Глава 21 Мариус рассматривает реликвии города Торриче

Интересным оказалось общение с Барбадильо! И поучительным. Отставной шут был соткан из достоинств, среди которых ум, эрудиция и остроумие выделялись, как пятаки в куче грошей. Но что особенно поражало — опыт этого человека. Иногда казалось, что он рожден еще во времена тысячелетнего царства Гюнрада, прародителя всех людей. Барбадильо повидал столько, что, наверное, рассказывай он год без умолку — и тогда у него осталась бы в запасе пара историй. Обладая своеобразным актерским даром, Барбадильо умел избежать монотонности в изложении, замечательно представляя сценки в лицах. Ожидание — труднейшее из занятий. В ожидании Уго Мариус извелся бы от нетерпения, не окажись под боком такого театра одного актера.

Но, несмотря на все побасенки Барбадильо, через пару дней Мариус стал переживать. Уго так и не появился. Случиться с ним могло что угодно. А вдруг его и в живых уже нет? Мариус спрашивал себя: сможем ли мы с Расмусом, полуграмотные овцепасы, продолжить такое сложное дело? Одна мысль о самостоятельной работе с головоломкой приводила его в трепет. Хотя, в глубине души, Мариуса прожорливым червячком точило противоположное чувство. Теперь, когда он узнал цену невозможному, Мариус не убоялся бы многих фантастических задач.

И, в конце концов, он принял решение. Это случилось 18 июля. Шестая задача головоломки действовала уже три дня. Мариус помнил наизусть все двенадцать текстов. Шестой звучал так: "Будь внутри, когда золоченая арка закроется". Предел этого задания — 30 июля. Ни единого намека на золоченую арку раздобыть не удалось. Да никто после расставания с Уго и не занимался добычей намеков. И Мариус решил проконсультироваться с Барбадильо, который знал, наверное, все.

— Какая золоченая арка? — нахмурившись, спросил шут. Щеки его легко подрагивали. Мариус растерянно глянул на Расмуса. Тот, хмыкнув, сказал:

— Да мы, мил человек, и сами толком не знаем. Командир наш — ну тот, кого мы ждем — вот он знает. Да он не из болтливых. Ведомо нам только, что где-то она в здешних краях.

— И, конечно, только командир ваш и разумеет, зачем она вам сдалась? — саркастически ухмыльнулся Барбадильо.

— Точно, — широко улыбнулся Расмус.

Барбадильо ощупал Расмуса взглядом, способным, как отмычка, любой тайник души вскрыть. Расмус слегка смутился.

— Хочешь верь, хочешь нет, — пожал он плечами, — да только как есть, так мы и говорим. Сам, земляк, посуди: знали б, где эту окаянную арку искать — разве тебя бы спрашивать стали?

— Уж я вижу, что вы не знаете, — жонглируя бровями, заметил Барбадильо. — Дело не в этом. Скрываете ведь что-то, так?

— Так, — не задумываясь, нагло ответил Расмус. Барбадильо с видимым трудом овладел своевольными мускулами лица. Несколько минут он молча глядел на собеседника. Расмус был непроницаем, как чугунная болванка.

— Хозяин-барин, — высказался, наконец, Барбадильо и отпустил мускулы на свободу. Они тут же возобновили свое суетливое перпетуум мобиле. — Самое-то любопытное, что золоченая арка — действительно неподалеку и служит входом в хранилище реликвий города Торриче.

— Чего-чего? — в один голос переспросили Мариус с Расмусом, подавшись вперед.

Довольный эффектом, Барбадильо объяснил, что до города Торриче — миль тридцать-тридцать пять на восток. Чтобы попасть в город Торриче, надо переправиться через реку Луга, которая является притоком Орсона, который, в свою очередь, питает собой полноводный Глинт. Знаменательно, что Луга служит неофициальной пограничной чертой. К западу от нее лежит так называемая Долина, в которой путешественники сейчас и находятся. К востоку от реки раскинулся знаменитый край Зеркальных Озер — к этой местности и принадлежит город Торриче.

— А как все-таки насчет арки? — Расмус не дал беседе уйти в сторону.

— Золоченая арка обрамляет дверь часлвни, где жители Торриче хранят реликвии города, — небрежно сказал Барбадильо.

— И чего они там хранят? — Расмус был настойчив.

