— Соловей, у тебя нигде бутылка не заначена?

— А правда, — подхватил Акела, — я бы сейчас стакашек на грудь принял.

— Нету, мужики, — с сожалением развёл руками Васька.

— Вам подарок от Галины Савельевны, — голос прозвучал из того угла, где только что никого не было. Все ошалело обернулись — перед ними стояла та самая бабушка-гадалка с базара. В руке она держала двухлитровую бутылку из-под «Столичной».

— Ну, все прикрылись? Мы с Савельевной здраво рассудили, что первое, чего вы после этой бойни захотите, будет именно её самогонка.

Она поставила бутылку на стол, из корзинки, висящей на руке, достала составленные один в один гранёные стопки и стала выкладывать до боли знакомые пирожки, казалось, только что покинувшие печь. Соловей, не теряясь, быстро наплескал в пять стопок «слезы».

— За победу над ворогом! — первой подняла стопку ведунья и, чокнувшись со всеми, опрокинула её в рот.

— Акела, — она посмотрела на витязя, — мечу пора возвращаться на его место.

— Ты не поверишь, — усмехнулся тот, протягивая меч клинком на себя, — но, едва я тебя увидел, почему-то в первую очередь подумал именно про меч.

— За меч! — провозгласил Соловей, налив ещё по одной.

— За меч, — согласилась колдунья, выпив вместе с друзьями, — он свою роль исполнил как надо.

— А почему «кладенец»? — поинтересовался Клим, — никогда этого слова понять не мог.

— Потому что хранится вечно. Пока он тебе больше не потребуется. С «синими» вам потребуется совсем не меч.

— А при чём здесь это? — удивился Слава, но обращаться было уже не к кому. Только что она была, но кто-то моргнул, кто-то отвернулся на секунду и вдруг увидели, — её уже нет. И меча тоже.

— Я понял, — вмешался Акела, — в старорусском «класть» и «хранить» — синонимы. Вспомните: клад, кладовая, заклад…

— Кладовка, — засмеялся Клим, — то есть это меч, который хранится.

— До поры, — многозначительно добавил Барс.

— Хранимый меч, — подвёл черту Акела, — а теперь давайте ещё по одной, а потом возьмём полбутылки, которые останутся, и на пир придём как положено русским людям — со своим «пузырём». Выпьем за всех, кто нам помогал, без них бы нам хана.

— Как и им без нас, — подвёл черту Соловей.

Никто не стал спорить.

— Я уж думал, вы там стёрли друг друга до дыр, — шуткой приветствовал их Ставр, — присаживайтесь, поужинаем в узком кругу. Что это за питьё у вас?

— Спробуй, родич, — засмеялся Волод, уже знакомый с этим зельем, — не пожалеешь.

Реакция Ставра была предсказуемой, потому никто не стал смеяться. Пока победители утоляли голод, никто к ним с вопросами не приставал. Что, впрочем, не помешало подарок Савельевны осушить до дна.

— Что скажешь, господин Великий Кнез? — спросил Акела, чувствуя примерно то, что чувствует удав, проглотивший поросёнка.

— Про победу вашу великую мне уж донесли. Страшно, конечно, что такое можно с войском учинить…. Но нельзя было иначе, сами знаете. Раздроблена Русь, — добавил он, помолчав, — на словах вроде бы все признают, что мы все одно государство, а на деле каждый на себя одеяло тянет.

— Удельные князья, — продолжил Ставр, — яко тараканы по щелям забились. Они лишь о своих уделах пекутся, а до всей Руси им и горя мало. Вот на то, чтобы меж собой склоки устраивать, тут они первые. Да ещё хапать в три руки, И с бояр толку немного. Которые дельные, тех не слушают, а прочие также собой только заняты. А ведь от нас добром не отвяжутся, это ведь мы пока первый удар отразили, а будет ещё. Будет, — добавил он убеждённо, — так я мыслю. Что скажете?

Акела оглядел друзей.

— Ну, по традиции, с самого молодого.

— А что тут говорить? — пожал плечами Слава, — куда мы сейчас отсюда, правильно? Не на Луну же. Я за.

— Я тоже, — коротко подтвердил Соловей, — а князьков этих надо построить.

Все глаза повернулись к Главному Воеводе Барсу.

