Конечно же, Джордан не это имел в виду, когда просил не пользоваться телефоном. В конце концов, сообщения на ее автоответчике накапливались с того дня, как она уехала в Мехико, и если ей звонили из Смарттека, она должна знать об этом. Это поможет ей понять, чего им следует ожидать.

Вздохнув, девушка отвернулась. Она понимала, что должна что-то сделать. И если бы сейчас ее спросили, как именно она представляет себе пытки, Анджела бы ответила — быть запертой в стерильном номере отеля и ждать, что с минуты на минуту произойдет нечто страшное. Она знала, что находится где-то в Лонг Бич, но это было единственное, что ей известно. Обо всем остальном она не имела ни малейшего представления. Анджела даже не знала, насколько серьезная опасность им угрожает, но ее память продолжала восстанавливаться, и то, что она вспоминала, было ужасно. Номер отеля был слишком маленьким для безостановочной ходьбы, и, в конце концов, Анджела остановилась в ванной комнате, где девушку приветствовало ее собственное отражение в зеркале. Выглядела она просто ужасно.

Это было лицо ангела? Тогда как оно могло стать причиной такого огромного количества боли и разрушения? Анджела не могла понять, что видит Джордан, когда смотрит на нее, что все они видят, и почему весь этот ужас никак не прекратится.

Она так сильно волновалась, что ей захотелось выскользнуть из собственной кожи.

— Дождь, дождь, уходи прочь, — прошептала она.

И тут что-то внутри Анджелы начало меняться.

Она чувствовала это — в той стене, которая отделяла ее от воспоминаний, появилась очередная крошечная трещина. Крошечная, но глубокая. И ядовитые пары уже начали просачиваться через этот разлом, просачиваться и создавать кошмарные фигуры. Всё это были мужские фигуры. У нее в руке был нож, и она безостановочно вонзала его в тела. Распростертые тела. Тела людей, которые, по-видимому, были уже мертвы. Но ужаснула ее не эта картина — ее привел в ужас крик. Но это были не крики боли, не крики жертв.

Кричала она сама. Это был ее вопль. Она кричала о справедливости, о жажде крови.

Анджела задохнулась. Она была в немой агонии.

Именно это она боялась рассказать Джордану. Именно с этим она отчаянно боролась — с фантазиями о мщении.

Отчаянно — потому что она их любила, эти фантазии. Потому что они питали ее порочную душу. У нее было лицо ангела, но ум — монстра, и сотворил с ней это человек, вырастивший ее. Он превратил ее в существо такое же сумасшедшее, каким был он сам. Ее наследством стали невероятно жестокие ночные кошмары, бессильная ярость и сильнейшее желание быть кем угодно, но только не той, кем она была.

«Делай как сказано, и никто не пострадает».

Анджела схватила мочалку и принялась с силой тереть лицо. Через несколько мгновений она закончила смывать все следы косметики, и собрала волосы в тугой узел. Внутри клокотал смех, но она не могла рассмеяться. И пока она не изменила лицо, пока не стала выглядеть не такой, какой ее обычно видели другие люди, она не прекратила эту вакханалию. Это был не ангел.

Это был урод. Она выглядела как урод, жалкая ошибка природы, и именно этого она и добивалась.

Когда она вновь подошла к телефону и подняла трубку, ее беспокойство сменилось оцепенением и осознанием необходимости выполнения своей задачи. И номер, который она набрала, был ее собственным номером.

Автоответчик сохранил два сообщения от Моны Фремонт и одно от Питера Брандта. В первом Мона напоминала Анджеле, что та пропустила сеанс, второе сообщение было записано на следующий день, и в нем психиатр настаивала, чтобы девушка назначила время следующего сеанса. По голосу становилось ясно, что госпожа Фремонт была почти в панике.

Автором последнего сообщения был Питер Брандт:

— Анджела, ни при каких обстоятельствах не появляйся в лаборатории, — предупреждал он. — Это небезопасно. Приходи ко мне домой. Приходи, как только сможешь. Нам необходимо поговорить.

Звонок поступил сегодня, и в голосе Питера было что-то такое, отчего у Анджелы волосы на затылке встали дыбом. Раньше она никогда не слышала этого в его голосе. Питер Брандт лгал.

