– Есть возражения? – спросила Джилл и сама же ответила: – Нет возражений. Значит, решено: с сегодняшнего дня ты занимаешься только основным расследованием. Я знаю, тебе это не нравится, но ничего не поделаешь… – Она аккуратно собрала листки и протянула их Шивон. – Задержись на минутку, ладно? Остальные свободны.

Грант, Билл Прайд, Эллен и Ребус поспешили покинуть крошечный кабинет, где было практически нечем дышать. Ребусу давно хотелось курить, но он все же немного постоял у закрытой двери, глядя, как двое сотрудников снимают с пробковой доски прикрепленные к ней факсы, фотографии и ориентировки. Полиция больше не разыскивала БВП Филиппу Бальфур. Теперь речь шла об убийстве, и ход расследования сразу замедлился. Потрясение или уважение к покойной были здесь ни при чем – просто обстоятельства изменились, и вместе с ними отпала необходимость спешить, чтобы успеть спасти чью-то жизнь.

Тем временем в кабинете Джилл спросила Шивон, не передумала ли она насчет места пресс-секретаря.

– Спасибо за доверие, – ответила Шивон. – И все-таки я лучше откажусь.

Джилл Темплер откинулась на спинку кресла.

– Не хочешь объяснить почему?

Шивон огляделась по сторонам, словно надеялась прочесть на стенах подсказку.

– Сама не знаю, – честно призналась она. – Просто в данный конкретный момент мне почему-то не хочется заниматься этой работой.

– Дело в том, Шивон,- медленно сказала Джилл, – что потом, когда у тебя пройдет блажь, я могу и не повторить свое предложение.

– Я все понимаю, но… Быть может, я слишком завязла в этом деле и оно меня не отпускает… Одним словом, я бы хотела продолжить расследование.

– О'кей, – протянула Джилл. – Значит, на том и порешим.

– Я могу идти? – спросила Шивон и взялась за ручку двери. Последние слова Джилл могли ничего не значить, а могли означать очень многое, но она старалась об этом не думать.

– Да, конечно. И попроси Гранта зайти…

Шивон, успевшая приоткрыть дверь на дюйм или два, на мгновение замешкалась на пороге, потом кивнула и вышла. Почти сразу в кабинет заглянул Ребус.

– Ты не могла бы уделить мне пять секунд?

– Только не больше, – хмуро сказала Джилл, но Ребус уже вошел и закрыл за собой дверь.

– Знаешь, я забыл упомянуть об одной вещи…

– Забыл упомянуть?… Гм-м… – Джилл скептически улыбнулась.

– Ну да… – Ребус держал в руках скрученный в рулон факс. – Вот, это поступило из Дублина.

– Из Дублина?

– Да, от некоего Деклана Макмануса… Я просил его навести справки о семействе Костелло.

Джилл слегка подняла брови.

– Могу я узнать, что это тебе вдруг пришло в голову?…

Ребус пожал плечами.

– Наверное, интуиция подсказала…

– Но ведь мы, кажется, их уже проверяли?

Ребус кивнул:

– Ну да, проверяли… Знаю я эти проверочки. Звонят в полицию по месту жительства, а оттуда присылают справку, дескать, никто из родственников к суду не привлекался и в тюрьме не сидел. На этом, как правило, формальная проверка и заканчивается, и самое интересное остается, так сказать, за рамками. В случае с Костелло за рамками оказалось довольно много интересных фактов…

Поглядев на лицо Джилл, Ребус понял, что сумел поддеть ее на крючок. Она заинтересовалась и даже велела заглянувшему в кабинет Гранту зайти через пять минут.

– Лучше через десять, – поправил Ребус и подмигнул молодому детективу. Потом он снял с единственного в кабинете стула для посетителей несколько увесистых папок и сел.

