– Абсолютно ничего, сэр.

При этих ее словах на лице Марра отразилось облегчение.

– Что-нибудь не так? – поинтересовался Грант.

– Нет, нет, все в порядке, просто… Просто из-за последних событий мы все находимся в напряжении.

– Да, действительно, – кивнула Шивон и, в последний раз оглядевшись по сторонам, добавила: – Что ж, спасибо, что позволили взглянуть на ваши игрушки, сэр. Вам, вероятно, нужно возвращаться к работе… – Она остановилась вполоборота к двери. – Такое впечатление, что я уже где-то видела таких солдатиков… – пробормотала она негромко, словно размышляя вслух. – Только вот где? Может быть, в доме Костелло?…

– Кажется, я действительно подарил Костелло одну фигурку, – сказал Марр. – Значит, вот как вы узнали… – Он улыбнулся и покачал головой. – Ах да, я и забыл: вы не имеете права об этом говорить!…

– Совершенно верно, сэр, – кивнул Грант.

Когда они вышли из банка, Грант несколько раз хихикнул.

– Марру здорово не понравилось, когда ты обозвала дело всей его жизни «игрушками»!

– Я знаю, – ответила Шивон. – Именно поэтому я так и сказала.

– Теперь можешь не пытаться открыть счет в этом банке – тебя наверняка занесут в «черный список».

Она улыбнулась.

– Он ориентируется в интернете, Грант. Кроме того, чтобы играть в полководца, нужен аналитический ум.

– Так, по-твоему, он – Сфинкс?

Шивон страдальчески сморщилась.

– Не уверена. Зачем ему это? Грубо говоря, что он с этого имеет?…

Грант пожал плечами.

– Ничего существенного… Если не считать руководящей роли в «Бальфур-банке».

– Да, это, конечно, не исключено… – Шивон снова задумалась. Она думала об игрушечном солдатике, которого видела в квартире Дэвида Костелло. Маленький презент от Раналда Марра… Но почему Костелло сказал, что не имеет представления, как попал к нему этот солдатик со сломанным мушкетом и свернутой головой? А потом позвонил и рассказал об увлечении Раналда Марра…

– Между прочим, время идет, а мы еще не брались за очередную загадку, – напомнил Грант.

Он сбил ее с мысли, и Шивон всем корпусом повернулась к нему.

– Обещай мне одну вещь, Грант…

– Какую?

– Ты должен поклясться самой страшной клятвой, что не явишься ко мне под окно в полночь.

– Нет, этого я обещать не могу, – улыбнулся Грант. – Ведь Сфинкс дал нам всего сутки, или ты забыла?

Шивон внимательно посмотрела на него, вспомнила, каким он был на вершине Оленьего Рога, как тисками сжимал ее руки. Сейчас Грант выглядел страшно довольным – собой, расследованием, брошенным им Сфинксу вызовом – страшно…

– Обещай мне, – снова сказала она.

– Ла-адно, – нехотя протянул он. – Обещаю.

И, посмотрев на Шивон, лихо подмигнул.

Вернувшись в участок, Шивон первым делом отправилась в туалет и, запершись в одной из кабинок, некоторое время рассматривала собственную руку, поднеся ее к самым глазам. Рука дрожала, но едва-едва. Просто поразительно, подумала Шивон, как это ей удается внутри трепыхаться, а снаружи нет. Впрочем, у нее нервозность чаще всего проявлялась в виде внезапно проступавших на лице красных пятен, мелкой сыпи на подбородке и на шее или легкой экземы на левой руке – как раз в ямочке между большим и указательным пальцами.

Сейчас Шивон трепыхалась, потому что ей никак не удавалось сосредоточиться и решить, что же на данный момент является самым важным. С одной стороны, она стремилась как можно лучше справиться со своей работой, с другой – не хотела лишний раз злить Джилл Темплер, ибо в отличие от того же Ребуса, которому многое было вообще до фени, Шивон еще не чувствовала себя достаточно толстокожей. Важно было довести до конца следствие по делу Филиппы, важно было выследить Сфинкса… Вот только что важнее?… Этого Шивон не знала и потому мучилась неопределенностью. Одно было очевидно: игра, в которую она играла со Сфинксом, грозила превратиться в навязчивую идею, в наваждение. Шивон пыталась ставить себя на место Филиппы Бальфур и размышлять так, как, по ее мнению, могла бы размышлять в аналогичных обстоятельствах пропавшая девушка, но насколько хорошо ей это удается, она сказать не могла. В довершение всего, Шивон с каждым днем чувствовала себя во все большем долгу перед Грантом, и это ее здорово тяготило. Но она хорошо понимала, что без Гранта вряд ли продвинулась бы так далеко, и, следовательно, отталкивать его от себя считала неразумным.