Густой, принесший с собой влагу туман, постепенно скрывал Лонг Бич. Казалось, землю накрыли серебристым одеялом. Джордан застегнул пиджак, он был рад, что надел его. Нынешняя погода была вполне нормальной для побережья, нормальной даже для лета, но сегодняшней ночью (больше, чем в любые другие дни) ему хотелось, чтобы видимость была хорошая.

Существовали вещи, которые следовало прояснить. Если можно так сказать.

Небольшие волны приносили с собой резкие, разъедающие нос запахи — смешанный запах водорослей и разлагающейся морской живности. Джордан мог разглядеть ряды матч небольших парусных судов и крупных лайнеров, которые были увешаны плакатами, рекламирующими воскресные морские прогулки по заливу. Через дорогу располагались яхт-клуб и рестораны, вытянутые вдоль нечеткой линии горизонта. И над всем этим морским пейзажем господствовала величественная «Королева Мария».

Джордану было любопытно, почему агент ЦРУ выбрал именно это место для встречи. Очевидно, из-за погоды. Из-за тумана даже самые упрямые отдыхающие покинули пляж. Здесь их никто не потревожит. Карпентер посмотрел на часы. Он пока еще ждал не слишком долго. Поджигатель опаздывал всего на десять минут, и поводов для беспокойства у Джордана не было. Но от этого места у него по телу побежали мурашки. Густой туман заглушал все звуки, и в гавани было слишком тихо.

Неподалеку отсюда Карпентер заметил телефон-автомат. Соблазн позвонить Анджеле был почти непреодолим, но пока ему нечего было ей сказать, а единственное, что бы ее сейчас успокоило, это информация.

Когда они приземлились в Лос-Анджелесе, Джордан позвонил Поджигателю. А затем, прекрасно понимая, что идет на дополнительный риск, он сделал еще один звонок с телефона-автомата. Он хотел, чтобы хоть кто-то в больнице «Калифорния Дженерал» знал, что он вернулся. Джордан решил не звонить никому из административного и медицинского персонала, также как и не звонить никому из своих коллег, включая Стива Ллойда, второго человека в команде. Позвони он кому-нибудь из них, ему стали бы задавать слишком много вопросов, а отвечать на них Джордан пока не был готов. Всё, что он хотел сделать, это проверить график своих операций и справиться о состоянии своих пациентов.

К сожалению, Джордану не удалось застать этого человека дома, и он оставил сообщение на автоответчике, горячо надеясь, что сделал правильный выбор. До настоящего времени он не позволял себе задумываться о том, что творится в больнице. От одной крайности он перешел к другой — от чрезмерной ответственности и уверенности в том, что без него вся больничная жизнь остановится, до исчезновения из клиники. И при этом он практически никого не поставил в известность о своем отъезде! Как, черт подери, всё это случилось? И что, дьявол его возьми, он делает, встречаясь в этой туманной гавани с агентами ЦРУ? Джордан надеялся, что его команда, специализирующаяся на сердечных клапанах, справляется без него — особенно Тэри Бенсон. И что с Джуди Монаган всё в порядке. Джордан также не имел ни малейшего понятия, как дела у сестры. И как поживает его проклятая Птичка. И хотя Джордан отсутствовал меньше недели, ему казалось, что прошли годы. А еще казалось, что он может никогда не вернуться. Он равнодушно пожал плечами и огляделся, недоумевая, куда, черт возьми, запропастился Поджигатель. Вот что с вами делает туманная ночь. Она заставляет вас думать, что обязательно должно произойти нечто плохое.

Плохой день Тэри Бенсон вечером стал еще хуже. После операции по замене сердечного клапана она не могла уйти из больницы. Впереди у нее был целый рабочий день — проверка состояния пациентов, осмотр недавно поступивших больных, заполнение больничных карт и необходимость играть. Играть так, как еще никогда в жизни. Она должна была притворяться, что всё в порядке, а в это время ее внутренности заживо сжигал яд злобы и ненависти. Хуже всего был вечерний обход. К тому моменту все в больнице, включая ее студентов, знали о том унижении, которому ее подверг Стив Ллойд, и все они многозначительно замолкали, когда к ним подходила Тэри. Будто бы им было за нее стыдно. Понимание этого почти разрушило ее самообладание. Но она продолжала держаться и работать, пока они шептались у нее за спиной. Неужели они думали, что она не слышит их шушуканье и хихиканье?