Морелл (не обращая на него внимания, встает, идет к двери и, приоткрыв ее, кричит повелительным тоном). Мисс Гарнетт!
Прозерпина (за сценой). Да, мистер Морелл, иду.
Все молча ждут, кроме Берджесса, который отводит в сторону Лекси.
Берджесс. Послушайте-ка, мистер Милл! Чем это больна Просси? Что с ней случилось?
Лекси (конфиденциально). Да я, право, не знаю. Она очень странно разговаривала со мной сегодня утром. Боюсь, что с ней что-то неладно.
Берджесс (остолбенев). Что? Так это, верно, заразное! Четверо в одном доме!
Прозерпина (появляясь в дверях). Да, мистер Морелл?
Морелл. Дайте телеграмму гильдии святого Матфея, что я приеду.
Прозерпина (удивленно). А разве они не знают, что вы приедете?
Морелл (повелительно). Сделайте, как я вам говорю.
Прозерпина, испуганная, садится за машинку и пишет. Морелл, к которому вернулась вся его энергия и решительность, подходит к Берджессу. Кандида следит за его движениями с возрастающим удивлением и тревогой.
Берджесс, вам не хочется идти?
Берджесс. Ну зачем вы так говорите, Джемс? Просто ведь сегодня не воскресенье, вы же знаете.
Морелл. Очень жаль. А я думал, вам приятно будет познакомиться с председателем гильдии, он член комитета общественных работ при муниципальном совете и пользуется кое-каким влиянием при раздаче подрядов.
Берджесс сразу оживляется.
Так вы придете?
Берджесс (с жаром). Ну ясное дело, приду, Джемс. Еще бы, такое удовольствие вас послушать.
Морелл (поворачиваясь к Просси). Я хочу, чтобы вы кое-что застенографировали, мисс Гарнетт, если вы только не заняты сегодня.
Прозерпина кивает, не решаясь вымолвить ни слова.
Вы пойдете, Лекси, я полагаю?
Лекси. Разумеется.
Кандида. Мы все идем, Джемс.
Морелл. Нет. Тебе незачем идти. И Юджин не пойдет.
Юджин встает, у него перехватило горло.
Ты останешься здесь и займешь его – чтобы отпраздновать твое возвращение домой.
Кандида. Но, Джемс…
Морелл (властно). Я настаиваю. Тебе незачем идти, и ему тоже незачем.
Кандида пытается возразить.
Вы можете не беспокоиться, у меня будет масса народа и без вас. Ваши стулья пригодятся кому-нибудь из необращенных, из тех, кому еще ни разу не приходилось слышать мою проповедь.
Кандида (встревоженная). Юджин, а разве вам не хочется пойти?
Морелл. Я опасаюсь выступать перед Юджином, он так критически относится к проповедям (глядит на него), он знает, что я боюсь его. Он мне сказал это сегодня утром. Так вот, я хочу показать ему, как я его боюсь: я оставляю его на твое попечение, Кандида.
Марчбэнкс (про себя, с живым чувством). Вот это смело! Это великолепно!
Кандида (в беспокойстве). Но… но… что такое случилось, Джемс? (В смятении.) Я ничего не понимаю.
Морелл (нежно обнимает ее и целует в лоб). А я думал, милочка, что это я ничего не понимаю.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Вечер, половина одиннадцатого. Шторы опущены. Горят лампы. Машинка закрыта колпаком. Большой стол приведен в порядок. По всему видно, что деловой день кончен. Кандида и Марчбэнкс у камина. Настольная лампа стоит на каминной полке над Марчбэнксом, который пристроился на маленьком стульчике и читает вслух. Кучка тетрадок и два-три томика стихов разбросаны около него на ковре. Кандида в кресле. В руке у нее легкая каминная кочерга, которую она держит стоймя. Она откинулась на спинку кресла и смотрит пристальным взглядом на медную ручку кочерги. Ноги вытянуты к огню, каблуки на каминной решетке. Она замечталась, и мысли ее витают где-то далеко.
Марчбэнкс (прерывая свою декламацию). Каждый поэт, который когда-нибудь жил на земле, пытался выразить эту мысль в сонете. Это неизбежно. Это само собой так выходит. (Он смотрит на Кандиду, ожидая ответа, и замечает, что она не отрываясь глядит на кочергу.) Вы не слушаете?
