— Тогда я в сие дело не вникала, герцог. Задурил мне голову кабинет-министр.

— И что ты решила, Анхен?

— Волынского надобно арестовать и дело его расследовать со всем тщанием комиссией особой. Ведь я думала ему будущего наследника доверить! Но он про себя думал, а не про род мой! Того простить не могу. И я думала тебя той новостью порадовать, друг мой.

— Анхен! Я не желаю в то вмешиваться. Вот Либман мой, тому порадуется. А я желаю дабы Волынского лишь от его должности отрешили. Пусть он престанет быть кабинет-министром твоим и обер-егермейстером двора твоего! И все. Мне его голова не нужна!

— И я так думаю, Эрнест! — громко сказала Анна, обрадовавшись. — Я ведь проверяла тебя, герцог. Кровожадность мне не надобна нынче. Устала я, Эрнест.

— А я никогда кровожадным и не был, Анхен. Но боюсь, тебя вынудят его арестовать и казнить.

— Посмотрим! Ну и хватит про Волынского. Не стоит сейчас про это, Эрнест. Не порти мне настроение. Я желаю шутов своих послушать. Пусть распотешат меня.

Бирон понял, что он прав. Императрица еще не решила, что делать с Волынским. И теперь все сделает активность Либмана и Ушакова. А они уже были готовы Волынского разорвать аки волки голодные…

Граф Рейнгольд фон Левенвольде в сей день явился во дворец совместно со своей любовницей Натальей Лопухиной, урожденной фон Балк. Новое возвышение Бирона его порадовало. Положение Левенвольде при дворе зависело от Бирона.

Рейнгольд, не то что его умерший брат Карл, высоко не метил. Положение обер-гофмаршала двора её императорского величества его вполне устраивало. Денег Анна для него не жалела и ежели долги у Рейнгольда возникали, то она всегда платила их, памятуя его прошлые заслуги.

Рейнгольд наследовал от старшего брата титул графа и был, как и тот, страстным игроком в карты. Сегодня на куртаге он выиграл 50 тысяч золотых, и настроение у него было просто прекрасное….

Явился на куртаг императрицы и Артемий Петрович Волынский, кабинет-министр и обер-егермейстер, хотя его не звали. Но и от двора его пока никто не отлучал, и императрица опалы на него не накладывала.

Волынский оделся по-простому в черного бархата кафтан без позументов и орденов. Он гордо вошел и, проходя мимо стола карточного, задел стул, на коем сидел граф фон Левенвольде.

Волынский даже не извинился. И тогда Рейнгольд вскочил на ноги и окликнул его:

— Господин Волынский!

Артемий Петрович повернулся к Левенвольде:

— Что вам угодно, граф? — спросил он.

— Вы толкнули мой стул и помешали моей игре, сударь.

— Вот как? — Волынский нагло усмехнулся. — Я готов дать вам сатисфакцию если вам угодно, сударь. Пришлите своих людей ко мне домой завтра и они обо все договорятся.

— Как вам будет угодно, сударь.

Волынский прошел далее и приблизился к трону государыни. Он поклонился, царице и та кивнула ему в ответ. Но ничего ему не сказала и снова повернула голову к герцогу Бирону.

Волынский был оскорблен пренебрежением Анны Ивановны. Она ставила разговор с Бироном выше разговора с ним. Но ничего. Он подождет и все что надобно царице выскажет!

Волынский отошел от трона и позвал Квасника:

— Эй! Квасу мне!

Квасник поспешил исполнить приказание кабинет-министра и поднес тому кружку вишневого квасу на серебряном подносе. Хотя шут прекрасно знал, что кабинет-министр вишневого терпеть не мог. Он пил только хлебный квас с хреном. Но так приказала ему сделать жена, Авдотья Ивановна.

Кабинет-министр кружку от Квасника принял, отхлебнул и скривился.

— Ты чего мне дал, дурак? — громко спросил он шута. — Али не ведаешь, что я пью хлебный квас с хреном, а не сей?

Он выплеснул жидкость из своей кружки в лицо шута. Затем он хотел ударить Квасника кружкой, но рядом с ним возникла Буженинова, жена Квасника.

