Изменить стиль страницы

— Пэгги, давай на прежний курс, полетели над этим дурацким лесом, сказал я своей неразлучной спутнице. Вздохнув, она легла на прежний курс, но вскоре отклонилась от него снова.

Теперь у меня не было никаких сомнений — тут было самое настоящее отвращающее заклятье, действующее примерно по принципу заклятья забывчивости, наложенного на Провал. Все это я мог предполагать если судить по своим записям. Я теперь уже не помнил ни о каком Провале, но своим записям не верить не имел оснований. Отвращающее заклятье просто не позволяло никому проходить по той местности, потому-то путники ничего не могли помнить, что там находится.

Я снова велел Пэгги лететь прямо, но та вовсе запрядала ушами, что служило знаком того, что моя лошадь чувствует себя очень неудобно. Она не обладала столь изощренным рассудком, как я, и потому не могла позволить себе просто так игнорировать заклятья. Нет, я не должен насильно толкать ее туда, куда она не хотела направляться.

— Ладно, приземляйся, — велел я, — я один пойду туда. Если я не вернусь, то тогда можешь идти на все четыре стороны. Я сразу хочу выразить тебе глубокую благодарность за годы безупречной службы.

Она резко дернула ушами — моя реплика явно не понравилась кобыле, но приземлилась и позволила мне слезть с ее спины. Сложив крылья, Пэгги выжидательно уставилась на меня.

Я снял со спины лошади свою дорожную котомку. Конечно, идея бродяжничества в одиночку по лесной чаще не слишком нравилась мне, но я хотел надеяться, что отвращающее заклятье так же сильно действует и на всяких хищников.

— Счастливо тебе попастись, — пожелал я лошади.

Она некоторое время смотрела на меня своими большими фиолетовыми глазами, а потом опустила голову и принялась щипать сочную зеленую траву. О, она тут покушает. Конечно, она наверняка чувствовала себя виноватой в том, что не может удержать меня от моего извечного безрассудства. Но она в то же время отлично понимала, что если я сам заварил какую-нибудь кашу, то сам должен ее расхлебывать. Она была очень рассудительной лошадью.

Развернувшись, я решительно вошел в лес. Я даже знал куда идти — в том направлении, в котором мне идти больше всего не хотелось. Эх, сколько воды утекло с тех пор, когда я в последний раз делал то, что мне не хотелось. Вот потому-то теперь я с таким жаром схватился за это.

Через некоторое время мое упорство было вознаграждено — отвращающее заклятье явно перестало на меня действовать. Это можно было сравнить с купанием в холодной воде, когда первый шок уже прошел. Впрочем, мне все еще не нравилось, что я делаю, но теперь это чувство можно было куда как легче перетерпеть. Все казалось теперь не таким сложным, и я продолжил путь вперед.

Тут моим глазам представилось нечто интересное. Это была улитка. Она спокойно ползла через поляну. Потом показалась вторая, передвигавшаяся с точно такой же скоростью. Странным было только то, что двигались улитки непривычно быстро. Я понял, что стал свидетелем необычного зрелища: гонка на скорость среди улиток была явно в самом разгаре. Вообще-то никто не смотрит такие гонки от начала до конца (у кого же хватит терпения?), если только кого-то не заставят это делать в виде наказания. Но эти улитки были подозрительно подвижны.

Вдруг стала сгущаться темнота, и через некоторое время стало темно, как ночью. Высоко в небе я увидел даже самые настоящие звезды. Звезды покружили в воздухе и стали исчезать. И тут снова взошло солнце.

Что-то явно не давало мне покоя.

Тут вдруг я догадался: а почему это все движется с такой скоростью?

Ответ пришел сам-собой: мне кажется, что все происходит быстро потому, что сам я очень медлителен.

Я посмотрел вверх — солнце быстро пересекло аж половину небосклона. Затем я опустил глаза — так и есть, я стоял на песке. Так это зыбучий замедляющий песок.

Все вокруг меня двигалось своим нормальным чередом, только мое восприятие изменилось.

