— Так вот в чем каялся, — стоном вырвалось из уст государя, — прощения просил он перед смертью своей за измену!..

Но не хотел поверить в это Иван Васильевич.

— Думу с братьями, может, по неразумению своему в государствовании и думал, — быстро шепчет он пересохшими губами, — а против меня не пошел бы. Нет-нет, не пошел бы Юрьюшка, дай ему Господи Царство Небесное…

Прибыв в Коломну, Иван Васильевич застал там много гонцов: от сына, от князя Андрея меньшого и всех других воевод. Усталый с дороги, он на все доклады дворецкого Русалки отвечал:

— Буду обедать, потом спать, а проснусь — сперва гонцы от сына и брата, а за ними прочие. Чертежи ратные приготовь, где весь Берег начертан…

Через два часа государь проснулся. Первый гонец от великого князя Ивана Ивановича, ничего не докладывая, передал только небольшой свиток. Государь, сидя за столом, передал его дьяку Василию Далматову и, когда гонец вышел, приказал:

— Читай, а яз по чертежам буду следить.

Сын писал о расположении своих войск, указывал, как и где охраняются переправы, где расставлены пушки, где засады, какие заставы и дозоры его и соседних воевод с левой и с правой стороны.

— Добре, добре, — покрякивая, хвалил государь, — сын-то мне князя Юрья напоминает: смел и скорометлив. В дядю из него воевода выходит…

Такие же краткие грамотки прислали и князь Андрей меньшой и другие воеводы. Слушая все эти доклады о положении дел на Береге и следя в то же время по карте, более часа просидел за столом Иван Васильевич, потом встал, потянулся всем телом и молвил дворецкому:

— Зови всех гонцов.

Вошли все девять человек, которые привезли доклады воевод, и, поклонившись, стали ждать приказаний.

— Каждый передай своему воеводе, что яз скажу сей часец всем воеводам зараз: «Все добре содеяно, токмо дозоры далее выставлять, лазутчиков чаще посылать и вести друг другу, от соседа к соседу, передавать, также ко мне пересылать. Буде же татары на кого нападут у переправ, ближний сосед с левой руки подмогу даст, и пополнять его будет тоже сосед с левой руки, и так до Коломны, где яз стою с великой силой. Также деяти и великому князю Ивану Иванычу — ему тоже подмогу давать, токмо с правой его руки, от Серпухова. Сие к тому ведет, воеводы, что подмога всегда у вас рядом будет. Не пустим на Москву мы татар, воеводы! Будьте здравы, и помогай вам Бог! Вести чаще мне пересылайте…»

Весь июль Иван Васильевич провел в Коломне. За это время татары посылали только разведчиков к Берегу, а сами, разорив и сжегши Венев, стали станом на берегу Осетра, в шестидесяти верстах от Каширы. Передовые их отряды то и дело появлялись в разных местах на правом берегу Оки.

Поведение татар обнаруживало нерешительность и неуверенность. Видимо, они еще не были связаны с главным своим союзником, королем Казимиром, и, не зная его умыслов, хотели выиграть время для связи медленным передвижением…

Иван Васильевич усмехался и говорил воеводам своим:

— Уж не смеет Ахмат идти на нас един! А то, что медлит он, то ему хуже: лето уходит, а зима близится… Во время этого стояния татарского присылала старая княгиня Ивану Васильевичу две грамотки в разное время, печалуясь о молодших братьях его, дабы он их пожаловал, принял бы послов их с челобитной. Но великий князь отказывал…

В середине августа у Ивана Васильевича был духовник его, архиепископ Вассиан ростовский. Печаловался владыка перед государем от себя и от старой княгини о младших братьях, просил о прощении их и пожаловании.

— Как же мне их жаловать, — спрашивал великий князь, — когда измену творят?

Но Вассиан настаивал, много говоря от Писания и от проповеди святых отцов. Наконец Иван Васильевич, якобы убежденный духовником своим, молвил:

— Случись, поеду куда по ратным делам, буду и у матушки в Москве.