— Али не угодил тебе чем, сударик, мой муженек? — спросила она руку задержав и кружку отобрав у кабинет-министра. — Так не со зла он. Сам видишь, батюшка. — она повернулась к мужу. — А ты не столбей, друг мой, принеси его высокому превосходительству новую кружку!

Тот принес кружку квасу хлебного. Буженинова схватила её и поднесла к рукам Волынского. То хотел её принять, но шутиха, вдруг, выплеснула содержимое в лицо кабинет-министра! Такого при веселом дворе Анны Ивановны никто никогда не делал из шутов.

Все вокруг замерли, включая Анну Ивановну и Бирона.

Волынский ничего подобного не ожидал и потому смешно закашлялся. Затем он матерно облаял Буженинову и хотел её подбить. Но на защиту супруги стал Голицын-Квасник. А был шут хоть и унижен, но статью и силой его господи не обидел.

Шут оттолкнул Волынского от жены и был готов с ним драться. Волынский задыхался от бешенства и схватился за шпагу! Он хотел проткнуть шута. Но тот также вытащил свой шутовской не заточенный клинок.

Голицын ведь ранее больше 10 лет в армии служил и со шпагой знал, как управляться. Он отразил нападение кабинет-министра.

Фельдмаршал Миних понял, что шутка стала опасной, и схватил Волынского за плечи. Он прошептал:

— Опомнитесь! На вас смотрит государыня! С кем вы драку затеяли!

Анна строго произнесла:

— Артемий Петрович! Ты чего это себе позволяешь в присутствии моем?

— Государыня! Я оскорблен шутихой вашей! И сей шут, ничтожество под ногами, осмелился…..

— Дак он жену свою защищал, Петрович. Не гневись на него! А нынче не срамись более. Хватит тебе с шутом драться. Ты все же мой кабинет-министр и обер-егерместер пока. Иди домой, Аретмий!

Волынский поклонился и удалился. Он был уничтожен! Его карьера навсегда при дворе была завершена. И уничтожил его не Бирон, не Остерман, не Ушаков, а его всего лишь шутиха Буженинова, некогда камчдалака безродная…..

Год 1740, июнь-июль. Санкт-Петербург. Арест и казнь.

Дабы не утомлять читателя подробностями следствия по делу Волынского и конфидентов его скажу только самое главное.

Кабинет-министр Волынский был арестован, по именному указу императрицы Анны Ивановны в коем сказано было:

"Мы, Анна, императрица и самодержица всероссийская, Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, царица Казанская, царица Астраханская, царица Сибирская…. и прочая, и прочая, и прочая, повелели нашего кабинет-министра и обер-егермейстера Артемия Волынского арестовать. Понеже дерзнул сей Артемий Волынский, своей самодержавной государыне императрице, советы подавать, и дерзнул в покоях светлейшего герцога Курляндского Эрнеста Ягана Бирона насилие над пиитом нашим Василием Тредиаковским учинить.

Такоже дерзнул наш кабинет-министр и обер-егермейстер Артемий Волынский, величать себя превыше величества императорского, и многие другие проступки непорядочные в управлении дел Наших на него показаны…"

После ареста Волынского была назначена комиссия для рассмотрения и разбирательства дела сего из следующих лиц: генерала Александра Румянцева, генерала князя Василия Репнина, генерала Андрея Ушакова, генерала Петра Чернышова, генерала Никиту Трубецкого, тайного советника Александра Нарышкина, тайного советника Иван Неплюева.

И приговорили они Волынского, и конфидентов его, по делу с ним заарестованных, к следующим наказаниям:

"Кабинет министра бывшего Артемия Волынского посадить на кол и тако держать его до смерти, дабы мучительной кончиной сей смог искупить он вины свои перед государыней.

Конфидентов его Хрущева, Соймонова, Еропкина, Мусина-Пушкина лишить языков, затем четвертовать через топор, после чего рубить им головы.

Эйхлера Иоганна колесовать, а затем казнить через головы отсечение.

Жана де ла Суда казнить через отсечение головы.

Имущество подлежавших казни преступников надлежит конфисковать в пользу государыни нашей матушки".

Но императрица Анна жестокого приговора не утвердила. Повелела она: