Предстоящие встречи глав четырех держав: СССР, США, Англии и Франции в мае в Париже, затем, в июне, визит президента США в Советский Союз порождали надежду на то, что удастся не только лучше понять друг друга, но и, возможно, начать договариваться всерьез. И тут все рухнуло.
1 Мая 1960 года советские ПВО сбили над Челябинском американский самолет-шпион У-2. Разгорелся немыслимый скандал. Масла в огонь подлил Госдепартамент США, заявивший, что их самолеты как летали над советской территорией, так и продолжат свои полеты до тех пор, пока сами американцы не сочтут, что нарушать советские границы больше не в их интересах. В дипломатическом лексиконе такие выражения сродни непечатным. Уважающий себя и свою страну государственный лидер после подобного оскорбления за стол переговоров не сядет. В Вашингтоне это, естественно, понимали и, по моему мнению, на это и рассчитывали. Совещание в Париже, так и не начавшись, провалилось с треском.
Весь мир облетели фотографии отца в гневе. В справедливом гневе он отстаивал достоинство своей страны, которую попытались унизить и которую он не позволял унижать никому. Из оттепели «в духе Кэмп-Дэвида» мы вновь окунулись в омут «холодной войны», еще более холодной, чем до Кэмп-Дэвида.
Запад списал провал совещания на счет отца. По мнению некоторых советологов, он якобы осознал, что в Париже добиться от Запада серьезных уступок ни по всеобщему разоружению, ни по Германии не удастся, вот и решил устроить скандал. На деле прагматик-отец никогда не рассчитывал на быструю договоренность по этим вопросам.
О всеобщем разоружении в Париже стороны договариваться вообще не могли, уж очень расплывчатой оставалась вся концепция. Обсудить ее, лучше понять друг друга — и это уже было бы большим достижением. Мне кажется, не могли они договориться и по Германии. Позиции США и Советского Союза не стыковались в принципе, каждая из сторон соглашалась на объединение Германии только на собственных условиях. К тому же, за каждым шагом Эйзенхауэра внимательно следил канцлер ФРГ Конрад Аденауэр. За отцом столь же внимательно наблюдал председатель Госсовета ГДР Вальтер Ульбрихт.
Европейские страны, особенно Франция с Англией, в свою очередь, как могли, саботировали объединение Германии. Никому из них не хотелось получить столь могущественного «союзника» в центре Европы. Де Голль открыто сказал отцу на переговорах в Рамбуйе в марте 1960 года, что Франция не желала бы граничить с единой Германией, ее устраивает статус-кво. Такой же позиции придерживался и Лондон.
Отец хорошо представлял расстановку сил в мире и заранее настроился на длительные многоступенчатые переговоры. Он не имел ни малейшего резона взрывать Парижский саммит. Английский историк Китти Ньюмен, проанализировав документы того периода, подтверждает это заключение. Тем не менее, по мнению Ньюмен, советская позиция настолько сблизилась с позицией Запада, что в Париже стороны могли сделать первый шаг, достичь взаимоприемлемого, пусть и промежуточного решения, по крайней мере, в отношении Западного Берлина.
Другие «аналитики» объясняют парижский провал расхождениями в советском руководстве, давлением на отца справа. «Ястребы» его совсем заклевали, вот ему, якобы, и не оставалось ничего другого, как сорвать Парижское совещание. Наиболее беспардонные из них называют даже день, когда «уломали» Хрущева — 7 апреля 1960 года, накануне отъезда отца на отдых в Крым. Правда, никто из свидетелей этого рода доступа в Кремль не имел, а уж тем более, не присутствовал при разговорах членов Президиума ЦК — ни приватных, ни официальных. 7 апреля Президиум ЦК действительно собирался, и в советском руководстве действительно имелись свои «ястребы», люди, которые к курсу на улучшение отношений с Соединенными Штатами относились, мягко говоря, с прохладцей. Все это правда. Как правда и то, что держали они свое мнение при себе, а отец полностью контролировал положение, определял линию поведения во внешней и внутренней политике.
На заседании 7 апреля предстоящую встречу в Париже не обсуждали, подводили итоги визита отца во Францию. Постановили их «одобрить».
