

            Едят словно на ходу. Оксана наливает себе полный бокал вина.

– Одинокой останешься, – предупреждает Костик. – Нельзя самой себе наливать.

– Не останусь. Я же с вами.

            В фильме тоже трое – белый, афроамериканец и азиатка. Такое себе политкорректное порно. С девчонкой в фильме обращаются довольно жестко – Оксане она может только позавидовать. Денис не знает, как смотреть это в компании – вышучивать или тупо заводиться от действия на экране. Оксана снова пьет и хохочет. Костик то прижимается к ней, то отпускает.

– Давай, я хочу, – она начинает расстегивать Костику брюки.

– Тебе нельзя. Ты не умеешь сдерживаться. Взрослая же девушка, а как школьница!

– А ты со школьницами трахался?

– Трахался.

– Самой младшей сколько лет было?

– Четырнадцать. Но сиськи побольше были, чем у тебя!

– Я большие не хочу.

            Они катаются по полу от хохота. Денис тоже садится на ковер. Слушает лекцию Костика о перевозбуждении. Оксана постепенно раздевается.

– Друг, ты с нами? Я тут распинаюсь, учу, – жалуется Костик.

– Может, кино выключишь?

– А у тебя есть, что нам показать?

            И он уже не может оставаться за рамками этого веселья, он втягивается. Тоже целует Оксану, гладит ее ароматную и нежную кожу.

            Действие на экране продолжается. От этого кажется, что тел в комнате в два раза больше и что все, находящиеся здесь, очень разные, но очень близкие люди, и тот негр с огромным членом тоже.

            Оксана позволяет им все и всюду. Оксана – все равно, что азиатская девчонка на экране, только красивее. И она стоически сдерживает оргазм, чтобы не портить парням марафон. Но одновременное проникновение, как обычно, лишает ее концентрации, и она пытается прервать действо. Правда, на этот раз ее никто не слушает.

– Привыкай! – Костик хлопает ее по заднице. – Привыкай!

            Она безвольно болтается между ними, потом целует Дениса куда-то в шею.