Великий князь сделал знак рукой, и все кругом стихло.
— Будьте здравы, православные! — громко крикнул он.
— Будь здрав, государь! — загремела толпа.
Иван Васильевич, сделав знак, продолжал в наступившей опять тишине:
— Люди православные! Злоименитый царь Ахмат всю весну и все лето простоял у Берега. Яко волк лютый к стаду, рвался он на Москву, но, видя полки наши, не смел к реке подступить. Ждал все короля Казимира на помощь, а король не пришел…
Иван Васильевич на миг остановился, зорко оглядывая толпу и, возвысив голос, произнес:
— Ныне же в Литву ушел…
— Помог нам Господь! — крикнул кто-то из толпы, но голос его тотчас же потонул в радостных восклицаниях и криках «ура».
Великий князь досадливо махнул рукой и, когда все смолкли, сказал:
— Ушел Ахмат за помощью и может с королем вместе воротиться. И не на Оку они, а на Угру пойдут…
Толпа замерла от волнения, радость ее сама собой потухла. Государь продолжал:
— Яз же послал свое войско навстречу им. Бог даст, и через Угру мы ни татар, ни латынян не пустим…
— Ур-ра! — вырвалось из толпы и сразу оборвалось, когда Иван Васильевич вновь отмахнулся.
— Дни через три-четыре и яз на Угре буду с полком своим. Вы же в осаду на всяк случай садитесь. Бают, на Бога надейся, а сам не плошай…
Государь повернул коня и под приветственные крики поехал, окруженный стражей, к своим хоромам.
После Покрова, октября третьего, выехал Иван Васильевич из Москвы на рассвете. Он спешил очень, так как по его расчетам Ахмат мог подойти к Угре седьмого. Снег еще не выпадал, но земля уже затвердела — кони бежали легко. Ехал государь великим гоном и на третий уж день к обеду был у берега Угры. Войска встретили государя радостно, оживились и духом окрепли. Уверенней стали и воеводы. Государь, назначив сегодня же осмотр войск и расположения их, пошел обедать к сыну в его шатер.
За обедом Иван Иванович спрашивал отца о его братьях, о бабке и прочем.
— Есть ли страх в Москве? — спросил он.
— Есть, сынок, как и у нас с тобой. Русь на весы кладем. Ежели вдруг Казимир придет с Ахматом-то? Токмо не верю в сие. Федор Василич баил мне, что вязнет все более и более Казимир в литовских усобицах.
— А как дяди?
— Сие тоже, сынок, указывает, что Казимир о нас не думает. Одолели меня челобитными братья. Нет у них на него надежды. Матушка моя и митрополит приказали им за Русь стоять, а от меня обещали, что-де пожалую их.
— А другие дела как? — нерешительно спросил Иван Иванович.
— Москва в осаде.
— Нет, не о том яз, о дворе…
— Разумею, сынок. Все гнездо греко-латыньское убрал яз на время подалее от ратных полей. В Белоозеро отослал казну свою, отпустил туда и княгиню Софью с детьми и двором ее, а при них бояре: Василь Борисыч Туча и Андрей Михайлович Плещеев, Василий Ромодановский да дьяк Василий Далматов.
— Добре, государь, — улыбнулся Иван Иванович, — все ты удумал. Будем ныне биться без оглядки назад.
— Истинно, сынок. Братьев-то вборзе яз жду в Кременец, куда повелел им спешно идти…
После обеда Иван Васильевич с сыном и братом Андреем меньшим, окруженный воеводами, поехал вдоль левого берега Угры вверх по течению ее. Полки московские бок о бок стояли здесь от устья Угры почти до Юхнова, растянувшись верст на тридцать, как и по Оке от устья же в сторону Алексина.
Великий князь считал оборону Угры важнее.
— Днесь же, — сказал он воеводам, — сколь при свете еще успеем, оглядеть хочу Угру. А что из огненной стрельбы маэстро Альберти привез? Много ль?
— Много, государь, — ответил Иван Иванович, — и есть пушки легкие, пищали разные. Последние для полевого боя особливо добрые, как яз и все воеводы о сем мыслим. Переносить их нетрудно, а бить можно из десяти зараз.
