– Хорошо идешь, молодец,– раздается ледяной голос полковника.– Без спешки, без спешки. Хорошо сел!.. Четыре пять четыре, готовность.

Землянский молча указал рукой на горизонт. Там, у края взлетной полосы четыре самолета выстраиваются в фигуру, напоминающую ромб.

– Четыре пять четыре, пойдешь на меня, прямо на меня. Держи сто пятьдесят...

Фигура замерла, ревя турбинами. Вот она дрогнула и стремительно покатила по бетону.

– Хорошо, годится. А теперь на меня.

У Кеши мелькнуло в голове, что пора отсюда мотать, потому что четыре разъяренные машины на сумасшедшей скорости несутся на командную вышку и, конечно, разнесут ее в щепки. Но истребители вовремя отрываются от бетона и, круто взяв вверх, с оглушительным ревом проносятся над вышкой. Четверка словно привязана к невидимому стержню крепкими тросами – таким она четким строем уходит в стратосферу. Кеша успевает заметить, что расстояние между крыльями – каких-нибудь три или пять метров.

Всю дорогу до казармы Князя не оставляла мысль: неужели таким пацанам, как он, доверят обслуживать истребители? Это же не просто важное дело, это же... это... У него не хватало слов.

33.

И вот Кеша уже неделю под строжайшим наблюдением инструктора осваивает аэродромную грамоту, учится заправлять самолеты топливом. Следующие полеты он будет обслуживать самостоятельно. Кеше очень не терпится дожить до этих следующих полетов, избавиться от опеки надоевшего до чертиков инструктора.

Через ветровое стекло, на котором «дворник» старательно разглаживает мелкую сетку дождя, видно, как инструктор выговаривает Кеше непонятно за что. А тот даже не взглянет на своего учителя. От такого пренебрежения к себе инструктор распаляется, жестикулирует, а Кеша по-прежнему глух.

Машина упирается лбом в ворота, но никто их не открывает. Вымокший и продрогший дневальный по парку считает, что рано или поздно у шофера лопнет терпение, и он сам откроет ворота. Шоферам же спешить больше некуда, а что касается машины, то ей решительно все равно, по какую сторону ворот пережидать небесную макрель.

Кеша , признаться, сам порядочный болтун, но такого фонтана слов, как у инструктора, он еще не встречал. Надо иметь очень мускулистый язык, чтобы за весь день ни на минуту не закрыть рот.

– Знаешь, сколько истребитель стоит?– сыплет инструктор.– А что ж ты к нему, как на такси, подскакиваешь? А если плоскость заденешь или фюзеляж помнешь? Мало ли чего бывает.

Широко зевнув, Кеша с ненавистью косится на своего учителя. Как бы так сделать, чтобы у него речевой аппарат сломался?

– И за машиной тоже не следишь. Ты сегодня масло проверял? Вот скажи, проверял?

Кеша еще со вчерашнего дня перестал отвечать на вопросы инструктора. Но тот по-своему истолковывает молчание стажера.

– Вот видишь, забыл проверить. А ведь завтра тебе самостоятельно работать. Машина – это тебе не игрушка, она знаешь, сколько стоит?.. Не любишь ты технику. Ведь не любишь, да?

Если бы инструктор не так сильно был увлечен своей болтовней, он услышал бы, как Кеша умеет скрипеть зубами. Он наверняка испугался бы, а может, и замолк. Но у инструктора ярко выраженная глухариная болезнь: когда поет, глух, как стенка.

– А если технику не любишь, так шел бы в роту охраны. Там тебе, кроме автомата, ничего не доверят.

Князь снимает пилотку и наклоняет голову:

– Глянь-ка, земляк, там дырка должна быть.

Инструктор машинально щупает голову.

– Какая еще дырка? Никакой дырки.

– Странно,– озабоченно говорит Кеша , надевая пилотку.– Ты мне всю неделю в этом месте сверлишь, а дырки нет.

Пока инструктор переваривает сказанное, дневальный, у которого оказались слабые нервы, открывает ворота. Грозно рявкнув на мокрого, недовольного дневального, машина въезжает в парк. Кеша крутит баранку и хохочет от души – и над инструктором, и над дневальным.

– Ты что, психический?– выходит из себя инструктор.– Ненормальных каких-то понабрали...

Ай да инструктор! Природа, видно, основательно поработала над языком, и у нее не осталось ни сил, ни времени, чтобы вложить в свое детище хоть каплю юмора. Теперь он говорит еще напористее. И такая тоска находит на Князя, что он проглатывает свой колючий смех и кривится, словно от зубной боли. Как только машина въезжает в бокс, Кеша моментально выскакивает из кабины и дает тягу.

– Ты хоть знаешь, что с тобой сделают, если ты в самолет врежешься?– преследует его голос инструктора.

– У-уй, зануда несчастная!– стонет Кеша .– Недержание у парня. Как только машина два года терпела?

В казарме Князь натыкается на Шевцова.

– Приехал?

– Еще нет, где-то в пути.

– Остряк-самоучка,– усмехается сержант.– Собирайся в штаб на инструктаж, ты сегодня дневалишь по роте.

– Я?! Так завтра ж полеты!

– Тоже мне, незаменимая личность. Управятся как-нибудь без тебя.

Настроение у Кеши моментально скатывается до нуля. Завтра первое самостоятельное обслуживание истребителей, без зануды, а сержант подкладывает ему такой жирный кусок свинины.

– Товарищ сержант, ну почему именно сегодня?

– Я откуда знаю? Тур назначил, не я.

Кеша с унылой покорностью отправляется в бытовую комнату подшивать свежий подворотничок.

34.

Со штык-ножом на боку Князь стоит у тумбочки с ротными журналами. Казарму еще не топят, поэтому без движения стоять зябко.

В спальном помещении папа Тур читает своим непутевым детям традиционную нотацию на сон грядущий. Сегодня он чего-то не в ударе, спешит закончить. Но финал прежний:

– С завтрашнего дня я сам займусь вашей выправкой.

За этой фразой всеобщий вздох облегчения. И перекличка. Наконец Тур красиво, врастяжку выкрикивает свое неповторимое «Отбой!», и казарма взрывается топотом сапог. Через сорок секунд – гробовая тишина. Если кто-нибудь выдаст свою бессоницу, старшина сыграет пару раз «ваньку-встаньку», и сон на голубых крыльях слетит на непутевые ребячьи головы.

Тур выходит из спального помещения.

– Товарищ старшина, разрешите надеть шинель,– просит Кеша .

– Что, прохладно? Ничего, скоро затопим. Надевайте покуда.

Тур удаляется в каптерку, то есть, в свой кабинет.

Ночь усыпила все живое и теперь пробует свои дремотные чары на неприкосновенном лице – дневальном. Измотанный на полетах, Кеша все чаще клюет носом, ноги то и дело подкашиваются. Это мучительно. Князь во всем винит фиолетовую лампочку, имитирующую лунный свет. Но это проделки коварной ночи. Она облапила парня невидимыми липкими щупальцами и не собирается отпускать жертву. Щупальца нежно, но настойчиво подталкивают Кешу к табурету: сядь, и ты в раю.