Ну, а как же единорог и серебряные рудники? Получается, надо отказаться от такой красивой, выстраданной версии? Выходит, пыльный инкогнито в "Громе и молнии" навел Уго на ложный след? Да нет. Строго говоря, этот незнакомец просто изложил легенду, связав ее с рудниками. Разве он говорил, что она имеет отношение к головоломке? Разве он мог это сказать? Это уже потом додумал Уго. Хотя…
Впрочем, роль пыльного незнакомца стоит обдумать на досуге, в спокойной обстановке, чтобы ни одна деталь не выпала из цепочки рассуждений. В этом деле каждая мелочь имеет значение. Пока же надо осмотреть табакерку. На предмет наличия таинственных рун. Уго сориентировался быстро.
— Боже мой! — ахнул он. — Прошу прощения, атаман. Можно посмотреть?
Левая бровь Седрика вздернулась, однако он тут же осадил ее и, чуть помедлив, с непроницаемым видом протянул табакерку Уго. Тот, восхищенно цокая языком, осмотрел действительно великолепный предмет с чеканным орнаментом и большой литерой «П». Понимая, что сам он не сможет увидеть ничего секретного, Уго соображал, как привлечь к осмотру всевидящее око Мариуса.
— Так и есть! — воскликнул Уго. — Невероятно! Седрик молча ждал объяснений.
— Это та самая серебряная табакерка! Осмотри ее хорошенько, друг, — Уго передал предмет Мариусу, надеясь, что тот поймет задачу. Седрик нахмурился. Он почуял неладное, но причины отбирать табакерку пока не видел. Мариус оказался сообразительным и приступил к осмотру. А Уго, дабы выиграть драгоценные секунды, понес невероятную околесицу о том, что эта табакерка, принадлежавшая самому Просперо (литера "П"!), была похищена у великого правителя прямо из походной палатки во время одного из знаменитых походов. С тех пор она переходит из рук в руки, принося новым обладателям сплошные несчастья. Чтобы не обозлить Седрика, Уго завершил байку светлым мотивом: табакерка успокоится только тогда, когда вновь обретет достойного хозяина. Уго считал, что тем самым польстил атаману, а польстить атаману— никогда не лишнее. Но атаману сюжет очень не понравился.
— Ну-ка, давай ее сюда! — хмуро приказал он Мариусу. Табакерка скрылась под крышкой стола.
Чепуху ты городишь, парень, — сказал Седрик Уго. — Табакерка эта уж сто лет, как в нашей компании обретается.
— Обознался. Бывает, — развел руками Уго.
Седрик пристально глянул на него и процедил:
— Ладно! Поговорим о деле!
— Что хочешь знать, атаман? — спокойно поинтересовался Уго.
— Куда идете? Почему подрались на мосту со стражей? Все как есть, без утайки!
Уго пребывал в явном замешательстве. Тогда вперед неожиданно выступил Мариус. К ужасу Расмуса, он сунул руку в свою котомку и достал золотую шпору. Увидев драгоценную вещь, Седрик лишь неопределенно поднял брови. Зато адъютант со шрамом проявил признаки сильного оживления.
— Мы должны доставить ее в одно место, по ту сторону Глинта, — поторопился объяснить Уго. — От этого зависит судьба многих людей.
— Так, да? — барабаня пальцами по столу, промычал Седрик. — Ну, а со стражей-то что вышло?
— Стража как раз-то шпору и нашла, когда нас обыскивала. Пришлось драться.
— Да, лихие вы ребята, как я погляжу, — Седрик весело поглядел на своих гостей. — Ну-ка, приятель, дай ее мне, — и он протянул лапу к шпоре.
"Нет!" — услышал Мариус слабый крик со стороны. "Да!" — проревел голос изнутри. И Мариус повиновался внутреннему голосу. В грубых, коротких, волосатых пальцах Седрика шпора смотрелась, как беззащитная поселянка в объятиях драгуна-миссионера. Дальнейшая судьба ее не вызывала сомнений.
Налюбовавшись шпорой, искрившей пуще прежнего, Седрик сунул ее в карман камзола.
— Так оно спокойнее будет. Ну, будьте, как дома. Ешьте, пейте, отдыхайте. Когда дальше идти-то собирались?
— Завтра утром, — сказал Уго упавшим голосом. И подумал, что идти-то теперь, похоже, некуда. Похоже, путешествие подошло к концу.
