— Снарядов? — поднял удивленные глаза на предисполкома.
— Ага. Это его так взорвать хотели, давно уже, а они не взорвались.
— А если сейчас взорвутся?
— Не-е, абсолютно мертвые, сто комиссий проверяли.
— Вы хорошо работаете, товарищ Пронин, хорошо про каждый свой объект знаете. Как вы думаете, подо что этот объект можно сейчас использовать?
— Ну-у... в общем, только как один из оборонительных пунктов в случае прорыва немецких танков к мосту. Мост уже заминирован.
— Мост сегодня же разминируйте. А что если этот храм использовать по его прямому назначению?
— Это как же?
— А возобновить там церковную службу.
Тут члены Ставки опять все разом повернули головы в сторону Хозяина. Кроме Шапошникова, он вообще не слышал, о чем идет разговор, он безотрывно смотрел на портрет своего бывшего Верховного Главнокомандующего, рядом с которым сидел. Члены же Ставки прикинули, что — точно, повредилось что-то с горя в голове у Верховного. Вместо того чтоб дать команду соратникам из Москвы смываться, почти уже у линии фронта церковь открывает. Только еще крестного хода не хватает...
— ...И еще крестный ход устроим...
Бровасто-лобастый Молотов поперхнулся и закашлялся, у товарища Берии упало пенсне (из рук ничего не могло упасть, руки были на столе), а рот Буденного издал звук, похожий на кряканье.
— Точнее, не ход, а — полет, — Хозяин поднял горизонтально ладонь с сомкнутыми пальцами. — Товарищ Артемьев, вы сможете организовать для этого самолет?
Генерал-лейтенант Артемьев, командующий МВО, промямлил:
— Конечно.
— И свяжитесь с Журавлевым, пусть сопровождение истребителей даст, да чтоб зенитчики его ненароком не пальнули. Вокруг Москвы пусть облетят. Какую икону в самолет поставить, посоветуюсь с Митрополитом. Ну, что ты на меня пялишься, Лазарь?
— Я... я не пялюсь, — товарищ Каганович нервно поправил галстук. — Я... я слушаю...
Тот иступленный восторг, с которым он нажимал кнопки взрывных устройств в акции против Храма Христа Спасителя, жил в нем до сих пор. Лица Хозяина он тогда не видел, видел только его спину. Тот неподвижно стоял перед окном, глядя на клубы дыма и пыли, заволокшие собой полнеба... Крестный полет... во, дожили...
— А сопровождать икону в полете будешь ты, Лазарь. А сейчас ты лучше не пялься, а думай, где достать вагоны для сформированной дивизии в Челябинске. Дивизию некуда грузить. Если вагонов для нее через три дня не будет, приземляться после полета с иконой будешь отдельно от самолета. И чтоб состояние вагонов было не такое, какое у тех, в которых едут сейчас сюда дальневосточные дивизии от Апанасенко. Он тебя материл так, как даже Клим материть не умеет. А ты, Клим, не усмехайся. Ты-то чего таращишься? Ты доблестно хотел вести в бой роту, ты бесстрашно лазил по передовой и учил солдат окапываться. Представляю, что про себя они говорили про тебя. Наверно, примерно то же, что Апанасенко про Кагановича. И я думаю, появление комфронта на передовой с целью учить окапываться и ходить в атаку вызвало у них большее удивление, чем если бы над их головами пролетела в самолете чудотворная икона... Семен!
Товарищ Буденный встрепенулся.
— Махать шашкой против туркменских басмачей — это не одно и то же, чем командовать Резервным фронтом, который ты не успел развалить, только начал, его доразвалил Жуков. Сейчас мой секретарь держит против него по телефону круговую оборону, огрызается и говорит, что у него из того, что он просит, ничего нет. И Гинденбурга под рукой у меня тоже нет, вы вот есть... Так когда, товарищ Пронин, вы сможете освободить Ховринский храм от хлама, чтобы он работал по прямому назначению? С цветметаллом, что бросил Микоян, вы распорядились блестяще. Вы замечательно мобилизовали шесть полков МПВО, за 40 минут разобрать и погрузить полторы тыщи тонн металла и все руками — это рекорд непобиваемый.
Василий Пронин, недавно отметивший свое тридцатилетие, вспоминал ту погрузку как фантастический кошмарный сон. Дело было, действительно, невозможное, и оно было сделано. Через час ждали налета «Юнкерсов», и они налетели — 15 штук прорвались сквозь Журавлевский заградогонь, но бомбили они уже пустое место.