— Истинно, государь, — подтвердили воеводы. — У татар же ни пушек, ни пищалей нет. Разве Казимир привезет…
Дотемна Иван Васильевич осматривал берег, но и в темноте все же до конца обороны доехал. Понимал он, что всем полкам своими глазами видеть его надобно, а не со слов только других знать. На другой день объехал он и всю оборону левого берега Оки, которая растянулась тоже на тридцать верст.
Подумав потом с воеводами за картой Оки и Угры, выслушав доклады их, как они оборону намечают, одобрил все великий князь, хотя внес кое-где поправки.
— Добре, воеводы, все добре удумано, — говорил он бодро и весело. — Спокоен еду от вас. Токмо дозоры держите крепче, изгоном не пали бы на вас татары…
Иван Васильевич простился со всеми воеводами и, облобызавшись с сыном и братом Андреем меньшим, сел на коня.
— Помогай вам Бог! — крикнул он. — Токмо каждый час, а надобно будет — и каждые полчаса гонцов мне шлите. Да хранит вас и всех воев Господь!
Окруженный своей стражей, поскакал к Кременцу.
Октября восьмого, задолго еще до позднего теперь рассвета, стремянный Никиша Растопчин разбудил молодого великого князя Ивана Ивановича.
— Государь, — говорил он в тревоге. — Татары, государь!
Иван Иванович вскочил с постели, на которой спал в боевом одеянии:
— Гонца зови, гонца сюды!
Откинув полость шатра, вошел гонец.
— Сказывай.
— Татары двинулись, государь. По всему полю идут к берегу…
— Казимир с ними? — перебил гонца молодой великий князь.
— Нетути его, государь.
Иван Иванович перекрестился широким крестом:
— Слава те Господи! Прозорлив государь-то наш, угадал сие…
Вдруг снова тревога охватила его:
— А может, король-то следом идет за ними, а что с левой руки у них?
— Нетути его, государь. Лазутчики наши бают, совсем сюды король не приходил и полков не присылал…
— Никиша, покличь борзо сюды из стражи моей Алешу да воевод прикажи созвать ближних, а перво-наперво князя Данилу Митрича Холмского…
Обратясь к гонцу и вздрагивая от утреннего холода, спросил:
— Далеко ль от нас татары-то?
— Гонцы-то вестовым гоном гнали, государь. Я последний, пятый.
— Значит, верст за сорок от нас…
— Будь здрав, государь, — приветствовал Ивана Ивановича вошедший Алеша. — По приказу твоему.
— Гони немедля, Алеша, в Кременец, к государю, — сказал великий князь, — и доведи ему от меня, что татары к нам на Угру пошли, сей часец верст сорок от нас. Казимир же к Ахмату не приходил и полков своих не дал. Скажи государю, каждый час гонцов слать ему буду. С Богом, спеши!
Из дверей шатра стремянный Никиша доложил:
— Князь Холмский.
— Зови.
Князь Данила Димитриевич вошел.
Гонец, когда знаменитый воевода проходил мимо него, низко поклонился и почтительно молвил:
— Будь здрав, княже.
Князь Холмский приветливо кивнул ему и, обратясь к Ивану Ивановичу, воскликнул:
— Будь здрав, государь! По приказу твоему.
— И ты будь здрав! — ответил ему великий князь.
— О татарах ведаешь?
— Ведаю, государь.
— Король-то с ними?
— Нетути. У собя король-то; бают литовцы, хоша и полки он еще собирает, но сидит у собя: то в Троках, то в Вильне.
— Много раз отец мне сказывал: не будет король ныне воевать, — молвил княжич Иван.
Увидя, что Алеша уж к дверям подошел, Иван Иванович крикнул ему:
— Стой, Алеша! Скажи еще государю, что, мол, лазутчики князя Холмского в Литве узнали, что король-то хоша и собирает еще полки, но все время у собя: то в Троках, то в Вильне. Данила Митрич, еще у тобя ничего нет?
— Нет, государь. Яз уж послал гонца в Кременец.
— Ну, с Богом, Алеша, — сказал Иван Иванович и, обратясь к гонцу от своих дозоров, добавил: — И ты иди…
В шатер, один за другим, стали входить ближние воеводы Ивана Ивановича на думу с ним.
Поздний октябрьский восход солнца начался при холодной, но ясной погоде. Солнце подымалось быстро, и лучи его били в небо, освещая уж и верхушки деревьев на соседних холмах. Солнечные лучи опускались все ниже и ниже и наконец брызнув огнем в глаза воинам, осветили луга и поля, засверкали на кустах и травах.