Я, Древо пышное, плавучим судном стало,

В горах возросшее, мчусь ныне по волнам;

Когда-то я приют отрядам птиц давало,

Теперь солдат везу к далеким берегам.

Плеск весел заменил веселый шум ветвей,

Листва зеленая сменилась парусами;

С Кибелой разлучась, я чту богов морей,

Как встарь соседствуя вершиной с небесами.

Но прихоти свои есть у судьбы слепой,

Я у нее в руках, она играет мной,

Гнев четырех стихий сулит мне участь злую:

Нередко ураган мой преграждает путь,

Волна, обрушившись, мне разрывает грудь,

И я боюсь огня, но больше — твердь земную.

Увидев белый свет, бессильным быть вначале,

Почти не двигаться и только есть и спать;

Потом от строгости взыскательной страдать,

Чтоб знанья наконец твой разум увенчали.

Затем влюбиться вдруг, и чтоб тебя встречали

Не слишком холодно, забыть былую стать,

Склоняясь перед той, чье сердце не понять

И кто не радости приносит, а печали.

Лукавить при дворе, а после, став седым,

Бежать от шума прочь, к местам своим родным,

И старческую хворь влачить в уединенье,—

Вот светлая судьба! О, беспросветный мрак!

Неужто это все столь важно, чтоб в смятенье

Так жизнью дорожить, бояться смерти так?

Кончается мой день. И на закате дня

Приметы старости я узнаю с тоскою,

И вот уж смерть сама, чтоб выманить меня,

Стучится в дверь мою дрожащею рукою.

Как солнце в небесах медлительно плывет,

А завершает путь стремительным паденьем,

Так завершается и времени полет,

Так дни последние нам кажутся мгновеньем.

Пора нам погасить огонь страстей былых,

Пора нам позабыть о радостях земных,

Суливших некогда нам столько наслаждений.

Отвергнем жизни сон, что мог еще вчера

Нас удержать в плену обманчивых видений:

Нам к сну последнему готовиться пора.

Ее лица очарованье,

Ее прелестные черты —

Просящей речи отрицанье,

Опроверженье нищеты.

И пусть для полноты картины

Тяжел игруб ее наряд,—

Чуть приоткрыты губ рубины,

Зубов жемчужины блестят.

Ее глаза — как два сапфира,

И выше всех сокровищ мира

Венец из золотых кудрей.

Зачем же ремесло такое?

Чтоб золото лилось рекою,

Лишь наклониться надо ей.

Ласкает все мой взор, на все глядеть я рад:

Великолепен двор веселый за оградой,

Величественны львы под строгой колоннадой,

И нежным кажется их разъяренный взгляд.

Под тихим ветерком деревья шелестят,

На шорох соловей ответствует руладой,

Цветы напоены магической усладой:

Не звезды ль у небес похитил этот сад?

Аллея милая с нежданным раздвоеньем,

Не оскверненная пустой толпы вторженьем,

Еще хранит, Ронсар, твоих шагов печать.

Увы, тщеславное желанье вечной славы!

Мой след я на песке могу с твоим смешать,

Но где в моих стихах твой гений величавый?

Вы брали прелести во всех углах вселенной,

Природа и Олимп расщедрились для вас.

У солнца взяли вы свет ваших чудных глаз,

У розы вами взят румянец щек бесценный,

У Геры — стройный стан, а голос — у сирены,

Аврора вам дала лилейных рук атлас,

Фетида — властный шаг, словесный жар — Пегас,

А вашей славы блеск взят у моей Камены.

Но расплатиться вы должны когда-нибудь!

Придется свет очей светилу дня вернуть;

Вы Гере грацию должны вернуть по праву,

Авроре — нежность рук, а свежесть щек — цветам,

Фетиде — властный шаг, моим катренам — славу!.

Спесивость — это все, что остается вам!

Я много написал, и от стихов моих

Богаче стал язык, а я еще беднее,

Земля запущенней, под крышей холоднее,

И пусто в кладовой, где писк мышей утих.

Растратою души оплачен каждый стих!

Чем совершеннее поэты, тем виднее

Их сумасшествие, и тем еще сильнее,

Им расточая лесть, осмеивают их.

Трудясь так радостно над книгой бесконечной,

Я убивал себя во имя жизни вечной,

Я истощал свой ум, чтобы других развлечь,

Чтоб славу обрести, чей гул наскучит скоро,

Чтоб высоко взлететь — и не иметь опоры,

Чтоб с Музою дружить — и счастья не сберечь.

Какой изъян в мозгах быть должен с юных лет,

Чтоб с Музами водить знакомство год из году!

Посадят, подлые, они на хлеб и воду

Того, кто разгадать надумал их секрет.

С тех пор как я пишу, мне все идет во вред,

Фортуна прочь бежит, а я терплю невзгоду,

Забрался на Парнас — и в скверную погоду

Там пью из родника и в рубище одет.

О Музы, это вы причина невезенья!

Однако с возрастом пришло ко мне прозренье,

И больше вам в игру не заманить меня.

Я буду пить вино, а воду пейте сами,

Замечу щель в окне — заткну ее стихами,

И брошу лавры в печь, чтоб греться у огня.