— Вот этого не знаю, дружище, — Барбадильо вдруг, ситуации вопреки, залучился морщинками, маленькие желвачки жизнерадостно забегали под кожей щек. — В эту часовенку позволено входить лишь коренным горожанам. Впрочем, можно догадаться. Наверняка они там хранят священные для себя предметы, действие которых благотворно влияет на граждан Торриче, когда это особенно требуется. Туда, к примеру, приносят или приводят больных. Новобрачных там благословляют на долгую счастливую жизнь. Окропляют младенцев, дают им имена. Посвящают в почетные граждане города. И так далее.

— Попасть, значит, туда нельзя? — вставил робкое слово Мариус.

— А вам, сколько я понимаю, как раз-то и надобно там оказаться? — тут же предположил Барбадильо с ехидным смешком. Мариус понял, что задал неосторожный вопрос. Теперь Барбадильо, в сущности, знал то, что они хотели от него скрыть.

— Послушайте, друзья мои, — задушевно сказал Барбадильо, борясь с непокорной правой бровью. — Давайте все же не хитрить. В этих краях я вам буду очень полезен. Иначе вас быстро сожрут — они тут любят молодое мясо. А землякам надо помогать. И доверять, кстати, тоже. Вдали от родины любой земляк — друг.

Мариус нерешительно посмотрел на Расмуса. Тот демонстративно отвернулся, как бы говоря: твое дело — разбирайся сам. Вздохнув, Мариус раскрыл перед Барбадильо карты. Но, конечно, не полностью. Он просто сказал:

— Мне надо быть там, внутри, когда арка закроется.

— А зачем, можно узнать? — прищурился Барбадильо.

— Там меня будет ждать один человек, — на удивление быстро нашелся Мариус. — Он мне должен передать одну вещь. Какую — не знаю.

— А что за человек, знаешь? — с еле заметной иронией спросил Барбадильо. Мариус отрицательно кивнул головой.

— Чудные дела! — воскликнул шут. — Пойди туда — не знаю куда, возьми то — не знаю что. Ну да ладно. Если хотите, могу вас подбросить до Торриче на своей повозке. И прогонных даже не возьму.

— Ладно, — великодушно согласился Мариус. — Да только поеду я один. Расмус здесь останется. Расмус вытаращил глаза.

— С какой стати? — яростно заартачился он.

— А Уго кто встретит, дубина? — спросил его Мариус.

— Сейчас, — сердито пыхтя, фыркнул Расмус, — я все брошу и буду тут этого пройдоху дожидаться. Барбадильо, с интересом следивший за перепалкой, вмешался:

— Я гляжу, вы своего начальника не особо жалуете. С чего, интересно? — Интересно — за углом. Как свернешь — направо, — сообщил Расмус и насупился, категорически замолчав. Ни в коем случае не пререкаться с Мариусом! По крайней мере — в присутствии этого сомнительного типа, шута — не шута. Наедине еще представится возможность вправить мозги дружку-недоумку. Но отпускать его одного неизвестно с кем? Да никогда!

И тут Расмус почувствовал на себе немигающий взгляд Мариуса. Это было нечто. Зрачки Мариуса расширились. Голубые глаза стали стальными. Расмус, честно говоря, струхнул не на шутку. В последний раз такое с ним случилось в глубоком детстве, когда он ухватился за безобидную веточку красновки, а она обернулась великанской гусеницей и ухнула мальчику за воротник. Расмусу хотелось выть от ужаса. До боли знакомый Мариус на глазах перешел как бы из газообразного состояния в как бы твердое.

— Или я еду с ним один — или мы едем домой вдвоем, — отчеканил он холодно. Какая муха, черт подери, его укусила? Расмусу оцепенел. Вот теперь четко видно этого другого, который сидит в Мариусе, говорит его голосом и смотрит его глазами. Образования бы Расмусу, и он смог бы сформулировать свои чувства приблизительно так: друг покинул свой привычный мир, вырвался в какие-то параллельные пространства, и его теперь отсюда никак не достать.

Но образования Расмусу явно не хватало, и поэтому он просто перепугался.

— Далась дураку одна песня на веку, — все же позволил он себе небольшую филиппику. — Погоди, будет тебе еще. И гусь будет с яблоками, и петух с потрохами.