— Я не против, естественно. Только не считаю, что построить их будет таким уж лёгким делом. В том числе и потому, что вы сами можете нас где-то не послушать, а где-то и не поверить, — он испытующе глянул на Волода и Ставра, — к примеру, если нам дать слишком большую волю, не повернём ли мы это на себя? Так, судари мои?

— Барс прав, — подытожил Акела, — насколько вы нам верите, чтобы с вами рука об руку в таком деле вставать? Если всё нормально, скажу. Если Русь не объединить, — нас просто сожрут.

— Я тебе верю и вам тоже, — Волод глянул на каждого.

— Я тоже, — отозвался Ставр, — у вас была возможность всё в свою пользу обратить, но вы по чести поступили. Собор вас поддержит везде и всегда.

Вечер, как обычно, затянулся далеко за полночь. Едва ушли Волод со Ставром, друзья расползлись по своим покоям, брала своё дикая усталость.

…Акела задумчиво курил, медленно выдыхая дым. Тот причудливыми завитками повисал перед лицом и медленно вытягивался в приоткрытое окно. После сокрушительного разгрома кызбекского «экспедиционного корпуса» прошла уже неделя и потянулись дни, похожие один на другой.

Барс мотался на ковре в разные уделы, плетя какие-то интриги против зажиревших и очумевших (если не сказать резче) кнезов. На Клима свалилась куча всяких, в основном, хозяйственных, дел. Шапка Мономаха и вправду нелегка — «хозяйство вести не мудями трясти».

Васька гонял ковёр-самолёт то с Андреем, то с грузами, то с гвардейцами Сержа. Кордоны пока оставались на прежнем месте, а смена караула проводилась уже раз в три дня уже по законам мирного времени.

Акеле поневоле пришлось во всей этой суете принимать самое активное участие. В Светловодском уделе он оказался чем-то вроде члена Военного Совета, какие были при Сталине. Вроде и не прямое начальство, но и подальше посылать рискованно. Викинг, впрочем, этим нисколько не тяготился. Впечатление такое, что он этим был доволен.

Ещё бы он был недоволен! Напрочь лишённый «комчванской» спеси, Акела стойко делил с ним «тяготы и лишения». Проверка караулов, обучение ребят всяким премудростям грядущих веков вроде основ противодиверсионной тактики. Всё это не только доставляло моральное удовлетворение, но и приносило совершенно реальную пользу.

Гвардейцы теперь своё звание носили уже совершенно на законных основаниях. Высочайшим указом Великого Кнеза дружина получила официальное название «1-я Русская Гвардейская Дружина». По сути, это было первое строевое подразделение.

Поскольку форму вводить всё-таки было ещё рановато, им всем были пошиты алые плащи с золотым позументом. Даже гордые десантники не дорожили своим беретом больше. На плащах был золотом выткан рюриковский сокол, который начисто лишённый скромности Клим выбрал себе гербом.

На подначки друзей он реагировал просто: в этом же мире такого герба нет? Чего ж такому гербу пропадать?

В Леоновку Акела, хоть и клял последними словами и службу и себя, так за эту неделю и не выбрался. Милолика, по приказу удельного кнеза Клима доставленная в терем, привезла письмецо от любимой женщины и много чего на словах. Со словами проблем не было, а вот читать написанное рунами письмо, пришлось звать Ласку. Слава Богу, не вставила любимая никаких интимных воспоминаний, а то вогнал бы девицу в маков цвет.

Всей душой скучая по озорной своей Милёне, не мог он переломить себя. Не оставляло его чувство, что не всё ещё закончилось, что, стоит только отвернуться на секунду, как рухнет в одночасье всё, что таким трудом было построено.

Оставалось только изнурять себя службой да браться потихоньку за изучение рун. Смешного мало, коль на столь высоком посту прослыть неучем твердолобым. Служить, как говорится, не опуская щетины на загривке, постоянно находиться в «боевой готовности номер один». Впрочем, хандри не хандри, а служба идёт и, соответственно, порядка требует. Через час уже на проверку караулов, а Соловья всё нет. В дверь кто-то осторожно постучал.

— Входи! — повернувшись, крикнул Акела. Вошёл один из стражников, нёсших караул на входе. На лице его было какое-то неописуемое выражение. Сердце ёкнуло где-то в районе желудка.