- Но мне кажется, что природа слишком разумна, чтобы позволить человечеству уничтожить себя.

- Друг мой, не забывайте о том, что человек, помимо высокого интеллекта, обладает безграничным запасом хитрости и подлости. Он не упустит возможности продемонстрировать свое всесилие, когда сам окончательно поверит в него. Да, кстати, советую вам больше никогда не посещать «Арку». Не стоит усугублять и без того строгое наказание, наложенное на вас.

- Зигмунд, а вы не скажете мне, что это за наказание и в чем оно заключается?

- Видите ли, я уже говорил, что подробной информацией, касательно вас не владею. Лично я здесь занимаюсь тем, что вы сами называете снами, поэтому отвечать могу только за эту часть, да и то не за всю.

- Так значит то, что происходило со мной, все же не было сном?

- И верно, и не совсем. Это можно назвать снами, но не совсем обычными. Я сам разработал их, – с гордостью добавил Фрейд. – Понимаете, я долгое время пытался понять сущность сновидений, механизм их возникновения и смысл символов, из которых любой сон, в общем-то, и состоит. Меня также интересовала связь состояния сна и бодрствования. В ходе экспериментов, которые я проводил преимущественно на себе, мне удалось разработать такую форму сновидения, которая является переплетением сна и яви. Не буду вдаваться в подробности и загружать ваше сознание сложной терминологией. Попробую объяснить проще, хотя это не так-то легко сделать. – Фрейд ненадолго задумался и наморщил лоб, отчего его уши заметно пошевелились, вновь заострив внимание Адольфа на торчащем из головы психотерапевта фаллосе.

- Эти так называемые сны являются как бы воплощением ваших прошлых и будущих жизней. Причем, строятся они по принципу искупления уготованных вам страданий за еще несовершенные злодеяния. То есть ваши грехи в будущем и наказание за них не только в более далеком будущем, но и в прошлом, доступны вам уже сейчас. Поскольку место, куда вы попали, есть связь настоящего, прошлого, будущего и, помимо этого, еще и различных вариаций этих времен. Здесь возможно не только заглянуть за рамки какого-либо времени, но и за рамки времени, как такового. Еще Аристотель говорил о гиперболизации во сне внешних раздражителей. Так вот, мне удалось возвести это преувеличение до формы самостоятельной жизни. В обычном сне человек видит образы, о которых он думал долгое время или непосредственно перед сном. Здесь же вам снится то, что с вами должно произойти в связи с уготованным наказанием, то есть, что случится с вами в будущем или в параллельном будущем, или параллельном настоящем, или... – Фрейд выдержал паузу, – и так до бесконечности. В общем, вы проживаете одну из ваших параллельных жизней, но происходит это в форме сна, хотя и вполне реалистичного. И в отличие от обычного сна, который чаще всего представлен бессвязным нелогичным чередованием образов и сюжетов, разработанная мною форма имеет четкую сюжетную линию, за рамки которой вы не можете выйти. Но самое интересное во всем этом то, что само ваше появление здесь, есть ничто иное как одна из таких сюжетных линий.

- То есть вы хотите сказать, что я сейчас разговариваю с вами во сне?

- Ну, примерно так, только вот насколько долго продлится это сновидение, я не в состоянии вам ответить. Как и не в состоянии утверждать, что я не плод вашего воображения. – Фрейд ненадолго задумался. – Хотя, возможно, что это мой сон и сами вы являетесь лишь его невольным персонажем.

Адольф попытался разложить полученные от Фрейда сведения по полочкам своего мозга, но сделать это у него никак не получалось.

- Так значит, люди, которыми я являюсь во сне, – это я сам, но в какой-то другой жизни?

- Да, можно сказать и так, но, на самом деле, все гораздо сложнее.

- Сколько же подобных жизней мне предстоит еще прожить?

- В каждом случае по-разному. Все зависит от уровня вашего наказания и степени сложности самих испытаний. Некоторые проживают не одну тысячу подобных снов, но наутро практически не помнят ничего из того, что с ними происходило. Другим, напротив, уготовано всего два-три сна, но они настолько насыщены страданиями, что забыть такое уже вряд ли удастся. Сколько уготовлено лично вам, я не знаю, я не назначаю наказания, а лишь разрабатываю механизмы их реализации.