Она даже не была уверена, что Сфинкс мужчина. Она кишками чувствовала, что да, но полагаться на интуицию боялась: несколько раз на ее глазах Ребус садился в калошу только потому, что привык доверять своим предчувствиям.

Кроме того, Шивон интересовал вопрос, может ли она по-прежнему рассчитывать на место пресс-секретаря или, отказав с Джилл во время последнего разговора, она, что называется, сожгла за собой мосты? Джилл Темплер сумела добиться такого высокого положения только потому, что уподобила себя окружавшим ее офицерам-мужчинам – таким, как заместитель начальника полиции Карсвелл и прочие. Возможно, Джилл полагала, что таким образом использует Систему в своих целях, но Шивон подозревала, что в действительности дела обстояли с точностью до наоборот: это Система использовала Джилл – обтесывала, ломала, изменяла таким образом, чтобы она лучше вписывалась в отведенное для нее место. И Джилл уже начала возводить барьеры между собой и теми, с кем когда-то была близка. Чего стоил хотя бы урок, который она преподала Эллен Уайли!…

Шивон услышала, как дверь в туалет отворилась, потом кто-то негромко постучал в дверь кабинки.

– Шивон? Ты тут?…

Она узнала голос. Это была Дилис Джеммиль, молодая женщина-констебль.

– Что случилось, Дилис? – спросила она.

– Ты не забыла – сегодня у нас вечеринка?…

Вечеринка, о которой шла речь, представляла собой регулярный девичник, в котором принимали участие четыре-пять девушек-констеблей. Шивон была чем-то вроде почетного члена этого маленького общества любительниц громкой музыки, сплетен и водочных коктейлей на стойке бара – единственной женщиной-детективом, которую туда приглашали.

– Не знаю, смогу ли я, Дилис… – проговорила она.

– Ну, постарайся!

– Не знаю, – повторила Шивон. – В следующий раз я обязательно приду, договорились?

– Конченый ты человек, – сказала Дилис и ушла.

– Надеюсь, что нет, – пробормотала Шивон и встала со стульчака, чтобы открыть дверь.

Ребус стоял напротив церкви на противоположной стороне улицы. Он успел съездить домой и переодеться, но сейчас никак не мог заставить себя войти внутрь. Пока он так переминался с ноги на ногу, к церкви подъехало такси, и из него вылез доктор Керт. Задержавшись на тротуаре, чтобы застегнуть пиджак, он оглянулся и заметил Ребуса.

Церковь была маленькой и скромной – как и хотел Конор Лири. Он сам не раз говорил об этом во время их с Ребусом долгих бесед. «Быстро, просто и без соплей, – заявлял Лири. – Вот какими должны быть мои похороны». Но «просто» не получилось… Ребус сомневался и в том, что получится «быстро». Отпевать Лири приехал сам архиепископ, с которым старый священник когда-то учился в Шотландском богословском колледже в Риме; с ним прибыло несколько десятков священников и служек, которые уже вошли в церковь.

Керт застегнул последнюю пуговицу и зашагал через улицу к Ребусу. Тот отшвырнул сигарету и засунул руки в карманы. На рукаве у него остался серый след от пепла, но он не стал отряхиваться.

– Подходящий день для похорон, – сказал Керт вместо приветствия и поглядел на небо, затянутое свинцово-серыми облаками. Они были такими низкими и плотными, что даже на улице трудно было избавиться от ощущения, будто находишься в тесном и Душном помещении. Ребус машинально провел рукой по шее сзади и почувствовал, что волосы на затылке стали влажными от пота. В такие дни Эдинбург превращался в город сплошных стен и становился похож не то на склеп, не то на тюрьму.