Макманус оказался на редкость хорошим полицейским; во всяком случае, к просьбе Ребуса он отнесся весьма добросовестно. Согласно собранным им данным, в старшем подростковом возрасте Дэвид Костелло отличался необузданным нравом и не слишком примерным поведением. «Слишком много карманных денег и недостаток внимания» – так прокомментировал Макманус свое утверждение. Как узнал Ребус, под «не слишком примерным поведением» его ирландский коллега подразумевал пристрастие к дорогим спортивным автомобилям, многочисленные штрафы за превышение скорости и Устные предупреждения в случаях, когда любой другой нарушитель оказался бы за решеткой. Драки в барах, разбитые стекла и изуродованные телефонные будки, минимум два эпизода «отправления естественных надобностей в общественном месте» (в том числе в полдень на О'Коннелл-бридж – подвиг, который произвел впечатление даже на Ребуса), но и это было еще не все. К восемнадцати годам Дэвид Костелло уже был обладателем своеобразного рекорда, состоявшего в том, что его перестали пускать в такие пабы, как «Оленья голова», «Джи Гроханз», «Дэвид Бирнс», «О'Донахью», «Догени и Несбитт», «Шелбурн», и некоторые другие, общим числом одиннадцать. Примерно в то же время его тогдашняя подружка заявила в полицию, что Дэвид якобы ударил ее кулаком в лицо, когда они выходили из ночного клуба где-то на набережной Лейффи.

В этом месте Джилл подняла голову и вопросительно посмотрела на Ребуса.

– Девица была пьяна в зюзю и не смогла вспомнить название клуба, – пояснил тот. – В конце концов она забрала заявление.

– Думаешь, имела место передача денег из рук в руки?

Ребус пожал плечами.

– Лучше пойдем дальше.

Как сообщал Макманус, впоследствии Костелло существенно изменил свое поведение. Прощание с бурной юностью он приурочил к своему восемнадцатому дню рождения, во время празднования которого один из его приятелей попытался на спор перепрыгнуть с крыши одного здания на крышу другого, но сорвался и упал на мостовую. Парень остался жив, но получил серьезнейшую черепно-мозговую травму и повредил позвоночник. В настоящее время он был беспомощным идиотом, требующим круглосуточного ухода. (Ребус невольно подумал о маленькой бутылке «Белл» в квартире Костелло. А он-то думал, что Дэвид не пьет!…)

«Для Дэвида происшествие с приятелем стало серьезным потрясением, – писал Макманус. – Он завязал со спиртным и стал вести себя более пристойно, иначе к настоящему времени он стал бы точной копией своего отца».

В справедливости пословицы, что яблочко от яблони далеко не падает, можно было убедиться, прочтя несколько страниц, посвященных Костелло-старшему. Томас Костелло разбил вдребезги восемь автомобилей – ни больше ни меньше, – но при этом ухитрился сохранить в неприкосновенности свою водительскую лицензию. Его жена, Тереза Костелло, дважды вызывала полицию, чтобы утихомирить разбушевавшегося супруга. Оба раза патрульные обнаруживали ее запершейся в ванной комнате, дверь которой была искромсана кухонным ножом. «Я пытался открыть чертову дверь, – объяснил Томас Костелло в первый раз. – Мне показалось, что жена хочет покончить с собой». – «Это с тобой нужно покончить, скотина!» – прокричала Тереза из-за закрытой двери. (На полях Макманус сделал приписку, согласно которой Тереза Костелло действительно дважды покушалась на самоубийство, приняв слишком большую дозу снотворного. По его сведениям, в городе Терезе сочувствовали, считая жертвой ленивого и жестокого мужа, который разбогател лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств, а отнюдь не в результате собственных усилий.)

В ресторане «Карран» Томас Костелло публично оскорбил (словесно) какого-то туриста и был торжественно выброшен за порог дюжими официантами. Также прилюдно он поклялся отрезать член букмекеру, имевшему неосторожность спросить, когда же уважаемый мистер Костелло намерен рассчитаться за свой проигрыш (который букмекер оплатил из своего кармана за несколько месяцев до описанного разговора).

И так далее, и так далее… Читая описание похождений Костелло-старшего, Ребус понял, почему он и его супруга сняли в отеле «Каледониэн» отдельные номера.

– Очаровательная семейка, – заметила Темплер.

Ребус кивнул:

– Семья Костелло принадлежит к сливкам дублинского общества.

– И полиция их покрывала!… – возмутилась Джилл.

– И как им не ай-ай-ай?!… – отозвался Ребус. – Мы бы, конечно, не сделали ничего подобного, не так ли?

– Господи, конечно нет!… Ни за что! – Она кривовато улыбнулась. – Ну и что ты думаешь по поводу всего этого?…