Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Люблю я лук, люблю чеснок,

И если маменькин сынок,

Изнеженный молокососик

Спесиво свой наморщит носик

И поднесет к нему платок:

«Фи! Что за мерзкая вонища!» —

Ему я тотчас нос утру:

Мне по нутру простая пища,

Зато мне спесь не по нутру.

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Доволен я своей судьбой.

Живу, как человек простой,

Я по-простецки, без амбиций,

А ежели быть важной птицей —

Чуть что, поплатишься башкой.

Иду проторенной дорожкой

И счастлив оттого стократ,

Что родился я мелкой сошкой,

Что я не принц и не прелат.

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Когда в конце концов поймешь,

Что рано ль, поздно ли пойдешь

Ты на обед червям могильным

(Во рву ли, в склепе ли фамильном),

То эта мысль — как в сердце нож.

А если так, то неужели

Мне из-за пары оплеух,

Во имя чести на дуэли

Досрочно испустить свой дух?

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Когда невежа брадобрей

Мужицкой лапищей своей

Хватает важного вельможу

И мнет сиятельную рожу,

Вельможа терпит, ей-же-ей.

Я человек не столь уж гордый,

Чтоб от пощечин в драку лезть.

Уж лучше жить с побитой мордой,

Чем лечь во гроб, спасая честь.

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Иного тешит целый день

Воинственная дребедень:

Ему до тонкости знакомы

Все фехтовальные приемы,

И метко он палит в мишень.

Мне дурни дуэлянты жалки,

К чему за оскорбленья мстить?

Раз в мире существуют палки —

Кому-то нужно битым быть.

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Ответьте на вопрос мне вы,

Неустрашимые, как львы,

Глупцы, влюбленные в дуэли:

Неужто вам и в самом деле

Щека дороже головы?

Не лезь в сраженья, жив покуда.

Пред тем как искушать судьбу,

Спросить покойников не худо:

Приятно ль им лежать в гробу?

Поковырять в зубах — мне первая отрада.

Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

Надгробья пышные, громады пирамид,

Великолепные скульптуры и строенья,

Природы гордые соперники, чей вид —

Свидетельство труда, искусства и терпенья;

Старинные дворцы, одетые в гранит,

Все то, что создал Рим до своего паденья,

Безмолвный Колизей, чья тень еще хранит

Народов варварских кровавые виденья,—

Все времени поток в руины превратил

Или безжалостно развеял, поглотил,

Не пощадив ни стен, ни цоколя, ни свода…

Но если времени всесилен произвол,

То стоит ли скорбеть, что скверный мой камзол

Протерся на локтях в каких-нибудь два года?

Везде на улицах навоз,

Везде прохожих вереницы,

Прилавки, грязь из-под колес,

Монастыри, дворцы, темницы,

Брюнеты, старцы без волос,

Ханжи, продажные девицы,

Кого-то тащат на допрос,

Измены, драки, злые лица,

Лакеи, франты без гроша,

Писак продажная душа,

Пажи, карманники, вельможи,

Нагромождение домов,

Кареты, кони, стук подков:

Вот вам Париж. Ну как, похоже?

Когда вы встретите того, чей важен вид,

Кто в рваной обуви по улице шагает,

Чью шею сальная тряпица украшает

И кто с презрением на всех людей глядит;

Кто, как дикарь, зарос, нечесан и немыт,

Забрызган грязью весь и наготу скрывает

Разодранным плащом (чья шерсть не согревает)

И панталонами (забывшими про стыд);

Кто мерит каждого косым и диким взглядом,

Слова какие-то бормочет с вами рядом

И ногти на руке грызет, смотря вам вслед;

Так вот, когда с таким вы встретитесь, то смело

Вы можете сказать: французский он поэт!

И я вас поддержу: вы говорите дело.

Шоссона больше нет, бедняга был сожжен…

Известный этот плут с курчавой головою

Явил геройский дух, погибнув смертью злою:

Никто не умирал отважней, чем Шоссон.

Отходную пропел с веселым видом он,

Рубашку, что была пропитана смолою,

Надел, не побледнев, и, стоя пред толпою,

Ни дымом, ни огнем он не был устрашен.

Напрасно духовник, держа в руке распятье,

Твердил ему о том, что вечное проклятье

И муки вечиые душе его грозят,—

Он не покаялся… Когда ж огонь, пылая,

Стал побеждать его, упал он, умирая,

И небу показал свой обгоревший зад.