1861 [163]
Перевод М. Зенкевича.
Военный город! Год борьбы!
Сладкие рифмы и чувствительные любовные романсы не для тебя, суровый год!
Ты не сидишь у стола, как бледный поэтик, сюсюкая тихо стишки,
Но, как сильный мужчина, выпрямясь, в синей одежде, [164]шагаешь с ружьем на плече,
Мускулистый, загорелый, с тесаком за поясом сбоку.
Я слышу, как зычный твой голос гремит по всему континенту;
Мужественный твой голос, о год, раздается в больших городах,
Я видел тебя в Манхаттене, как рабочего среди рабочих,
Видел, как ты широко шагал по прериям от Иллинойса, от Индианы,
Как быстро упругим шагом ты устремился на Запад, сойдя с Аллеганских гор,
Видел тебя у Великих озер, в Пенсильвании, на судах реки Огайо,
И к югу вдоль рек Теннесси и Кумберленда и у Чаттануга на горной вершине,
Я видел тебя, мускулистого, в синей одежде, с оружьем, могучий год,
Я слышал твой решительный голос, гремевший снова и снова,
Твой голос, внезапно запевший из уст кругложерлых пушек,
И я вторю тебе, стремительный, гулкий, неистовый год!
Бей! Бей! Барабан — Труби! Труба! Труби!
Перевод К. Чуковского.
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
В двери, в окна ворвитесь, как лихая ватага бойцов.
В церковь — гоните молящихся!
В школу — долой школяров, нечего им корпеть над учебниками,
Прочь от жены, новобрачный, не время тебе тешиться с женой,
И пусть пахарь забудет о мирном труде, не время пахать и собирать урожай,
Так бешено бьет барабан, так громко кричит труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Над грохотом, над громыханьем колес.
Кто там готовит постели для идущих ко сну? Не спать никому в тех постелях,
Не торговать, торгаши, долой маклеров и барышников, не пора ли им наконец перестать?
Как? болтуны продолжают свою болтовню и певец собирается петь?
И встает адвокат на суде, чтобы изложить свое дело?
Греми же, барабанная дробь, кричи, надрывайся, труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Не вступать в переговоры, не слушать увещаний,
Пронеситесь мимо трусов, пусть молятся и хнычут,
Пронеситесь мимо старца, что умоляет молодого,
Заглушите крик младенца и заклинанья матерей,
И встряхните даже мертвых, что лежат сейчас на койках, ожидая похорон!
Так гремишь ты, беспощадный грозный барабан! так трубишь ты, громогласная труба!
Песня знамени на утренней заре [165]
Перевод К. Чуковского.
Поэт
О новая песня, свободная песня,
Ты плещешь, и плещешь, и плещешь, в тебе голоса, в тебе чистые звуки,
Голос ветра, голос барабана.
Голос знамени, и голос ребенка, и голос моря, и голос отца,
Внизу на земле и вверху над землею,
На земле, где отец и ребенок,
Вверху над землею, куда глядят их глаза,
Где плещется знамя в сиянье зари.
Слова, книжные слова! Что такое слова?
Больше не нужно слов, потому что, смотрите и слушайте,
Песня моя здесь, в вольном воздухе, и я не могу не петь,
Когда плещется знамя и флаг.
Я скручу струну и вплету в нее
Все, чего хочет мужчина, все, чего хочет младенец, я вдохну в нее жизнь,
Я вложу в мою песню острый, сверкающий штык, свист пуль и свист картечи
(Подобно тому, кто, неся символ и угрозы далекому будущему,
Кричит трубным голосом: «Пробудись и восстань! Эй, пробудись и восстань!»),
Я залью мою песню потоками крови, крови текучей и радостной,
Я пущу мою песню на волю, пусть летит, куда хочет,
Пусть состязается с плещущим знаменем, с длинным остроконечным флажком.
Флаг
Сюда, певец, певец,
Сюда, душа, душа,
Сюда, мой милый мальчик, —
Носиться со мною меж ветрами и тучами, играть с безграничным сиянием дня!
Ребенок
Отец, что это там в небе зовет меня длинным пальцем?
И о чем оно говорит, говорит?
Отец
В небе нет ничего, мой малютка,
И никто никуда не зовет тебя — но посмотри-ка сюда,
В эти дома загляни, сколько там чудесных вещей,
Видишь, открываются меняльные лавки,
Сейчас по улицам поползут колесницы, доверху наполненные кладью.
Вот куда нужно смотреть, это самые ценные вещи, и было нелегко их добыть,
Их жаждет весь шар земной.
Поэт
Свежее и красное, как роза, солнце взбирается выше,
В дальней голубизне растекается море,
И ветер над грудью моря мчится-летит к земле,
Сильный упрямый ветер с запада и с западо-юга,
Шалый ветер летит по воде с белоснежной пеной на волнах.
Но я не море, я не красное солнце,
Я не ветер, который смеется, как девушка,
А после бурлит и сечет, как кнутами.
Не душа, которая бичует свое тело до ужаса, до смерти,
Но я то, что приходит незримо и поет, и поет, и поет,
Я то, что лепечет в ручьях, я то, что шумит дождем,
Я то, что ведомо птицам, в чаще, по вечерам и утрам,
Я то, что знают морские пески и шипящие волны,
И знамя, и этот длинный флажок, которые плещутся-бьются вверху.
Ребенок
Отец, оно живое — оно многолюдное — у него есть дети,
Мне кажется, сейчас оно говорит со своими детьми,
Да, я слышу — оно и со мной говорит — о, это так чудесно!
Смотри, оно ширится, — и так быстро растет — о, посмотри, отец,
Оно так разрослось, что закрыло собою все небо.