- Ну что ж, спасибо и на этом. Кстати, а что за белый туман я вижу перед глазами, каждый раз, когда пробуждаюсь?

- Фантастические зрительные явления или гипнагогические галлюцинации.

- Теперь все встало на свои места, – ответил Адольф и улыбнулся.

Фрейд улыбнулся ему в ответ:

- Надеюсь, хоть немного помог вам разобраться в себе и окружающем вас мире.

Фрейд предложил Адольфу прогуляться по саду, и они, покинув маковую полянку, неспешно зашагали по высокой траве в сторону раскинувшихся под голубым небом зеленых сопок.

- Зигмунд, а кто решает, какое наказание я заслужил?

- Известно кто, – ответил Фрейд и поднял вверх указательный палец.

- Бог? – неуверенно спросил Адольф.

- Ну, можно и так сказать, – улыбаясь, ответил Фрейд. – Хотя я предпочитаю называть его Создателем.

- Это он разговаривает со мной каждый раз, когда я пробуждаюсь от очередного сна?

- Вполне возможно, что и он, хотя ручаться за это я не могу. Я отвечаю лишь за то, что создал сам, остальное – вне моей компетенции.

Когда они подошли к одиноко растущей на вершине сопки яблоне, усыпанной крупными спелыми плодами, Адольф увидел в ее кроне двух небольших макак. Они сидели друг напротив друга, и, казалось, о чем-то спорили. Обезьяны раскачивали под собой ветви и громко перекрикивались.

- Странно видеть здесь обезьян.

- Это Дарвин и Скоупс, – пояснил Фрейд. Когда-то они были людьми, но потом почему-то забыли об этом. Здесь, видите ли, каждый выглядит и ведет себя так, как того заслуживает. Хотя, заслуживает, в данном случае, не совсем верное слово. Скорее, каким он является на самом деле, глубоко в душе. Иногда настолько глубоко, что сущность эта за всю жизнь так себя и не проявляет. Но здесь она становится единственно возможной.

- Кажется, я понимаю, – ответил Адольф и внимательно посмотрел на кричащих обезьян.

- О, до полного понимания пока рановато, поверьте мне. Но, думаю, многое вам уже объяснять не нужно.

Вокруг пахло свежестью, росло множество деревьев, кустарников и цветов. Фрейд и Адольф вышли на широкую равнину, и внезапно поднявшийся ветерок освежил их своим легким дуновением. Гитлер заметил, что далеко на горизонте возвышается огромная гора, настолько высокая, что ее вершины не было видно.

- А что это за гора? – обратился Адольф к попутчику.

- Это Сион – своеобразный выход из этого мира и переход в мир иной – радостный и светлый. Но не вздумайте даже пытаться идти к нему, с каждым вашим шагом он будет удаляться от вас на три.

- Как же до него добраться?

- О, взойти на Сион невозможно, нужно уже быть на нем!

Адольф не понял, но переспрашивать не стал. Они еще немного постояли, любуясь великим и недосягаемым Сионом, уходящим вершиной в дымку облаков.

- Извините, – вдруг произнес Фрейд, – но мне пора – дела. Мой график расписан по минутам, поэтому вынужден вас покинуть.

- Спасибо за интересную беседу, – поблагодарил его Адольф и протянул руку.

- Не стоит благодарности, – ответил Фрейд и пожал руку Адольфа. – Если нужен будет профессиональный или дружеский совет, я к вашим услугам. До свидания.

Фрейд поспешил удалиться, и Адольф, присев на траву, начал внимательно разглядывать окружающий ландшафт. Большая часть пространства состояла из сопок и холмов различной высоты и протяженности. Некоторые из возвышенностей покрывала густая трава, деревья и цветы, другие, почти лысые, были засажены огромными причудливыми грибами, напоминающими по форме открытые зонтики. Внимание Адольфа привлек одуванчик неестественно больших размеров. Он рос на холмике недалеко от того места, где сидел Гитлер. Заинтересовавшись необычной находкой, Адольф поднялся и подошел к цветку. Одуванчик был метра полтора в высоту, и на его тоненьком стебельке восседал огромный пушистый шар. Цветок немного покачивался от легких дуновений ветра, и казалось, будто еще немного, и стебель не удержит пух, и тот полетит в небо десятками невесомых парашютиков.