Отвращающее заклятье явно не могло меня остановить. И тут я столкнулся с волшебством иного характера. Кто-то предусмотрительно щедрой рукой насыпал зыбучие пески, а я так глупо, не глядя под ноги, сразу наступил в этот песок. Конечно, я выйду из этого песка, но сколько времени у меня на это уйдет. А тем временем какое-нибудь другое несчастье запросто обрушится на меня.

Я попытался двинуться вперед, потом назад. Спереди было песка в три раза больше, чем сзади — по длине шагов, которые мне нужно было сделать. Но то, чтобы преодолеть это расстояние, у меня уйдет много времени. Меньше времени займет отступление назад, но если я это сделаю, то все равно передо мной окажется барьер.

В конце концов я догадался, что должен делать. Ведь в бытность свою королем во время скитаний по просторам Ксанта я собрал колоссальную коллекцию разных диковинок. Кое-что я захватил с собой в это путешествие.

Сунув руку в котомку, я выудил за горлышко бутыль. Я, конечно же, не мешкал, но за это время солнце уже дважды успело сесть и снова взойти. Наконец я вынул из бутыли затычку — там был ускоряющий песок — и бросил щепоть под ноги. Теперь два совершенно противоположных вида песка как бы нейтрализовывали действие друг друга, все теперь должно было пойти нормальным чередом.

Но на это у меня ушло — страшно сказать — трое суток. К счастью, сроки меня не поджимали, да и проголодаться я не успел, поскольку мой организм также как бы заторможен. Но все равно: осторожность — дело никогда не лишнее.

Теперь мои сомнения рассеялись окончательно: замок Ругна должен находиться именно где-то здесь. Я вспомнил про короля Ругна, волшебным даром которого было использование волшебных свойств вещей для нужд защиты замка. Этот волшебный дар был чем-то схож с волшебный даром короля Эбнеса. Различие между ними состояло в том, что Эбнес использовал волшебство неодушевленное, а король Ругна — магию живых существ. Конечно, песок нельзя было отнести к живым существам, но он наверняка тут всегда и лежал, все, что Ругна сделал — это гениально совместил то, что привнес сюда, с тем, что здесь уже было до него. Впрочем, думать было мне больше над этим не с руки — только лишнее время терялось.

Итак, полный вперед. Конечно, время меня не поджимало, но вот только Пэгги могла потерять терпение, ожидая меня. Тут я неожиданно вспомнил, как мы с Марианной тогда заночевали в доме-оборотне, который ночью унес нас очень далеко. Он перетащил нас даже через — как это называется… — в общем, то, что пересекает центральную часть Ксанта. Бедные единороги были наверняка очень удивлены, когда поутру вернулись к нам, чтобы обнаружить пустое место на той площадке, где стоял дом. Интересно, что они подумали о нашем исчезновении? Может быть, и Пэгги теперь решила, что я погиб, поскольку истекало уже три дня? Нет, мне не хотелось думать об этом.

Думая и гадая, я снова позабыл об осторожности и врезался в заросли колючего кустарника с громадными шипами. Хорошо еще, что кусты не были такими высокими, а ведь можно было бы и глаз запросто повредить.

Постояв, я снова двинулся вперед, на сей раз бдительно вертя головой по сторонам и оглядываясь. По пути встречались кустарники самых разных пород. Многие были мне совершенно незнакомы, и я старался обходить их с особым усердием. Я ведь знал, какое волшебство было в них заключено.

Передо мной возникли новые заросли — кустарники там росли ровной линией, листья одного папоротника соприкасались с листьями другого. Я не смог пройти вперед, не коснувшись одного из них.

Но я быстро нашел выход — как следует разобравшись, я перепрыгнул этот барьер. Мое здоровье с возрастом меня все равно не покидало, так что я мог сигать через эти самые препятствия с такой подвижностью, как будто мне было и шестнадцать, и девятнадцать и семьдесят лет.

Но все же одна веточка слегка коснулась моей ноги. Меня тут же подбросило вверх, я забарахтался в воздухе, теряя над собой контроль. Я тяжело плюхнулся на какой-то травянистый склон и покатился вниз, прямо в какую-то грязную глубокую лужу. Ага, значит, я прикоснулся к кусту онемения.