Глава 15 Каменный лес
Прежний жизненный опыт толкал Мариуса к отчаянию. Но прежнему жизненному опыту вход в телесную оболочку Мариуса был теперь строго ограничен — он бессильно мыкался снаружи, с завистью и со злобой глядя на новое наполнение хозяина и бессильно бился о ледяную броню отчуждения, которая была выставлена специально для него, прежнего жизненного опыта. — Ты зачем, дурила, шпору отдал? — спросил Расмус.
Мариус просто не мог растолковать другу, какой клубок эмоций решил вопрос. Мариус даже для себя самого не имел внятного объяснения, зачем все-таки он отдал шпору атаману разбойников. Ведь ситуация совсем не требовала такой откровенности. Вряд ли стоило опасаться, что Седрик прикажет обыскать вещи трех почетных, гм, гостей. Тайну Мариуса король разбойников мог узнать, только выпотрошив его котомку. Но в тот момент, в штабе Седрика, все решила не логика, а подсознание. Из глубин мозга ближе к поверхности подплыл Космический Ас в красно-черной маске. Полыхавший в глазах зеленый огонь превратил Мариуса в комочек мягкой глины, уверенной в своем бессмертии. "Не бойся Седримка — он наш! Покажи ему шпору!" — прошептал Космический Ас.
Сейчас, когда зеленоглазая тварь удалилась на заслуженный отдых, Мариус перестал быть бессмертным и чувствовал себя так, будто отдал вещь в камеру хранения, а потом потерял номерок.
Уго с несвойственным себе виноватым видом все старался успокоить Мариуса. Но для того, кто перестал ощущать разницу между сомнением и безразличием, утешения становятся излишними. Убедившись, что Мариусу не требуются ободряющие слова, Уго отбросил суетливость, подобрался, сосредоточился, уселся на облюбованный пригорочек и погрузился в угрюмое молчание.
Тут-то его и потревожил Расмус, который решился, наконец, задать назревший вопрос:
— Видел ты санаха в таверне?
— Видел, — ответил Уго.
Воцарилось молчание. Расмус ждал комментария. Уго был сосредоточен, но глядел под ноги. Там кипела жизнь. Большие рыжие муравьи тащили свою вечную непомерную ношу. Кипя раздражением, Расмус отвернулся, клянясь себе, что никогда и ничего больше не спросит у патлатого.
Когда настало время обеда, обед не задержался — плотный и вкусный. На ужин гостям подали свежие фрукты. Тоже ничего. Вслед за ужином (по непреложным законам бытия) на землю опустилась ночь, нынче — ветренная и сырая. На ночевку гостей устроили в большом тесовом строении. Оно, как соты, разделялось на множество секций, в каждой из которых кто-то храпел, сопел или пыхтел. Атаман, разумеется, взошел на отдельное ложе в своей штаб-квартире. Главный ревнитель его покоя, молодой человек со шрамом на щеке, перед сном показался на возвышенном крыльце главного дома, постоял на свежем воздухе, подымил своей трубкой, которая по длине даже превосходила атаманскую, и, со свистом помочившись в произвольном направлении, сплюнул и убрался осуществлять свои церберские полномочия.
Дом, где отошел ко сну беспощадный Седрик, охранялся тремя бойцами. Справиться с ними можно, если, как мы любим, напасть неожиданно, подумал Расмус, наблюдая за караулом из маленького окошка. Устранив эту троицу, врываемся в штаб-квартиру и без проблем снимаем полусонных атамана с адъютантом. Но дальше что? Как выбраться из леса? Как обойти все смертоносные ловушки, сплошным кольцом окружающие лагерь? Тут без провожатого не справиться. Но где его добыть? Как, даже с провожатым, обмануть бдительность дозорных, которых по тропам рассеяно несколько десятков? Заставить разве что самого атамана послужить провожатым? Но короля разбойников не так-то просто заставить играть в чужие игры. Парень он серьезный, это видно сразу. Такие умирают, но не сдаются. Расмус с отчаянием посмотрел на друга. Мариус стоически глядел в другое окошко, изучая доступный ему квадратик звездного неба. Звезды издевательски мерцали и, балуя, прятались за тучами.
В стороне от Расмуса Уго занимался тем же делом. Он размышлял. Потеря шпоры уязвила его не столь серьезно, как фиаско с табакеркой Седрика, на которой, вопреки всем объективным предпосылкам, Мариус не увидел никаких секретных надписей. Уго, сколько ни бился, никак не мог подвести под все имевшиеся факты хоть какое-то убедительное обоснование. Проще всего было бы сделать заключение, что табакерка Седрика — не та табакерка, которая упоминается в головоломке. Но допустить такое — значит, не верить в судьбу и в теорию вероятности чудака-талина Анчибалло.