Вообще, он так и не понял, зачем Хозяин велел ему быть на этом заседании. Не для того же, чтоб приказать хлам из церкви выкинуть. Дел ведь беготливых, которые сам лично должен координировать, проверять, умолять, материть, — не просто выше горла, а выше всяких горл! Одно минирование электростанций, заводов, НИИ и всех прочих важнейших объектов чего стоит. Эта операция под бдительным оком Лаврентия Палыча стоит, если мерить здоровьем, один день за сто. Его спецполком, выделенным для этой цели, фактически заправляет он, Пронин, и ответственность вся на нем. А 100000 московских баб, выгнанных им на строительство оборонительных полос? Чего уж там толковать про организацию их работ! Да просто пожрать им выдать, да инструмент, да хоть не в совсем собачьих условиях бы жили в палатках, школах, избах — от одного этого с ума сойдешь! Ежечасные сводки со всех домоуправлений об уборке снега в этой жуткой метели хлестче фронтовых. И перепрофилирование котельного завода на двухтонные бомбы — тоже на нем. А вдруг возникающие, внезапные проблемы? А их с десяток каждый день. Одна недавняя слезная просьба Жукова чего стоила — помочь Западному фронту с транспортом. Фронт — от Яхромы до Тулы, а маневрировать войскам не на чем. Поднял на ноги всю московскую милицию, облазили все заводы, все автобазы, все гаражи, все закоулки-подворотни и изъяли 2500 неисправных машин. Подгоняя угрозами и мольбами, «Компрессор» и «ЗИС» напрягли насчет запчастей, поставили машины «на ход» и — вперед на фронт, маневрируйте.
Сейчас, когда он сел на стул, третьим после Молотова и Берии, больше всего боялся, что заснет за столом. Но, услышав про открытие храма и про крестный ход-полет, сон мигом отогнал.
— Вообще-то, достаточно быстро, товарищ Сталин. Правда, я там внутри никогда не был, но... но ведь это практически прифронтовая полоса!
— Ну, не вечно же она будет прифронтовой. Борис Михайлович! Борис Михайлович, отвлекитесь от портрета.
«А? Что? Меня?..» — Шапошников встрепенулся, встряхнулся и рывком перевел взгляд на Хозяина:
— Слушаю вас, простите.
— Я вам в ваш кабинет копию пришлю.
«Нет уж!!» — едва не вырвалось.
— Борис Михайлович, как вы думаете, когда мы обратно отнимем Киев?
«Ну, точно, тронулся Хозяин. Ударная колонна Гепнера перед Химкинским мостом, а он про Киев...»
— Э-э, — маршал Шапошников развел в сторону руки, не зная, что ж добавить членораздельного в свое мычание.
— Не волнуйтесь, Борис Михайлович. На столь дальнюю стратегию я вас нацеливать не буду. Я вот о чем: свяжитесь с Головановым, чтоб он приготовил ТБ-7. Надо помочь киевлянам и всей их епархии. ТБ-7 мы начиним не бомбами, а листовками-поздравлениями, нет, не с 7-м ноября, а с каким-нибудь церковным праздником. Сейчас я посмотрю с каким. А также успокоим их: те 323 храма, что сейчас открыли там немцы, мы не закроем, когда вернемся. А вернемся мы обязательно. И других откроем столько, сколько они захотят. А с каким праздником?.. — Хозяин начал листать календарь. — А, вот... генеральное наступление свое они планируют где-то на середину ноября... так, что тут у нас?
Бровасто-лобастый Молотов, пользуясь тем, что Хозяин погружен в календарь, вздохнул и головой качнул сокрушенно.
Не отрываясь от календаря, Хозяин сказал:
— Вячек, ты лучше головой мотай на другую тему. Вы зачем с Лаврентием велели каширскую ГРЭС минировать? Местный горсекретарь, паникер, уже просит разрешить взорвать её.
— Так, товарищ Сталин, Гудериан в четырех километрах от Каширы.
— Да хоть в самом городе! Никаких взрывов не будет. Москва и так на голодном энергетическом пайке. Что всё оперативно минировали — хорошо, теперь так же оперативно — разминируйте. Ты все понял, Вячек?
— Предельно, товарищ Верховный Главнокомандующий, — бровасто-лобастый Молотов выпятил грудь и почти с укоризной упер взгляд в наклоненный лоб Хозяина.