Изменить стиль страницы

После долгой поездки по Кернтнерштрассе и прилегающим к ней переулкам процессия остановилась перед собором Святого Стефана. Иосиф вышел из саней, чтобы вознести в соборе благодарственную молитву, в сопровождении своей матери, королевы-вдовы Элеоноры Магдалены Терезы, своей супруги, правящей королевы Амалии Вильгельмины, обеих дочерей, Марии Жозефы и Марии Амалии, а также сестер, Марии Елизаветы и Марии Мадлены. Императорская семья медленно шла к порталу церкви и, улыбаясь, приветствовала толпу. Потому что для императоров из дома Габсбургов показываться народу – это не только обязанность. Они охотно идут навстречу желанию людей восхищаться и видеть их вблизи. По этой же причине императорская семья часто отправляется на публичную мессу в одну из церквей Вены или в предместья, участвует в процессии или – во время поста – в традиционном крестном ходе на холме в районе Хернальс, где стоит церковь, именуемая Бергкирхе.

Мы с Клоридией по мере возможности пытались протолкаться вперед, чтобы занять место в толпе перед собором Святого Стефана, но ничего не смогли увидеть из-за давки. Поэтому мы побежали к Хофбургу, еще до того как императорская семья вышла из собора, – там, как мы знали, на большом внутреннем дворе должно окончиться шествие.

Здесь наиболее дальновидные люди уже заняли место: они толпились группами во дворе, взбирались на колонны или, если были еще детьми, сидели на плечах у отцов. Невзирая на риск бросить лишь один беглый взгляд на процессию, я решил занять место перед темным зевом ворот, через которые должна была въехать императорская свита.

В огромном внутреннем дворе резиденции шел снег, густыми, но мелкими хлопьями, крыши Хофбурга загадочно сверкали ярким белым цветом. Стоя в толпе мерзнущих зрителей, закрывая лицо от холодного ветра, я ждал прибытия процессии.

И вот наступил этот миг: за большим порталом я услышал звон колокольчиков на санях, и появилось двое слуг с гербом императора, бежавших впереди процессии, сопровождаемых еще одной парой, а за ними – еще одна. Наконец появилась первая упряжка белых лошадей с огненно-красной сбруей, спины их были украшены искусственными орлиными крыльями. Они тянули сани, в которых сидел император собственной персоной, не обращая внимания на мороз.

Мне показалось, что оно никогда не закончится, это мгновение, когда я увидел его, на расстоянии всего лишь нескольких шагов, и его возвышенный образ навеки глубоко запечатлелся в моей душе.

Высокий красивый лоб, рыжеватые волосы, заметный нос, прекрасный цвет лица, раскрасневшегося от сильного мороза, мясистые губы, приоткрытые в улыбке, подаренной каждому из нас, стоявших в безликой толпе, – вот то, что я заметил в первую очередь, что поразило мою уже склонную к почитанию душу подобно удару молнии. Пока я рассматривал его с таким восхищением, большие глаза, в которых светилась сладкая синева юности, и весело приподнятые брови обняли всех нас одним-единственным взглядом. В эти несколько секунд я сумел рассмотреть также, что он не слишком крупный, но пропорционально сложен, с крепкими плечами.

