- Ну-ка, еще раз. Я тебе по-прежнему нравлюсь? - Он кивнул. - Так, значит, я тебе нравлюсь. Я только тобой и жила, а получила вот что НРАВЛЮСЬ! Так нравлюсь, что ты снова хочешь меня видеть?

- Ты же знаешь, что ничего у нас не получится.

- Значит, нравлюсь до смерти, но у нас ничего не получится. И долго ты эту мудрость постигал?

Дэн встал, и несколько кошмарных мгновений я думала, что он уйдет, но он только принес стакан воды, один стакан.

- Я лишь хотела, чтобы ты не рвал наши отношения в мой день рождения. Вот и все.

- Когда-то же это должно было случиться.

- Почему?

- Потому что... И зачем ты все время возвращаешься к этому? Ты не совсем подходишь мне. Я не совсем подхожу тебе. Тогда какой смысл?

- Ты-то мне как раз подходишь.

- Да, и ты выкидываешь свои таблетки и стараешься забеременеть. - Дэн покачал головой, машинально разглядывая красное пятно от вина на ковре его оставила Хилари еще в прошлом году. - Я с тобой об этом никогда не говорил, - произнес он. - А надо было.

- Помогло бы?

- Да, помогло бы покончить со всем этим. Но ничего бы не изменило. Так что выброси из головы. Наши отношения рухнули вовсе не потому, что тебя осенила гениальная мысль тайком забеременеть.

- А почему же тогда?

- Подумай сама. Да, в конце концов ты так и не забеременела, ну а если бы удалось - что тогда?

- Ну, говори.

- Чего ты ожидала?

- Не знаю.

Последние недели собственная квартира казалась мне такой одинокой, в ней было так тихо, когда я возвращалась с работы, и так серо, мрачно и пусто, когда просыпалась среди ночи. Но никогда я не радовалась, что живу одна, больше, чем в тот раз. Это был самый безнадежно личный разговор, какой только происходил в моей жизни.

- Я хотела от тебя ребенка.

Дэн не ответил ни слова - просто встал и принес мне салфетки из спальни - из спальни, где нет блондинов, а есть только кавардак и его фотография на дверце гардероба, фотография, снять которую у меня не поднялась рука.

- Вот, вытри нос.

Нос я вытерла, но заодно размазала зеленоватый корректор из парфюмерного магазина. И внезапно поняла, как смотрюсь со стороны. Непривычно рыжие волосы, торчащие мокрыми перьями, красные глаза, багрово-зеленая физиономия.

- Договаривай. Что, если бы я забеременела?

- Ты не забеременела. Так что и говорить не о чем.

- Нет, все-таки, - упорствовала я.

- Тогда - по твоему усмотрению.

- Но ты бы согласился?

- Без вопросов, - ответил Дэн. - Только вот что я тебе скажу. То, что я не пылал прежней страстью, - это же было ясно! А ты и считаться не стала. Ты что же, думаешь - ребенок - это так, вроде улицы с односторонним движением?

И вот теперь настал его черед вытирать глаза. Честно скажу: за все то время, что я знала Дэниэла Хоукера, такое я видела впервые.

Как-то я видела мамашу с сыном в женском туалете. Он был еще в том возрасте, когда мать может захватить его в чисто дамское заведение. Мальчик обливался слезами, а мамаша отрывала все новые и новые куски туалетной бумаги и вытирала ему лицо. Сначала она твердила: "Ну, не плачь", потом: "Натан, успокойся!" и наконец: "А ну прекрати, ты уже большой!" Если бы она его ударила, я бы что-нибудь сказала, но она ничего такого не сделала, так что я просто высушила руки и вышла оттуда с ощущением, что постигла кое-что новое.

"Парни не плачут", - пел Роберт Смит на моих старых записях "Кью". Но сейчас я видела доказательство обратного.

- Извини, Дэн.

- Все в порядке. Тебе просто нужен мужчина, который захочет завести с тобой ребенка.

- И это не ты, - услышала я свой собственный голос.

- И это не я.

Наши души, наверное, сейчас напоминали лаву. И так же клокотали. Так мы и сидели по-дурацки целую вечность - не касаясь друг друга, даже не обмениваясь взглядами, - просто смотрели на стены, на подушки, книги на полках (некоторые из них он и подарил).