Я позволю себе дать собственную интерпретацию парижского фиаско. Для этого и попробуем ответить на некоторые вопросы. Почему накануне встречи в верхах в ЦРУ вдруг решили снова послать самолеты-разведчики У-2 пофотографировать советские секретные военные объекты? У-2 летали над Советским Союзом с 1956 года на недостижимой в то время для перехватчиков двадцатикилометровой высоте. В 1959 году наметилось некоторое потепление во взаимоотношениях между двумя державами: Никсон открывал Американскую выставку в Москве, Козлов советскую — в Нью-Йорке, отец нанес официальный визит президенту США. На время полеты прекратились. К тому же, американская разведка знала, обязана была знать, что к 1960 году у советских ПВО появились достигавшие двадцатикилометровой высоты истребители-перехватчики Су-9 (Т-3) и противосамолетные ракеты С-75. Когда в июне 1959 года Никсон летал в Свердловск, разведчики из его свиты даже сфотографировали развернутые в окрестностях города батареи С-75.
Так зачем же было возобновлять полеты накануне столь важной международной встречи? Даже если самолет-разведчик и не собьют, то полет его зафиксируют, и настроение у Хрущева неотвратимо испортится, доверие к Эйзенхауэру — партнеру рассыплется в прах. В серьезной политике в преддверии серьезных переговоров так не поступают. А тут они как с цепи сорвались, с ноября 1959 года по 1 мая 1960-го советское воздушное пространство нарушалось не менее пяти раз, пока наконец-то ракета не поразила самолет Гарри Пауэрса. У меня складывается впечатление, что кому-то очень хотелось, чтобы американский самолет сбили, и кто-то прилагал к тому все усилия.
Всем этим событиям уже давно даны «правильные» объяснения. Мемуаристы из ЦРУ сетуют, что потепление во взаимоотношениях двух стран заметно поубавило возможности для воздушного шпионажа, президент то и дело накладывал вето на разведывательные полеты. По мнению разведчиков, запреты серьезно вредили национальной безопасности США. К примеру, они знали, что в Плесецке, под Архангельском строится база для четырех межконтинентальных ракет Р-7, но не знали состояния ее готовности на 1960 год. Они не раз фотографировали советские полигоны, атомный в Семипалатинске, ракетный в Тюратаме (Байконуре) и противовоздушный в Сары-Шагане на озере Балхаш, ядерные закрытые города на Урале, но снимки не обновлялись уже почти пять месяцев. Такую неосведомленность в ЦРУ посчитали недопустимой и решили накануне Парижской встречи «поправить дела». Я их понимаю, разведка создана именно для сбора информации. Но политики мыслят иными категориями: если хочешь добиться соглашения, можно пожертвовать, хотя бы временно, десятком сделанных «сквозь замочную скважину» фотографий.
И тем не менее, самолеты У-2 один за другим посылали в разведывательные полеты. 9 апреля один из них облетел базу советских бомбардировщиков в Казахстане, упомянутые полигоны в Тюратаме, Семипалатинске и Сары-Шагане. Самолет-шпион дважды атаковали наши Су-9, но неудачно. У-2 невредимым вернулся на свою базу, сфотографировал не только космические старты и шахты для подземных ядерных испытаний, но и позиции зенитных ракет. Их почему-то в тот раз не задействовали, но возросшие возможности советских ПВО не вызывали сомнений. Как и то, что после такого облета их приведут в наивысшую готовность.
И тем не менее, выждав всего пару недель, У-2, пилотируемый Гарри Пауэрсом, отправился к воздушному пространству СССР с новым, еще более опасным заданием. Маршрут проложили через всю нашу страну с юга на север, над уже «отснятым» Тюратамом и новыми объектами Челябинском-Кыштымом, Плесецком, Северодвинском, Североморском, а оттуда на базу НАТО в Буде, в Норвегии. Трудно найти более тщательно охраняемые объекты общенационального значения. Если мыслить логически, охранять их должны самые совершенные средства ПВО и, следовательно, там скорее всего и смогут сбить несбиваемый У-2. Особенно после недавнего, как бы предупредительного, полета. Ну а если опять не собьют, то все равно национальная гордость претендующего на «сверждержавность» Советского Союза уязвится донельзя.