Он покорил меня, а вместе со мной и Клоридию. С того момента мое расположение к молодому правителю переросло в страстную привязанность и верность. Разглядывая его фигуру, я сказал себе, что такой великолепный отпрыск являет собой совершенный портрет героических добродетелей, которыми могли хвалиться Египет со своим Вексором, Ассирия со своим Нино, Персия со своим Киром, Греция со своим Эпаминондом и Рим со своим Помпеем. Всего за неполных шесть лет правления он одержал двадцать девять побед! А с каким неутомимым усердием он сражался во время известных осад Ландау! Риск отважнейших по сравнению с ним казался малодушием, боевой дух ветеранов – вялостью, поскольку в его груди горело жгучее желание славы, и именно оно, посеянное в воинственных сердцах германцев, добрых пару раз стяжало быструю победу в таком важном месте, несмотря на мужественное упорство защищавших его храбрейших из французов. Даже его светлости принцу Евгению не удалось захватить Ландау! Воистину, победы великолепного Иосифа I были подобны только победам древности: победе короля Кира над Крезом, благодаря которой он завоевал огромную Лидийскую империю; победе Фемистокла в битве против Ксеркса, ставшей местью Греции за жестокое рабство; победе Ганнибала в сражении против римлян при Каннах, которая превратилась в символ сокрушительного поражения для последующих столетий; и наконец, кровавой победе Карла V на полях Павии, когда был побежден Франц I, бесстрашнейший человек того столетия. Строго говоря, сказал я себе, еще более возносясь к вершинам восхищения, триумфы Иосифа Победоносного превосходят все эти геройские поступки. Кто из римских императоров мог похвастаться такими потрясающими успехами за все время своего правления, как он за каких-то три года? Его победы можно сравнить с победами Цезаря против Помпея, Веспасиана против Вителлин или Константина против Максенция – все без исключения битвы с ужасной кровавой жатвой и редкими примерами солдатского геройства, с множеством легионов и безжалостностью, проявленной с обеих сторон.

Пока я блуждал в своих мыслях, во двор въехала длинная процессия саней с сотнями факелов, освещающих внутренний двор резиденции, и принялась описывать торжественные круги от одной стороны площади до другой, а народ аплодировал и восторженно ликовал.

Радость от новой жизни в богатой столице по другую сторону Альп, тихое волшебство падающего снега, в свите которого здесь, в отличие от Рима, не было печальных плакальщиц – бедности и голода; восторг от роскоши императорского двора, который здесь – в отличие от Версаля и папского двора – не был пощечиной страдающему от нужды народу, поскольку каждый бедняк в Вене еженедельно получал два фунта (два фунта!) мяса, да, все это подвигло нас с женой заключить друг друга в счастливые объятия.

Resurrexit, secut dixit, alleluia! [21]

Так звучала строка из арии, написанной собственноручно Иосифом I, великолепной «Regina Coeli», которую мы любили послушать в церквях Вены; поэтому душа наша ликовала от неожиданного возрождения к новой жизни.

Мы сдерживали слезы, нахлынувшие от избытка чувств, и подарили в тот день свои сердца молодому императору, воплощению нашего возрождения в этом большом, окруженном зелеными холмами и пышными виноградниками, нежданном, негаданном роге изобилия, которым стал для нас город Вена.

Я позволил милым воспоминаниям отвлечь себя. В расстроенных чувствах вернулся к чтению хвалебного гимна:

Дунай: При блеске его меча
Фама: В сиянии его славы
Дунай и Фама: блекнут яркие цветы…
Дунай: И на зависть этим цветам,
Вражеским правителям на
Неописуемое горе
У баварцев и паннонийцев исчезает
Высокомерие, хотя они еще хитры.
Фама: О император, ты разделил империю
Свою с Юпитером,
А с Марсом – лавры
В прекрасном цветении своей весны.
Слушай, как ликуют
Мои тромбоны,
Открой свое сердце к радости без границ…

О да, даже в этих глупых строках крылась истина. Чтобы его боялись, Иосиф выбрал себе Марса, ибо война, суровые звуки которой никогда не удалялись от Вены слишком далеко, сопровождала его с самого начала жизни, Но к Марсу в хвалебном гимне должно было присоединиться и другое божество, и им была Венера.

Иосиф познакомился с богиней любви уже в раннем, нежном возрасте, иначе и быть не могло, поскольку матушка-природа очень щедро одарила его. В двадцать четыре года он был красив, силен и так же хорошо сложен, как и его крепкая мать-немка. На его лице не было и следа отвратительно выпирающего подбородка и обвисшего рта, искажавших черты лица его предков на протяжении столетий: и отца Леопольда, и брата Карла, теперешнего претендента на испанский трон. Окруженный уродливыми образами дома Габсбургов, Иосиф был словно лебедь среди ужасных уток.

вернуться

21

Воскрес, как и сказал! (лат.).