Ответа нет.
Миссис Морелл!
Кандида (очнувшись). А?
Марчбэнкс. Вы не слушаете?
Кандида (виновато, с преувеличенной учтивостью). Да нет, что вы! Это очень мило. Продолжайте, Юджин! Я жажду узнать, что случилось с ангелом.
Марчбэнкс (роняет тетрадку на пол). Простите меня, я вижу, что надоел вам.
Кандида. Да нет, ни чуточки не надоели, уверяю вас. Продолжайте, пожалуйста. Читайте, Юджин.
Марчбэнкс. Я кончил читать стихи об ангеле, по крайней мере, четверть часа тому назад. После этого я успел прочесть еще несколько стихов.
Кандида (с раскаянием в голосе). Мне очень стыдно, Юджин. Я думаю, это кочерга так заворожила меня. (Она опускает кочергу на пол.) Марчбэнкс. Дай меня она ужасно смущала.
Кандида. Так почему же вы не сказали мне? Я бы сразу положила ее.
Марчбэнкс. Я боялся сказать вам. Она была похожа на какое-то оружие. Если бы я был героем из старинного предания, я положил бы между нами мой обнаженный меч. Если бы вошел Морелл, он подумал бы, что вы нарочно взяли кочергу, потому что между нами нет обнаженного меча.
Кандида (удивленно). Что? (Глядя на него с недоумением.) Я что-то не совсем понимаю. У меня как-то все перепуталось от этих ваших сонетов. Почему между нами должен быть меч?
Марчбэнкс (уклончиво). Да нет, пустяки. (Нагибается за тетрадкой.) Кандида. Положите ее обратно, Юджин. Есть пределы моей любви к поэзии, даже к вашей поэзии. Вы читаете мне уже больше двух часов – с тех пор, как ушел Джемс. Мне хочется поговорить.
Марчбэнкс (испуганно поднимается). Нет, мне нельзя разговаривать. (Он растерянно озирается кругом и внезапно заявляет.) Я думаю, мне лучше пойти погулять в парке. (Делает шаг к двери.)
Кандида. Глупости. Парк уже давно закрыт. Подите и сядьте вот здесь, на коврике у камина, и рассказывайте мне всякий фантастический вздор, как вы это всегда делаете. Развлекайте меня. Ну, хотите?
Марчбэнкс (в ужасе и в экстазе). Да!
Кандида. Тогда идите сюда. (Она отодвигает свой стул, чтобы освободить место.) Юджин колеблется, потом нерешительно растягивается на ковре, лицом вверх, положив голову ей на колени, и смотрит на нее.
Марчбэнкс. Ах, я чувствовал себя таким несчастным весь вечер оттого, что поступал так, как надо; а теперь я поступаю так, как не надо,- и я счастлив.
Кандида (нежно и в то же время слегка забавляясь). Да? Я уверена, что вы чувствуете себя страшно взрослым, дерзким и искусным обманщиком и очень гордитесь этим.
Марчбэнкс (быстро поднимая голову и глядя ей в глаза). Берегитесь! Если бы вы только знали, насколько я старше вас. (Он становится перед ней на колени, стискивает руки, кладет их ей на колени и говорит с нарастающим жаром, чувствуя, что кровь в нем закипает.) Можно мне сказать вам одну дерзкую вещь?
Кандида (без малейшего страха или холодности, с глубоким уважением к его чувству, но с оттенком мудрой материнской шутливости). Нет. Но вы можете сказать мне все, что вы по-настоящему, искренне чувствуете. Все, что угодно. Я не боюсь, если только это будет ваше истинное «я» и не будет позой – любезной, дерзкой или даже поэтической позой. Я обращаюсь к вашему благородству и правдивости. Ну, а теперь говорите все, что хотите.
Марчбэнкс (нетерпеливое выражение исчезает с его лица, губы и ноздри перестают дрожать, а глаза загораются пламенным воодушевлением). О, теперь уж я ничего не могу сказать. Все слова, которые я знаю, все они – та или другая поза; все, кроме одного.
Кандида. Что же это за слово?