- Ладно... - Он улыбнулся. Опять эта добрая улыбка. Эта треклятая симпатия, означающая, что на любви раз и навсегда поставлен крест.

Я поднялась и пошла ставить чайник.

- Я не буду.

На кухне Дэн подошел ко мне и крепко прижал к себе. Потом поцеловал в макушку, сказал "счастливо", и... и все. Ничто не кончено, пока не кончено, спасибо, Ленни Кравиц, - а сейчас именно это и произошло.

Он сел в машину, и я вслушивалась в знакомое, раскатистое рычание "ровера", пока оно не смолкло навсегда. Ну, не то чтобы совсем навсегда мы же и в 2020 году останемся друзьями, и Татуированная Адвокатиха к тому времени выйдет замуж за судью, а сам он обзаведется женушкой-перчиком. Я все это знаю. Знаю. Но сейчас мне хотелось дать волю отчаянию. Самое время.

Глава одиннадцатая

Кто-то мне рассказывал, что когда акула откусывает тебе ногу, ты ничего не чувствуешь. Разве что рывок - а вовсе не боль, - когда акульи зубы впиваются в твою плоть. Кажется, так проявляется доброта природы. Потому мне и понадобилось всего два дня, чтобы прийти в себя после разговора с Дэном.

Сначала был Жестокий Сон. Ну вы знаете. Голова покоится на его плече, тебе тепло, и ты влюблена, и вот ты просыпаешься и понимаешь, что все это бред, а потом смотришься в зеркало и обнаруживаешь мешки под глазами и понимаешь - ты все так же одинока.

А потом свершилось чудо. Поначалу я пребывала в каком-то оцепенении, но когда проснулась в пятницу утром, Дэн уже не был для меня проблемой. Умыться - вот это была проблема. Отсутствие чистых и мало-мальски пригодных черных колготок - вот проблема, а Дэн - нет.

Как утопающие, у которых начинаются галлюцинации, или жертвы акул, чувствующие только слабый рывок, я избежала худшего. Я даже не стала глотать прозак. Все, о чем я могла думать, выковыривая пару колготок из корзины для белья, - это секс с Лаймом. Бесцельный, ни к чему не обязывающий секс. Всего лишь способ убить время. Как трогательно - а я еще просила не торопиться. Неделю назад я утверждала, что ничего подобного не хочу.

Я даже попыталась мысленно раздеть Лайма, хотя никогда не понимала, как это делается. Ну, знаете, "он раздевал ее глазами". В общем, у меня не получилось. Я добралась до Лаймовой макушки, бачков (вот что в нем особенно нравится Кайли) и замшевой куртки, и на этом дело застопорилось. Мужчины это такая загадка. Волосатая у него грудь или нет? А ноги? Ну и, понятно, центральная часть. Неизведанные далекие края, как выражается Хилари. Как прикажете быть с этим? Разве я могу угадать, как там все выглядит? Нет, лучше и не пытаться.

Вообще-то, когда я думала о сексе с Лаймом, мысли мои больше напоминали плохо смонтированный фильм. Я воображала его руки, блуждающие там и тут, представляла, что он мог бы говорить при этом, и мне даже смутно рисовались его красные боксерские трусы - и все. Я представляла его глаза, напоминающие начинку "Марса", и улыбку - губительную! - но дальше дело не двигалось.

Но, как бы там ни было, в случае необходимости это плохо срежиссированное кино позволит мне продержаться следующие несколько месяцев. Если жизнь покажется слишком унылой, я всегда смогу прокрутить его.

Забавно, как женщины запасаются к одинокой жизни. Примерно так же запасались провизией исследователи в викторианскую эпоху. Если мне удастся развить эту фантазию с Лаймом, она будет выручать меня всю неделю. А на выходные можно запастись фантазией пограндиознее. А если и это не поможет, сбегу на Аляску - кто-то мне говорил, что там на каждую одинокую женщину приходится восемнадцать мужчин.

Обо всем этом я думала, пока сушила феном колготки. И мыслей этих оказалось достаточно, чтобы я принялась подпевать Элвису Костелло, которого опять крутил Билл наверху. В конце концов, все обстояло не так уж плохо. Воображаемый секс с Лаймом. Ноль эмоций по поводу Дэна и Татуированной. "Верна моя цель", - разливался наверху Элвис Костелло. И я действительно чувствовала себя легко и беззаботно.