— Докончание тогда, государь, соверши с братьями своими…

— Никаких докончаний не сотворю, — резко возразил великий князь. — Что ж, иуды они, токмо ради вотчин святую церковь и Русь защищать? Нету, отец мой! Пускай они ранее исправятся, измену свою искупят боем с погаными. А исправятся, буду их жаловать…

Вскоре после отъезда архиепископа Вассиана из Коломны обратно в Москву, сентября двадцать шестого, прискакали к Ивану Васильевичу гонцы от воевод со всего Берега. Они сообщили, что Ахмат, нигде не приближаясь к Оке, а только разведчиков посылая из своих яртаульных отрядов, нежданно снялся со стана и пошел к литовским рубежам. Никто из воевод причин не указывал, только великий князь Иван Иванович в конце грамотки нерешительно приписал: «Мыслю, государь, не получил ли Ахмат вести от короля? Может, король-то к Угре идет».

Эта приписка поразила Ивана Васильевича, и он прочел ее вслух ближним воеводам своего войска, разглядывавшим вместе с ним карту берегов Оки от Коломны до Калуги.

— А ведь соправитель твой право мыслит! — воскликнул знаменитый воевода Данила Димитриевич Холмский. — Ты же сам, государь, баил нам: не посмеет Ахмат един на един с нами биться…

Среди воевод начались разные догадки и предположения. Некоторые думали, что Ахмат сам пошел в Литву Казимира звать, чтобы потом вместе с королем Оку обойти…

Иван Васильевич сделал знак, и разговоры сразу оборвались.

— Воеводы, — заговорил великий князь, — причин ухода Ахматова искать нам нечего. Просто будем мыслить самое худое для нас. Кто-то из вас баил, что Оку они обойдут. И в сие поверим. Может, и на Москву пойдут за спиной нашей. Самое наихудшее возьмем и будем о сем думать. Поглядите-ка…

Все подошли к столу государя и почтительно остановились возле разложенной карты.

— Устье Угры-то всего в десяти верстах от Калуги, — начал Иван Васильевич. — Перейдя литовские рубежи против Воротынска аль Одоева, татары без помех в Литве через Оку переправятся.

— Истинно, государь, — согласились все.

— Из Литвы же, — продолжал государь, — Ахмат и Казимир по левому берегу Оки пойдут к устью Угры, станут переправы искать…

Иван Васильевич внимательно смотрел в карту, что-то вычисляя.

— Яз мыслю, — заговорил он снова, — мы упредить их можем. Ахмату идти вдоль Оки. Потом войско через нее переправить. Князь же великий Иван из Серпухова, а князь Андрей меньшой из Тарусы напрямки к Калуге погонят. Следом же за ними и все полки отсель, опричь застав, пойдут: одни — к Угре, другие — в Кременец, что на реке Луже. Идите. Утре приказы получите, кому куда идти. Сей же часец к походу готовьтесь…

Отпустив все войска свои к устью Угры и к селу Кременцу, что всего в пятидесяти верстах от речных переправ, Иван Васильевич спокойно выехал на Москву, чтобы уладить дела с братьями, погасить смуту за своей спиной, а самих смутьянов заставить бороться за Русь. Расположение сил большого своего полка у Кременца считал он наилучшим, ибо отсюда не только легко помощь береговым полкам давать, но и путь татарам на Москву заслонять.

Иван Васильевич понимал, что узкую Угру много легче перейти врагу. Посему считал он неразумным держать все свои силы у самой реки, где из-за тесноты нельзя быстро их перестраивать и развертывать.

Из Кременца же легче и быстрей присылать подкрепления в то или иное место у Берега, где татары теснить начнут.

— Видней с Кременца-то, — говорил он воеводам при отъезде своем, — да и спокойней мыслить, где нужней и как лучше по ворогу бить. В Кременце же и яз наши полки догоню. Мыслю, может, и в одно время с вами туда приеду…

Тридцатого сентября великий князь Иван Васильевич уже въезжал со своей тысячей в Москву. Здесь, как в разворошенном муравейнике, в посадах и в Кремле, суета была великая. Люди везли на подводах, тащили на своей спине узлы и сундуки — переправляли все наиболее ценное из добра своего за кремлевские стены каменные и готовились в осаду крепко садиться.

Узнав о прибытии государя, народ бросился к нему, крича «ура» и обступая его. Иван Васильевич остановил коня на Ивановской площади впереди своей тысячи, а народ, сбегаясь со всех сторон, густо вставал кругом так, что нигде и мостовой не было видно.